Известие о похищении - Маркес Габриэль Гарсиа - Страница 27
- Предыдущая
- 27/64
- Следующая
Однако через два-три дня Марина вновь вернулась с прогулки в панике. Человек в черном опять долго и пугающе пристально наблюдал за ней, уже не таясь. На этот раз было полнолуние и весь двор заливал фантастически-зеленоватый свет. Слушавший рассказ Монах пытался доказать, что все это ерунда, но говорил как-то путанно, что окончательно сбило с толку Маруху и Беатрис. После той ночи Марина больше не гуляла. Зато драматизм ее рассказов, в которых переплетались фантазия и реальность, оказался настолько велик, что Маруха как-то ночью, открыв глаза, при свете ночника увидела, что Монах сидит как всегда на корточках, но его маска превратилась в череп. Маруха испугалась бы меньше, если б не связала свое видение с приближающейся годовщиной смерти матери 23 января.
Остаток недели Марина не поднималась с постели, страдая от застарелой и, казалось, забытой травмы позвоночника. Как в первые дни, сознание ее помутнело. Маруха и Беатрис вовсю ухаживали за потерявшей ощущение реальности подругой. Почти волоком они водили ее в туалет. Кормили и поили с ложечки, подкладывали под спину подушку, чтобы она могла смотреть телевизор с кровати. С Мариной нянчились вполне искренне и с любовью, а в ответ слышали только упреки.
– Вы видите, как я больна, но вам все равно, – стыдила их Марина. – А я столько для вас сделала…
Порой терзавшая ее беспомощность становилась еще сильнее. Единственной отдушиной в период этого кризиса оставались неистовые молитвы, которые Марина шептала часами без устали, да трепетная забота о ногтях. Спустя несколько дней ей надоело и это, и, бессильно вытянувшись на кровати, Марина выдохнула:
– А… пусть будет так, как угодно Богу.
Вечером 22 января прибыл уже знакомый Доктор. Поговорив с охраной, он внимательно выслушал рассказ Марухи и Беатрис о здоровье Марины. Потом подсел к ней на край кровати. Разговор, видимо, шел серьезный и секретный, они говорили так тихо, что не удалось разобрать ни слова. Когда Доктор покидал комнату, его настроение улучшилось и он пообещал вскоре вернуться.
Съежившись на кровати, Марина время от времени плакала. Маруха попыталась ее утешить, но она, жестом поблагодарив подругу, попросила не вмешиваться и только пожала ей руку окоченевшей ладонью, как делала при всяких приступах тоски. Такая же нежность досталась и Беатрис, пользовавшейся расположением Марины. Поддерживать силы Марине помогала лишь полировка ногтей.
В среду, 23 января, в десять тридцать вечера женщины расселись у телевизора, чтобы посмотреть программу «Энфоке», и приготовились ловить каждое необычное слово, каждую семейную шутку, непредвиденный жест, мельчайшие неточности в тексте песни, за которыми могли скрываться шифрованные сообщения. Но времени на все это у них уже не осталось. Едва зазвучала музыкальная заставка, как дверь открылась, и в комнату в неурочное время вошел свободный в ту ночь от дежурства Монах.
– Пришли за бабушкой, ее переводят в другое место.
Слова прозвучали как настойчивое приглашение. Лежавшая на кровати Марина превратилась в мраморное изваяние с побледневшими губами и взъерошенной прической. Монах обратился к ней, как любящий внук:
– Собирайтесь, бабуля. У вас пять минут.
Он хотел помочь Марине подняться, но она только открывала рот, не в силах произнести ни звука. Правда, с кровати Марина встала без посторонней помощи, достала мешок со своими вещами и, как привидение, почти не касаясь пола, проплыла в душ. Маруха вплотную подошла к Монаху и бесстрашно спросила:
– Вы ее убьете?
Монах поморщился:
– Об этом не спрашивают.
Но тут же опомнился и добавил:
– Я же сказал: ее переводят в более удобное место. Даю слово.
Маруха попыталась любой ценой помешать увезти Марину. Поскольку никого из начальства на месте не оказалось, что само по себе выглядело странно для столь важного дела, Маруха потребовала позвонить кому-нибудь от ее имени. В этот момент в комнату вошел второй охранник. Не говоря ни слова, он отключил телевизор и радиоприемник – последние радости выносили из комнаты. Маруха настаивала, чтобы им позволили хотя бы досмотреть передачу. Ее поддержала Беатрис, но все было тщетно. Охранники удалились с телевизором и приемником, предупредив Марину, что вернутся за ней через пять минут. Оставшись одни, Маруха и Беатрис не знали, что и думать, кому верить, и не могли понять, как эти странные события отразятся на их собственной судьбе.
В ванной Марина провела значительно дольше пяти минут. Когда она вернулась в комнату, на ней был розовый спортивный костюм, коричневые мужские носки и туфли, в которых ее похитили. Костюм был выстиран и только что выглажен. Позеленевшие от сырости туфли выглядели слишком большими – за четыре мучительных месяца ноги Марины усохли на два размера. Бледное лицо покрывал холодный пот, но она все еще сохраняла крупицу надежды.
– Как знать, может, меня освободят!
Какая бы судьба ни была уготована Марине, Маруха и Беатрис, не сговариваясь, решили, что ложь будет выглядеть по-христиански.
– Я в этом уверена, – сказала Беатрис.
– Так и будет, – повторила Маруха и впервые широко улыбнулась: – Это прекрасно!
Реакция Марины удивила. Полушутя-полусерьезно она спросила подруг, что бы они хотели передать домашним. Женщины импровизировали как могли. Марина с еле заметной иронией попросила Беатрис одолжить ей мужской лосьон, подаренный Золотушным на Новый год. Беатрис протянула лосьон, и Марина с удивительной элегантностью смочила им за ушами. Потом наугад, без зеркала, чуть коснулась пальцами седеющих поблекших волос, всем своим видом показывая, что полностью готова ступить навстречу свободе и счастью.
На самом деле она находилась на грани обморока. Пока за ней не пришли, она попросила у Марухи сигарету и села на кровать. Курила Марина медленно, глубоко затягиваясь и миллиметр за миллиметром оглядывая нищий притон, где ей не досталось ни капли сочувствия и где ей не позволяли даже умереть на своей кровати.
Чтобы не расплакаться, Беатрис вполне серьезно повторила Марине все, что хотела передать родственникам: «Появится возможность увидеть мужа и детей – скажи им, что у меня все хорошо и что я их люблю». Но Марина уже уходила в иной мир.
– Об этом не проси. Я знаю, что такой возможности у меня не будет, – ответила она, не глядя на подругу.
Маруха принесла Марине стакан воды и две таблетки снотворного, которых хватало, чтобы проспать три дня. Пришлось придержать стакан, потому что у Марины сильно дрожали руки и она не могла поднести его к губам. На мгновение их взгляды встретились, но и этого хватило, чтобы в глубине блестевших глаз подруги Маруха прочитала: Марина все понимает. Она никогда не забывала, кто она, какие долги за ней числятся, и догадывалась, куда ее увозят, а последним в своей жизни подругам просто подыгрывала в благодарность за их сострадание.
Марине принесли новую маску из розовой шерсти в тон костюму. Перед тем как надеть ее, она обняла и поцеловала Маруху. В ответ Маруха перекрестила подругу и прошептала: «Держись». Обнимая и целуя Беатрис, Марина благословила ее: «Храни тебя Бог». Верная своей роли Беатрис продолжала игру:
– Я так рада, что ты увидишь семью.
Марина ушла с охранниками, не проронив ни слезинки. В маске, надетой задом наперед, так что отверстия для глаз и рта были на затылке, она ничего не могла видеть. Монах вывел Марину из дома, пятясь и держа ее за руки. Марина шагала твердо. Второй охранник запер дверь снаружи.
Маруха и Беатрис неподвижно стояли перед запертой дверью, не зная, что делать, пока не услышали шум мотора, постепенно исчезающий вдали. Только тогда стало понятно, что телевизор и приемник отобрали, чтобы они не узнали, чем закончится эта ночь.
- Предыдущая
- 27/64
- Следующая
