Известие о похищении - Маркес Габриэль Гарсиа - Страница 21

• Предыдущая
• 21/64
• Следующая

Однако министр отверг предложение в том виде, в каком оно было сделано, и Эскобару пришлось сменить тон: в следующем письме он впервые предложил больше, чем требовал сам. За специальную тюрьму он обещал уладить конфликты между различными картелями, бандами и шайками и обеспечить явку с повинной более сотни раскаявшихся наркодельцов – все это открывало кратчайший путь к миру. «Мы не просим ни о помиловании, ни о переговорах, ни о чем-то таком, чего правительство не может нам дать», – писал он. Речь шла просто о добровольной сдаче, «пока все в этой стране призывают к диалогу и жаждут получить политический статус». Эскобар соглашался поступиться даже самым дорогим: «Меня не пугает экстрадиция, я знаю: попадись я живым, меня убьют так же, как убили других».

Стремясь получить как можно больше, Эскобар в то же время активно эксплуатировал тему заложников. В очередном письме он поручал адвокату: «Передай сеньору Сантосу: если он хочет доказательств, что Франсиско жив, пусть сперва опубликует интервью с Хуаном Мендесом, редактором „Америкас Уотч“, а также отчет о пытках, издевательствах и исчезновении людей в Медельине». Однако к тому времени и Эрнандо Сантос уже разобрался в ситуации. Он понял, что на всю эту перепасовку предложений и контрпредложений уходят не только его силы, но и силы его противников. В частности, Гидо Парра к концу октября оказался на грани нервного срыва. Сантос ответил, что не опубликует ни строчки и не станет встречаться с эмиссаром Эскобара, пока не получит неоспоримых доказательств, что его сын жив. Его поддержал Лопес Мичельсен, угрожая, что Почетные граждане вообще откажутся от переговоров.

Угрозы подействовали. Спустя две недели Гидо Парра позвонил Сантосу из какой-то сельской таверны. «Мы с женой едем по автостраде. В одиннадцать будем у вас. Есть приятный десерт, он очень понравился мне и наверняка понравится вам». Эрнандо вздрогнул, подумав, что ему везут сына. Оказалось, это был лишь голос Франсиско, записанный на мини-кассету. Два часа ее не могли прослушать из-за отсутствия подходящего магнитофона, пока кто-то не догадался воспользоваться телефонным автоответчиком.

Пачо Сантос, человек разносторонний, мог бы стать кем угодно, но только не диктором. Он привык говорить с той же скоростью, с какой думал, но мысли порой спешили и переплетались. В тот вечер неожиданно обнаружилось прямо противоположное. Медленным, хорошо поставленным голосом Пачо произносил идеально составленные фразы. Посланий оказалось два: одно предназначалось родственникам, другое было записано для президента неделей раньше.

Чтобы дата записи не вызывала сомнений, похитители заставили Пачо прочитать заголовки свежих газет и допустили оплошность, которой Эскобар мог им не простить. Зато редактор судебной хроники «Тьемпо» Луис Каньон получил возможность блеснуть профессионализмом:

– Его держат прямо в Боготе!

Дело в том, что один из прочитанных Пачо заголовков попал только в часть тиража, распространявшуюся в северных районах столицы. Такая деталь могла стать решающим козырем, если бы Эрнандо Сантос не был противником силового освобождения.

Он словно воскрес. Во-первых, сын одобрил все его действия, направленные на освобождение. Кроме того, из-за буйного характера и неуравновешенности Пачо всегда считался в семье самым ранимым: никто и представить себе не мог, что он сохранит такое самообладание и здравость суждений после двух месяцев заточения.

Эрнандо созвал всех родственников и заставил их слушать запись до самого рассвета. Гидо Парра не выдержал этой пытки и заплакал. Эрнандо подошел к нему, чтобы утешить, и по взмокшей от пота рубашке понял, что адвокат в панике.

– Запомни мои слова, я погибну не от рук полиции, – сказал Гидо сквозь слезы. – Меня убьет Эскобар, потому что я слишком много знаю.

Мария Виктория сострадания не ощутила. Ей показалось, что Парра играет чувствами Эрнандо, пользуется его слабостью и ведет двойную игру. Видимо, почувствовав это, Гидо кивнул в ее сторону и шепнул Эрнандо: «Эта женщина – как лед».

Так обстояли дела к 7 ноября, когда были похищены Маруха и Беатрис, а Почетные граждане оказались не у дел. 22 ноября в торжественной обстановке они передали президенту свое заключение по основным требованиям Подлежащих Экстрадиции, после чего, как было объявлено заранее, Диего Монтанья Куэльяр предложил коллегам распустить группу.

Если президент Гавирия надеялся, что сразу после опубликования указа начнется массовая явка с повинной, то его ждало разочарование. Ничего подобного не случилось. Реакция прессы, отзывы политиков, известных юристов, а также весьма существенные замечания адвокатов Эскобара показали, что указ 2047 требует доработки. Во-первых, он предоставлял судьям слишком широкие возможности для субъективной трактовки самой процедуры экстрадиции. Во-вторых, основные материалы, доказывающие вину преступников, находились за границей, при том, что сотрудничество с США требовало больших усилий, а сроки следствия поджимали. Выход был один: продлить предусмотренные указом сроки расследования преступлений, а контроль за доставкой необходимых доказательств возложить на администрацию президента.

Как и другие, Альберто Вильямисар тоже не нашел в указе ожидаемой поддержки. После обмена мнениями с Сантосом и Турбаем и первых встреч с адвокатами Эскобара Альберто вполне представлял, что происходит. Своевременный, но несовершенный указ не способствовал скорейшему освобождению похищенных женщин. Время шло, а у Вильямисара не было ни новостей, ни свидетельств того, что узницы живы. Его единственной связью оставалось письмо, отправленное через Гидо Парру, в котором Альберто с уверенностью и оптимизмом сообщал, что прилагает все силы для освобождения заложниц. «Знаю, тебе очень тяжело, но не стоит отчаиваться», – писал он Марухе.

В действительности Вильямисар действовал наугад. Он прошел все инстанции и исчерпал все возможности, найдя единственную отдушину – заверения Рафаэля Пардо, что президент планирует подписать дополнения и разъяснения к указу 2047. «Все уже подготовлено», – обнадежил Пардо. Каждый вечер он заходил к Альберто, делился с ним новостями, рассказывал о том, что сделано, но сам, похоже, не представлял себе, что делать дальше. Из вялотекущего общения с Сантосом и Турбаем Альберто понял, что их переговоры тоже застопорились. Гидо Парре он не доверял. Помня его грубые нападки в парламенте, Альберто считал адвоката беспринципным и скользким человеком. К сожалению, хорош или плох, но Гидо был единственным козырем, и Альберто решил использовать его с максимальной выгодой. Ничего другого не оставалось, а время шло.

Альберто попросил экс-президента Турбая и Эрнандо Сантоса устроить ему встречу с Гидо Паррой, с условием, что при разговоре будет присутствовать доктор Сантьяго Урибс, второй адвокат Эскобара, пользующийся репутацией серьезного специалиста. Гидо Парра начал беседу с обычной высокопарностью, но Альберто с сантандерской прямотой сразу опустил его на землю:

– Хватит болтать. Перейдем к делу. Переговоры заглохли из-за того, что все ваши новые условия – сплошное дерьмо. На самом деле все очень просто: преступники должны сдаться и признаться в каком-нибудь преступлении, за которое их можно посадить лет на двенадцать. Так гласит закон, и точка. За это им сокращают срок и гарантируют жизнь. Все остальное – только ваши бредни.

Против такого тона Гидо не возражал.

– Видите ли, дорогой доктор, все дело в том, что правительство обещает не применять экстрадиции, все говорят об этом в один голос, но где это записано в указе?

Вильямисар не стал спорить. Если правительство обещает не применять экстрадиции, и в этом весь смысл указа, то надо убедить правительство исправить неточности. А все эти хитрые разговоры о преступлениях sui generis, отказе от добровольного признания вины и аморальности доносительства – не более чем упражнения в риторике. Сейчас ясно всем: из самого словосочетания «Подлежащие Экстрадиции» следует, что их единственным реальным и безоговорочным требованием остается неприменение к ним закона об экстрадиции. Вильямисар не видел никаких препятствий, мешающих специально оговорить это в указе. Но прежде он потребовал от Гидо такой же ясности и определенности, какой добивались Подлежащие Экстрадиции. Альберто хотел знать, во-первых, каковы полномочия Гидо Парры на переговорах, во-вторых, сколько времени с момента доработки указа потребуется для освобождения заложников. Ответ Гидо был точен:

• Предыдущая
• 21/64
• Следующая