Криминальные Аборты - Ломачинский Андрей Анатольевич - Страница 5

• Предыдущая
• 5/34
• Следующая

«Вставай, Маринка, одевай трусы и иди домой — аборт тебе сделан, вон сколько гадости из тебя вышкреб. Эти красные ошметки и есть твой недоделанный детеныш. Да ты не расстраивайся, все хорошо, а я никому не скажу!» Полторак был явно доволен честно выполненной работой. Маринка кое как встала и надела трусы, которые тут же напитались кровью, только почему-то больше сзади. Следя за собой частым дождиком красных капель, она шатаясь вышла во двор, кое как доковыляла до калитки и медленно побрела вдоль забора по темной улице в свою сторону. Но как вы знаете, до дома она не дошла, свалилась через пару сотен метров и там же умерла. А как вы хотели, если у нее ближний к анусу участок прямой кишки через задний проход так варварски поотдирали, а сплетение геморроидальных вен превратили в рваные лохмотья. Такая травма в обычных условиях с жизнью несовместима.

Конечно полувековая мужская девственность сама по себе тяжелый случай, но от элементарного знания женской анатомии никак не освобождает — нормальные лица мужского полу этак на заключительных этапах детского сада уже свободно ориентируются, где у девочек письки, а где попки. И уж подобная профанация в столь базисных вопросах мироустройства никак не освобождает от уголовной ответственности.

Ну это тело выглядело впечатляюще, такое на всю мирную жизнь запоминается. Похоже, что нам ее сгрузили не с привычной труповозки-микроавтобуса, а с неведомой машины времени. Привезли точно из середины Второй Мировой Войны — или из концлагеря, или из блокадного Ленинграда. Помните этих ужасных дистрофиков? Если мельком глянуть на них, то не сразу определяешь, где мужчина, а где женщина — некие бесполые скелеты. Полнейшее истощение. На месте грудей, да и самих грудных мышц, глубокие провалы межреберных щелей. Шея настолько тонкая, что само тело кажется неким искусственным Буратино, вышедшем из-под руки скульптора с очень дурным вкусом. Крайняя дистрофия обратила мышцы в ленточки, и под тонкой тряпичной кожей их совсем не видно — колени кажутся громадными узлами на прямых, тонких как запястья, ногах-палках. То же впечатление на локтях и пальцах. Из-за истонченной, кажется до полного отсутствия, лицевой мускулатуры, щеки впалы, а рот и глаза приоткрыты, что навевает картину некого предсмертного адского страдания, запечатленного путем такой вот объемной фотографии. Ну хватит играть в эстетствующего судмедэксперта — если глянуть на низ живота, то сразу возникает здоровый профессиональный интерес. В надлобковой области, из ямой провалившейся брюшной стенки, выпирает нечто. Такое чувство, что перед смертью она проглотила баскетбольный мяч — сюрреалистическое дополнение к картине страшного голода. Так, ничего пока не режем, давайте эту балерину сначала на весы. Ого! Аж тридцать девять килограммов на метр семьдесят восемь. А если выкинуть четыре-пять кило, на то что у нее в пузе, сколько же остается собственного весу? 35 килограмчиков на такой рост — невероятно! И это в доме, полным еды. А ведь недавно здоровая была баба. Вот книжка с ее поликлиники — два года назад 97 кило. Не просто рослая, а еще при весьма пышных телесах. Глядя на этот труп, такое представлялось с трудом.

Полтора года назад Нелька действительно была знойной молодой женщиной округлых форм. Оптимистка и хохотушка, она своего лишнего веса совершенно не стеснялась. Диеты и ограничения на сладкие блюда ей были чужды, равно как ограничения на сладкие утехи. В Ленинград она приехала давно, тогда в свои ранние 17 лет, устроившись работать по лимиту маляром-штукатуром. Уже тогда Нелька была отнюдь не тихоня, хоть и неисправимая провинциалка. Нравы второй столицы быстро придали ей некоторого поверхностного лоска, хотя и не тронули основного клубка дремучей сельской простоты, что сидела ядром в ее душе. Все бабоньки из ее бригады были Нельке друзья. Каких-либо сложных хитросплетений в людских отношениях она просто не замечала, и наверное поэтому в ее комнате всегда было весело и шумно. Соседка, долговязая Наташка, полная Нелькина противоположность, с таким образом жизни смирилась, пожалуй единственное, что ее искренне огорчало, так это несхожесть их размеров — это исключало периодический обмен гардеробами для пущего щегольства. Водка и мальчики в их общаге были не в диковинку, равно как и периодические культпоходы в вендиспансер и женскую консультацию.

В неполные восемнадцать Нелька получила первый свой фингал, за якобы переданную гонорею. На самом деле никакой гонореи тогда у нее не нашли, а нашли свежий острый трихомоноз и шестинедельную беременность. Нелька быстро из обвиняемой перешла в обвинители и обидчику спуску не давала, взяв того на пушку по двум статьям — она пугала его одновременной сдачей в вендиспансер и надвигающимися алиментами. Кавалер такой атаки не выдержал и буквально на десятый день прессинга смылся из Ленинграда куда-то, оставив после себя богатое наследство в виде радиолы, старого бобинного магнитофона, телевизора и холодильника. Исчез странно, практически не попрощавшись. В последний день принес Нельке четыреста рублей денег и еще один магнитофон — кассетную «Весну», которая постоянно жевала пленку. Что-то говорил о море, какой-то путине, длинном рубле и старых друзьях. Все ждали официальных объяснений с отвальной. Но он никому ничего не поставил, а просто выписался из общаги и исчез. От такой роскоши девки устроили пир на весь мир, а в ближайшую среду Нелька не вышла на работу по поводу первого «абортного» больничного. Среда для таких дел самый лучший день — есть возможность дополнительно поваляться в выходные.

Нелька быстро разобралась в мальчиках-лимитчиках, правда общажные залеты не прекратились. От тихого Славика она забеременела на свое двадцатилетие — пили-гуляли большой компанией, а как до дела дошло, то оказалось, что вроде все «заняты». Щуплый и маленький, он Нельке едва доставал до уха. Весь вечер она почти не обращала на Славика внимания, считая его случайным гостем со стороны и уж явно себе не парой. А получилось, что его же на ночь и оставила — все разошлись, а он как к стулу прилип. Правда больше никой любви с ним не было — на следующее утро чуть до драки не дошло с его подругой, которая облазила всю общагу в поисках загулявшего возлюбленного. Из-за этой глупой ссоры Нелька дотянула с абортом почти до конца третьего месяца, как будто желая показать своей сопернице, кто теперь хозяин положения. Однако Славик снял где-то хату, похоже вместе со своей невестой, и они в общаге больше не появлялись. Искать же их ради продолжения скандала Нелька сочла глупым и пошла «облегчаться» во второй раз. Аборт прошел с некоторым осложнением в виде температуры, и ей пришлось задержаться в стационаре на пять лишних дней. Там же выслушала гневную отповедь старой гинекологши о «какого черта дотянутом сроке» и небольшую лекцию о правильном подмывании, ведении календаря с крестиками и «вакууме» — сравнительно безопасном методе вакуумной экстракции зародыша на первых днях задержки менструации.

Менструация! Как много значит это не слишком поэтическое слово для женщины! Категория поистине архитипическая, апофеоз детородной функции, да и физиологически это драма — кровавые слезы матки о несостоявшейся беременности. Месячка, менстра, течка — понятие наполненое совершенно особым смыслом, отделенным от мужского и детского умов магической стеной сакрального, исключительно женского бытия. Ее всегда так трепетно ждут, а когда она приходит, то с такой же силой ненавидят. Ненавидят за усталость и раздражительность, за вонь и головную боль, за прыщи и спазмы внизу живота, за кровь, когда страшно смотреть в унитаз, где не дай бог « аж кусками», за то что между ног трет, за таблетки, за грязные ночнушки и простыни в пятнах, за невозможность быть с мужчиной и за трудности все это ему объяснять. А в советское время неизбежным атрибутом менструации были еще и прачечные заботы — ареал обитания Тампаксов и Котексов на территорию Советского Союза не заходил, а подкладки с крылышками строго ассоциировались с чем-то техническим, с ремонтом оборудования на производстве. Вата, марля и тряпки — вот символы социалистической менструации, а фраза «я потекла» — ее лозунг! Пожалуй закончим оду этому физиологическому процессу и вернемся в Нелькину общагу.

• Предыдущая
• 5/34
• Следующая