Электрическое тело пою! - Брэдбери Рэй Дуглас - Страница 4

• Предыдущая
• 4/63
• Следующая

— Что мы несем! Почему никто не придержал дверь, пока он там стоял?

— Он нас ошарашил, вот почему. Он появился неожиданно. Я хочу сказать, мы ведь здесь ничего не делали, верно?

— Мы слишком громко разговаривали, — предположил Тимолти.

— Ну и разговаривали, что из этого, черт возьми? — сказал Кэйси. — Да этот фигов лорд вышел из нашей же среды!

— Ш-ш-ш, не так громко, — сказал Тимолти.

Кэйси понизил голос:

— Давай подкрадемся к двери и…

— А что толку, — сказал Нолан. — Теперь он все равно знает, что мы здесь.

— Подкрадемся к двери, — повторил Кэйси, оскалившись, — и вышибем ее.

Дверь снова отворилась.

На порог упала тень хозяина, и мягкий терпеливый болезненный голос спросил:

— Послушайте, что же вы все-таки тут делаете?

— Ваша светлость, здесь… — начал было Кэйси и осекся, побледнев.

— Мы пришли, — выпалил Мэрфи, — мы пришли… чтобы спалить этот дом!

С минуты его светлость смотрел на мужчину, на снег; рука спокойно лежала на дверной ручке. Он закрыл глаза, подумал, после молчаливой борьбы справился с дергающимися веками обоих глаз, а потом произнес:

— Гм-м, в таком случае, вы уж лучше войдите.

Мужчины ответили, что это было бы здорово, замечательно, то, что надо, и уже двинулись было вперед, когда Кэйси заорал: «Стойте!» А потом обратился к человеку в дверном проеме:

— Мы войдем, когда придем в норму и будем готовы.

— Очень хорошо, — сказал старик. — Я оставлю дверь незапертой, и когда вы решите, что пора, входите. Я буду в библиотеке.

Оставив дверь приоткрытой на полдюйма, старик удалился, А Тимолти воскликнул:

— Когда мы будем готовы? Господи Иисусе, да когда мы будем готовы больше, чем сейчас? Прочь с дороги, Кэйси!

И все они вбежали на крыльцо.

Услышав шум, его светлость обернулся, чтобы взглянуть на них, и они увидели его лицо. Это было мягкое лицо, которое нельзя было назвать недружелюбным; лицо, как у старого гончего пса, видевшего много охот, много убитых лис и столько же удравших, который раньше хорошо бегал, а теперь на старости лет приобрел мягкую, шаркающую походку.

— Джентльмены, вытирайте, пожалуйста, ноги.

— Уже вытерли. — И все аккуратно стряхнули с туфель снег и грязь.

— Сюда, — сказал его светлость, отступая в сторону. Его прозрачные бледные глаза тонули в морщинках и складках — слишком много лет он пил бренди — щеки яркие, как вишневое вино.

— Я принесу всем выпить, и мы посмотрим, что можно сделать с этим вашим… как вы выразились… поджогом усадьбы.

— Вы — само благоразумие, — восхищался Тимолти, следуя за лордом Килготтеном в библиотеку, где хозяин всем налил виски.

— Джентльмены, — старческие кости утонули в глубоком кресле с подголовником, — джентльмены, выпьем.

— Мы не будем, — сказал Кэйси.

— Не будем? — задохнулись все вокруг, сжимая в руках бокалы.

— Мы совершаем здравый поступок и должны быть в здравом уме, — сказал Кэйси, стараясь не встречаться с ними взглядом.

— Кого мы слушаем? — спросил Риордан. — Его светлость или Кэйси? — В ответ все поставили пустые бокалы на стол и начали кашлять и задыхаться. Лица их налились красным, что, безусловно являлось свидетельством мужества. Они повернулись к Кэйси, и разница стала еще заметней. Кэйси залпом выпил вино, чтобы не отставать от товарищей.

Старик между тем потягивал виски, и что-то простое и спокойное в его манере пить словно отшвырнуло их в дублинскую бухту и захлестнуло волнами. Они барахтались, пока Кэйси не спросил:

— Ваша светлость, вы слышали что-нибудь о Горе-Злосчастье? Я имею в виду не Кайзеровскую войну на море, а наше собственное великое Горе-Злосчастье и Мятеж, который захватил даже наш город, наш трактир, а теперь вот и особняк.

— Множество тревожащих обстоятельств доказывают, что сейчас неблагополучные времена, — сказал его светлость. — Я хочу сказать, что чему быть, того не миновать. Я знаю всех вас. Вы на меня работали. Я думаю, что достаточно вам заплатил.

— В этом нет сомнения, ваша светлость. — Кэйси выступил вперед. — Но старым порядкам приходит конец, и мы уже слышали о том, как старые дома под Тарой и крупные поместья под Килламандрой пылают во имя независимости.

— Чьей независимости? — спросил старик, смягчившись. — Моей? Во имя освобождения от обязанностей по домашнему хозяйству? Ведь мы с женой носимся по этому дому с быстротой воды в унитазе. Или… впрочем, продолжайте. Когда бы вы хотели сжечь этот особняк?

— Если это не очень побеспокоит вас, сэр, то прямо сейчас, — сказал Тимолти.

Старик, казалось, еще глубже погрузился в кресло.

— Ну, милые мои! — сказал он.

— Конечно, если это неудобно, мы можем прийти попозже, — быстро произнес Нолан.

— Попозже! Что вы мелете? — воскликнул Кэйси.

— Мне очень жаль, но, пожалуйста, позвольте я все вам объясню. Леди Килготтен сейчас спит, и мы ожидаем знакомых, которые отвезут нас в Дублин на премьеру пьесы Синга.

— Это чертовски хороший писатель, — сказал Нолан, — и…

— Отойдите! — приказал Кэйси.

Люди отступили назад. Его светлость продолжал говорить голосом хрупким, как у мотылька:

— Мы планировали устроить здесь ответный обед на десять персон. Я надеюсь, вы позволите нам подготовиться к завтрашнему вечеру?

— Нет, — отрезал Кэйси.

— Подождите! — возразили остальные.

— Поджог — это само собой. — сказал Тимолти. — Но надо же поступать разумно. Я хочу сказать, что вот они собрались в театр, а не увидеть пьесу — это ужасно. К тому же обед приготовлен, не пропадать же ему, уж лучше все съесть. И гости придут. Будет трудно их всех заранее предупредить.

— Именно об этом я и думал, — сказал его светлость.

— Да, я знаю! — воскликнул Кэйси, скользя руками по щекам, скулам, губам, закрывая глаза и растерянно отвернувшись, — Знаю я, но поджоги не откладывают, их нельзя перенести, это же не чаепитие, черт побери, их нужно делать, когда задумано, вовремя.

— Вот и делай, если спички не забыл, — пробурчал Риордан. Кэйси аж взвился, казалось, он вот-вот ударит Риордана, но вовремя сообразил, что тот, в сущности, прав.

— Кроме всего прочего, — заметил Нолан, — та мисс наверху, она замечательная леди, и было бы несправедливо лишать ее в эту ночь развлечений и отдыха.

— Вы очень любезны. — Его светлость наполнил ему бокал.

— Давайте проголосуем, — предложил Нолан.

— Дьявол, — прорычал Кэйси. — Я наперед знаю результаты голосования. Всех устроит завтрашняя ночь, черт бы ее подрал.

— Благодарю вас, — произнес старый лорд Килготтен. — На кухне для вас будет приготовлена холодная вырезка. Вы сначала зайдите туда, может быть, вы будете голодны, а ведь работа предстоит нелегкая. Приходите завтра, скажем, часов в восемь вечера. К тому времени я увезу леди Килготтен в Дублин в отель. Я не хочу, чтобы она заранее узнала, что ее дома больше не будет.

— Господи, да вы настоящий христианин, — пробормотал Риордан.

— Давайте не будем об этом особенно говорить, — сказал старик. — Я уже считаю все это совершившимся фактом, а я не склонен жалеть о прошлом никогда, джентльмены.

Он поднялся. Подобно старому слепому пастуху, пасущему своих агнцев, он удалился в холл, а за ним, семеня мелкими шажками, последовало разбежавшееся, но благополучно собравшееся вновь стадо.

Уже почти у дверей лорд Килготтен краем затуманенного старческого глаза как будто заметил нечто и остановился. Он повернулся и задумчиво уставился на портрет итальянского дворянина.

Чем дольше он смотрел, тем заметнее было, как у него дергаются веки, а губы шевелятся, словно произносят непонятные никому слова.

Наконец Нолан не выдержал и спросил:

— Что это, ваша светлость?

— Я вот только подумал, любите вы Ирландию или нет.

— Праведный Боже, конечно, да! — хором ответили все. — Разве нужно об этом спрашивать?

— Я тоже, — приветливо молвил старик. — А любите ли вы то, что в ней есть, то, что существует на ее земле, ее достояние?

• Предыдущая
• 4/63
• Следующая