Вождение вслепую - Брэдбери Рэй Дуглас - Страница 11

• Предыдущая
• 11/43
• Следующая

Мясника так и перекосило при виде этого жертвоприношения.

— Боже праведный! — вскричал он. — С Жанной д'Арк и то лучше обошлись! Что рекомендуется с этим делать — набивать трубку или жевать?

— Вы лучше посмотрите на свою порцию! — со смехом ответил я. — Она, по-моему, еще дышит!

Когда я пытался жевать свой бифштекс, он шуршал, будто ломкий осенний лист.

Стадлер, как У. К. Филдз,[13] прорубался сквозь живое мясо и тянул за собой каноэ.

Его бифштекс напрашивался на заклание. Мой — на предание земле.

Смаковать такую еду не имело смысла. Очень скоро нас охватило беспокойство, потому что оба чувствовали: придется опять начинать беседу.

Мы ужинали в гнетущем молчании, как старик со старухой, удерживаемые вместе только горечью забытых размолвок, причины которых тоже забылись, оставив после себя досаду и глухую злость.

Чтобы хоть как-то заполнить паузы, мы просили друг друга передать масло. Потом заказывали кофе — это тоже требовало каких-то слов. Наконец каждый из нас откинулся на спинку кресла и, глядя поверх белоснежного льняного поля, салфеток и столовых приборов, уставился на совершенно постороннего человека. Ни с того, ни с сего — вспоминаю этот момент с содроганием — я услышал собственный голос:

— Когда вернемся домой, надо будет непременно встретиться: сходим куда-нибудь поужинать, вспомним эту поездку. Флоренция, солнце, живопись… Договорились?

— Да. — Он опустил свой бокал. — То есть нет!

— Что-что?

— Нет, — без обиняков повторил он. — Зачем кривить душой, Леонард? Там, дома, мы толком друг друга не знали. Да и здесь нас ничто не связывает, просто оба поехали отдохнуть и оказались в одно и то же время в одном и том же месте. Поговорить — и то не о чем, общих интересов никаких. Черт, жаль, конечно, но так и есть. Назначили эту встречу из лучших побуждений или уж не знаю из-за чего. Каждый бродил в одиночку по чужому городу, да и сейчас каждый сам по себе. Прямо как в анекдоте: двое встретились ночью на кладбище, хотели обняться — и прошли друг дружку насквозь. Похоже, верно? Зря мы себя обманываем.

У меня поплыло перед глазами. Зажмурившись, я чуть не поперхнулся от негодования, а потом шумно выдохнул:

— Спасибо за откровенность. В жизни не встречал такого человека, как ты.

— Терпеть не могу откровенность и здравомыслие. — Тут он зашелся смехом. — Весь день пытался тебе дозвониться из города.

— А я — тебе!

— Хотел отменить эту встречу.

— Я тоже!

— У тебя было занято.

— А у тебя никто не отвечал.

— Ну и дела!

— С ума сойти!

Запрокинув головы, мы так хохотали, что чуть не выпали из кресел.

— Вот это номер!

— Целиком и полностью с тобой согласен, — сказал я голосом Оливера Гарди.

— По такому случаю надо заказать еще шампанского!

— Официант!

Мы еле-еле сдерживали смех, пока официант наполнял наши бокалы.

— Нет, кое-что нас все-таки связывает, — сказал Гарри Стаддер.

— Интересно, что же?

— Этот нелепый, идиотский, дурацкий, прекрасный день, от полудня до вечера. Мы всю оставшуюся жизнь будем рассказывать про это знакомым. Как я предложил вместе поужинать, а ты из вежливости согласился, как мы оба пытались отменить встречу, как пришли в ресторан, клокоча от злости, как наговорили друг другу глупостей и как в один миг… — Он не договорил. В глазах блеснула предательская влага, голос дрогнул. — Как в один миг все встало на свои места. Что греха таить: лед растопился из-за этих самых глупостей. И если мы вовремя отсюда уйдем, то можно будет считать, что вечер вполне удался.

Я чокнулся с ним своим бокалом. Нелепость положения никуда не делась, но теперь и на меня нахлынула какая-то теплота.

— Так что по возвращении домой — никаких ужинов.

— Ни-ни.

— Больше не придется вести натужные беседы ни о чем.

— Как-нибудь перекинемся парой слов о погоде — и все.

— Не будем приглашать друг друга в гости.

— За это надо выпить.

— Между прочим, вечер не так уж плох. Что скажешь, старина Леонард Дуглас, мой постоянный покупатель?

— За Гарри Стадлера. — Я поднял бокал. — Куда бы не повела его судьба.

— За меня. И за тебя.

Мы выпили шампанского и посидели минут пять в тепле и блаженстве, как друзья детства, которые вдруг выяснили, что когда-то боготворили одну и ту же прекрасную библиотекаршу, которая прикасалась к их книгам и трепала по щеке. Но воспоминания уже рассеивались.

— Кажется, будет дождь, — сказал я, достав бумажник.

Стадлер бросил на меня такой выразительный взгляд, что мне волей-неволей пришлось вернуть бумажник в карман пиджака.

— Спасибо. Доброй ночи.

— Тебе спасибо, — ответил он. — Как бы там ни было, теперь я не один.

Я опустошил свой бокал, удовлетворенно вздохнул и, повинуясь какому-то порыву, взъерошил редкие волосы Стадлера, а потом стремительным шагом направился к выходу.

В дверях я обернулся. Он это заметил и гаркнул на весь зал:

— Не узнали?

Я притворно помедлил, поскреб в затылке, будто напрягая память, а потом указал на него пальцем и провозгласил:

— Хозяин мясной лавки!

Он поднял бокал:

— Точно! Ваш мясник!

Поспешно сбежав по лестнице, я прошагал по паркету наборного дерева — слишком роскошному, чтобы попирать его ногами. На улице меня встретила гроза.

Подставив лицо дождю, я сделал несколько шагов.

Как ни странно, пришло мне в голову, я теперь тоже не один.

Вымокший до нитки, я засмеялся, втянул голову в плечи и побежал к себе в гостиницу.

Почтальон едва не расплавился от зноя, пока брел по тротуару под обжигающим летним солнцем, роняя капли с потного носа и придерживая объемистую кожаную сумку потной ладонью.

— Так, поглядим. Это у нас дом Бартона. Сюда три письма. Одно — Томасу, другое — его женушке Лидди, а третье — бабке. Стало быть, жива еще? Ох уж это старичье, ничто их не берет.

Он бросил письма в ящик и остолбенел.

До его ушей донесся львиный рык.

Почтальон отпрянул, вытаращив глаза.

Тугая дверная пружина исполнила душераздирающую мелодию.

— Доброе утро, Ральф.

— Мое почтение, миссис Бартон. Неужто вы льва взяли в дом?

— Что?

— Льва взяли, говорю. На кухне держите?

Она прислушалась.

— Ах, вот вы о чем! Нет, это наш «мусорганик». Ну, вы понимаете, утилизатор органического мусора.

— Не иначе как супруг ваш прикупил.

— Он самый, кто ж еще? Вы, мужчины, до техники сами не свои. Такой агрегат даже косточки сожрет — и не поперхнется.

— Вы с ним поосторожней. Не ровен час — он и вас заглотит.

— Не посмеет. Я же известная укротительница, — засмеялась хозяйка и прислушалась. — Ого, и вправду ревет, как лев.

— Видать, оголодал. Ну, всего наилучшего. — И почтальон растворился в утренней жаре.

Лидди, размахивая письмами, взбежала по лестнице.

— Бабуля! — Она постучала в дверь. — Тебе письмо.

Дверь молчала.

— Бабуля? Ты тут?

После долгой паузы из комнаты послышался сухой скрип:

— Тут.

— Что поделываешь?

— Много будешь знать — скоро состаришься.

— Ты все утро у себя в комнате просидела.

— Да хоть бы и весь год, — огрызнулась бабуля.

Лидди подергала дверную ручку.

— Ты, никак, заперлась?

— Ну, заперлась.

— К обеду-то спустишься, бабуля?

— Еще чего! И к ужину не спущусь. Ноги моей внизу не будет, пока на кухне торчит этот окаянный костогрыз. — Через замочную скважину поблескивал колючий взгляд, который так и буравил внучку.

— «Мусорганик», что ли? — засмеялась Лидди.

— Я слышала, что сказал письмоносец. Ни прибавить, ни убавить. В моем доме львам не место! Вот, слушай! Муженек твой балуется.

• Предыдущая
• 11/43
• Следующая