Известие о похищении - Маркес Габриэль Гарсиа - Страница 53
- Предыдущая
- 53/64
- Следующая
– Послушайте, падре! Почему бы вам не вмешаться в это дело и не помочь Эскобару сдаться?
Вопрос был задан без предисловий и вроде бы ни с того ни с сего. «Это было как послание свыше», – вспоминал он позднее, говоря о Боге с привычной почтительностью слуги и уверенностью друга. На священника эти слова подействовали, как выстрел в самое сердце. Он побледнел как мертвец. Беседовавшего с ним доктора Патарройо поразили горящие энергией глаза священника и его деловая хватка. Но он не слышал заданного по дороге вопроса. Зато спутники Гарсии Эррероса восприняли все иначе. «Падре словно витал в облаках, – вспоминает его друг-антьокец. – Во время разговора с доктором он не мог думать ни о чем, кроме моих слов, а уходя, так спешил, что я испугался». Друг-благодетель решил даже отвезти падре на выходные отдохнуть в Ковеньясе, популярном курорте на берегу Карибского моря, где сидят в теплой воде тысячи туристов и где кончается нефтепровод, подающий двести пятьдесят тысяч баррелей сырой нефти в день.
Падре не мог успокоиться ни на минуту. Он почти не спал, вскакивал из-за стола посреди обеда, днем и ночью часто ходил по пляжу. «О, море в Ковеньясе! – кричал он сквозь грохот волн. Сумею ли я? Должен ли я сделать это? Ты все знаешь, скажи, не сгинем ли мы в наших устремлениях?» После этих нервных прогулок он возвращался в дом совершенно спокойным, словно и впрямь получил от моря ответ, и начинал обсуждать со своим гостеприимным хозяином мельчайшие детали предстоящего проекта.
Ко вторнику, вернувшись в Боготу, падре уже имел представление, что ему делать, и окончательно успокоился. В среду он вернулся к привычному распорядку: проснувшись в шесть утра, принял душ, надел черную сутану с клериканским воротничком, поверх нее, как всегда, белый плащ-накидку и начал обсуждать текущие вопросы с Паулиной Гарсон, своей бессменной секретаршей на протяжении половины жизни. В тот вечер его телевыступление было посвящено другой теме, не имевшей никакого отношения к завладевшим его мыслями делом. В четверг утром доктор Патарройо, как и обещал, дал положительный ответ на предложение о сотрудничестве. Падре не стал обедать. Без десяти семь он приехал в студию «Интрависион», откуда транслировалась его программа, и прямо перед камерой выступил с импровизированным обращением к Эскобару. Эти шестьдесят секунд полностью изменили его оставшуюся жизнь. После возвращения домой на него обрушились телефонные звонки со всей страны и лавина журналистов, с того вечера уже не терявших его из виду, пока он не выполнил свое обещание отвести Пабло Эскобара за руку прямо в тюрьму.
Развязка приближалась, но прогнозы оставались весьма смутными; общество разделилось на две части: большинство верило, что добрый монах – святой, но были и такие, кто считал его полусумасшедшим. В действительности, многое в его жизни свидетельствовало о здравом уме священника, В январе падре отметил восемьдесят второй день рождения, в августе исполнялось пятьдесят два года с тех пор, как он принял сан, и среди влиятельных колумбийцев он, безусловно, оставался единственным, кто никогда не мечтал стать президентом страны. Седая голова и белая шерстяная накидка поверх сутаны завершали образ одного из самых уважаемых в стране людей. Он сочинял стихи, в девятнадцать лет опубликовал книжку, потом, тоже в молодые годы, еще одну – под псевдонимом Старец. Затем последовала давно уже забытая премия за сборник рассказов и сорок шесть наград за общественную деятельность. И в горе, и в радости он всегда твердо стоял на ногах, любил светские развлечения, умел рассказывать и слушать анекдоты на любые темы, а в минуты откровений обнаруживалась его суть, обычно скрытая под пастушеской накидкой, – сантандерец до мозга костей.
Жил падре в крайне суровых условиях в пастырском доме прихода Сан Хуана Эудеса, в комнате с протекающим потолком, который не позволял латать. Спал на дощатой кровати без матраса и подушки, под покрывалом из цветных лоскутков в форме домиков, сшитым для него сердобольными монашками. Несколько раз ему предлагали перьевые подушки, но он отказывался, считая, что это противоречит Закону Божьему. Падре носил одну пару обуви, одну смену белья и неизменную белую накидку до тех пор, пока ему не дарили что-то новое. Ел мало, но с удовольствием, и умел ценить хорошие блюда и марочные вина, однако избегал приглашений отобедать в шикарном ресторане, чтобы никто не подумал, будто он платит сам. Однажды он увидел па пальце некой знатной дамы перстень с бриллиантом величиной с миндаль и заметил, глядя ей прямо в глаза:
– Такого сокровища мне хватило бы, чтобы построить сто двадцать домиков для бедняков.
Смущенная дама не знала, что ответить, а на следующий день прислала падре свой перстень вместе с сердечным письмом. На сто двадцать домиков денег, конечно, не хватило, но в конце концов падре их все же построил.
Паулина Гарсон де Бермудес родилась в Чипате, в Южном Сантандере, и в 1961 году пятнадцатилетней девушкой приехала вместе с матерью в Боготу, запасшись рекомендациями как хорошая машинистка. Так оно и было, зато она не умела пользоваться телефоном и делала столько орфографических ошибок, что ее труды невозможно было прочесть с первого раза. Однако, стремясь быть полезной падре, Паулина хорошо освоила и телефон, и орфографию. В двадцать пять лет она вышла замуж и родила сначала сына Альфонсо, потом дочь Марию Констансу – оба они стали инженерами-конструкторами. Паулине удалось так пристроить детей, чтобы не прекращать работу с падре, который передавал ей все больше прав и обязанностей. В результате он уже не мог обойтись без верной секретарши и начал брать ее с собой в поездки по стране и за рубеж, правда не одну, а с еще одним священником. «Чтобы избежать сплетен», – поясняла Паулина. Она ездила с ним повсюду, хотя бы просто для того, чтобы надевать и снимать священнику контактные линзы, с которыми он никогда не мог справиться сам.
В последние годы падре оглох на правое ухо, стал вспыльчивым и сильно переживал из-за частичных провалов памяти. Во время молитвы он постепенно отходил от классических текстов, с упоением посвященного громко импровизируя что-то свое. Его слава блаженного росла вместе с верой людей в его сверхъестественную способность общаться с водными потоками и управлять ими. Ясная позиция падре в деле с Пабло Эскобаром заставила многих вспомнить слова, сказанные им в августе 1957 года после возвращения в страну генерала Густаво Рохаса Пинильи, готового предстать перед судом парламента: «Когда человек отдает себя в руки закона, он заслуживает глубокого уважения, даже если виновен». Когда перед самой смертью падре на очередном с трудом организованном «Миллионном Банкете» его друг спросил, что падре будет делать потом, тот ответил, как девятнадцатилетний юноша: «Мечтаю растянуться на лугу и смотреть на звезды».
На следующий день после своего телеобращения, без предупреждения и предварительной договоренности падре Гарсия Эррерос появился в тюрьме Итагуи, чтобы узнать у братьев Очоа, что можно сделать для сдачи Эскобара. На братьев Очоа он произвел впечатление святого с одним единственным недостатком: более сорока лет падре общался с людьми посредством ежедневных проповедей и не имел представления о делах, которые в обществе обсуждать не принято. Решающим стало мнение дона Фабио, считавшего, что падре послан провидением. Во-первых, с ним Эскобар не будет оттягивать встречу, как с Вильямисаром. Во-вторых, образ чудотворца сможет убедить сдаться и всю команду Эскобара.
Через два дня падре Гарсия Эррерос сообщил прессе, что установил контакт с организаторами похищений и выразил надежду на скорое освобождение журналистов. Вильямисар немедленно встретился с падре в студии передачи «Минута с Господом». Он сопровождал падре в следующей поездке в тюрьму Итагуи, где в тот же день начались томительные секретные переговоры, которые должны были завершиться сдачей Эскобара. Все началось с письма, продиктованного падре в тюремной камере братьев Очоа и отпечатанного Марией Лиа на машинке. Стоя перед ней, падре, как всегда, без подготовки диктовал привычным назидательным тоном со знакомым по телевизионным проповедям сантандерским акцентом. Он предложил Эскобару вместе искать пути к миру в Колумбии. Выражал надежду, что правительство назначит его, падре, гарантом «соблюдения твоих прав и прав твоей семьи и друзей». Но предупреждал, чтобы Эскобар не требовал от правительства невозможного. Прежде чем закончить «искренним приветом», падре сформулировал практическую цель своего письма: «Если ты считаешь, что мы можем встретиться где-нибудь в безопасном для нас обоих месте, скажи мне».
- Предыдущая
- 53/64
- Следующая
