Владычица магии - Брэдли Мэрион Зиммер - Страница 6

• Предыдущая
• 6/81
• Следующая

— Так и пусть расходятся! — яростно перебила его Вивиана. — Я по-прежнему считаю, что это к лучшему. Я не желаю жить в мире христиан, отрекшихся от Матери…

— Но как же все прочие, как же те, кому суждено впасть в отчаяние? — Голос мерлина вновь зазвучал, точно огромный колокол. — Нет, тропа должна остаться, пусть и тайная. Части мира по-прежнему едины. Саксы разбойничают в обоих мирах, но все больше и больше наших воинов становятся приверженцами Христа. Саксы…

— Саксы — жестокие варвары, — возразила Вивиана. — Одним Племенам не под силу выдворить их с наших берегов, а мы с мерлином видели, что дни Амброзия в этом мире сочтены и что его военный вождь, Пендрагон, — кажется, его зовут Утер? — займет его место. Но многие из жителей этой страны под знамена Пендрагона не встанут. Что бы ни происходило с нашим миром в духовном плане, ни одному из двух миров долго не выстоять перед огнем и мечом саксов. Прежде чем мы сразимся в битве духа, дабы не дать нашим мирам разойтись, мы должны спасти самое сердце Британии от саксонских пожаров. А ведь нам угрожают не только саксы, но и юты и скотты — все эти дикари, идущие с севера. Они повергают в прах все, даже сам Рим; их слишком много. Твой муж провел в сражениях всю свою жизнь. Амброзий, король Британии, — достойный человек, но верны ему лишь те, кто когда-то служил Риму; его отец носил пурпур, да и сам Амброзий был достаточно честолюбив, чтобы мечтать об императорской власти. Однако нам требуется вождь, за которым пошли бы все обитатели Британии.

— Но… но ведь остается еще Рим, — запротестовала Игрейна. — Горлойс рассказывал мне, что, как только Рим справится с беспорядками в Великом городе, легионы вернутся! Отчего нам не положиться на помощь Рима в борьбе с северными дикарями? Римляне — лучшие в мире воины, они выстроили огромную стену на севере, чтобы сдержать натиск разбойников…

В голосе мерлина снова зазвучал гулкий отзвук, точно зазвонили в большой колокол.

— Я глядел в Священный источник, — проговорил он. — Орел улетел прочь и никогда уже не вернется в Британию.

— Рим ничем нам не поможет, — проговорила Вивиана. — Нам нужен собственный вождь. Иначе, когда враги объединятся против нас, Британия падет и на сотни и сотни лет превратится в руины под властью саксонских варваров. Миры неотвратимо разойдутся в разные стороны, и памяти об Авалоне не останется даже в легендах, чтобы дать надежду людям. Нет, нам необходим вождь, которому присягнут на верность все жители обеих Британии — и Британии священников, и мира туманов, что под властью Авалона. Исцеленные Великим королем, — в голосе жрицы зазвенели мистические, пророческие интонации, — миры вновь сойдутся воедино, и в новом мире найдется место для Богини и для Христа, для котла и креста. Такой вождь объединит нас.

— Но где же мы отыщем этого короля? — спросила Игрейна. — Откуда взяться такому вождю?

А в следующий миг она вдруг похолодела от страха: по спине ее пробежали ледяные мурашки. Мерлин и жрица обернулись к ней; их взгляды словно приковали молодую женщину к месту — так замирает пташка в тени огромного сокола, — и Игрейна вдруг поняла, почему посланца и пророка друидов называют мерлин, кречет.

Вивиана заговорила, голос ее звучал непривычно мягко:

— Игрейна, тебе предназначено родить Великого короля.

В комнате воцарилась тишина, лишь тихо потрескивало пламя. Наконец Игрейна глубоко вздохнула, точно пробуждаясь от сна.

— Что вы такое говорите? Неужто Горлойс станет отцом Великого короля? — Эти слова эхом звенели в сознании Игрейны снова и снова: вот странно, она никогда бы не заподозрила, что Горлойсу уготована судьба столь высокая. Сестра ее и мерлин переглянулись, неприметным жестом жрица заставила старика умолкнуть.

— Нет, лорд мерлин, сказать об этом женщине должна только женщина… Игрейна, Горлойс — римлянин. Племена ни за что не пойдут за вождем, рожденным сыном Рима. Король, за которым они последуют, должен быть сыном Священного острова, истинным потомком Богини. Твоим сыном, Игрейна, это так. Но ведь одним Племенам никогда не отбросить саксов и прочих дикарей с севера. Нам понадобится поддержка римлян, и кельтов, и валлийцев, и все они пойдут лишь за собственным военным вождем, за их Пендрагоном, сыном человека, которому они доверяют, в котором готовы видеть полководца и правителя. А Древнему народу, в свою очередь, нужен сын венценосной матери. Это будет твой сын, Игрейна, — но отцом его станет Утер Пендрагон.

Игрейна неотрывно глядела на собеседников, осмысливая сказанное, — пока наконец ярость не растопила оцепенение.

— Нет! У меня есть муж, я родила ему ребенка! — обрушилась на них молодая женщина. — И я не позволю вам снова играть с моей жизнью, вроде как дети камушки по воде пускают: подпрыгнет — не подпрыгнет! Я вышла замуж по вашему указу, и вам никогда не понять… — Слова застряли у Игрейны в горле. Она никогда не найдет в себе сил рассказать им про тот, первый год, даже Вивиана о нем вовеки не узнает. Можно, конечно, пожаловаться: «Мне было страшно»; или «Я была одна, и себя не помнила от ужаса»; или «Даже насилие пережить было бы легче: тогда бы я убежала и умерла где-нибудь»; но все это — лишь слова, не передающие и малой доли того, что ей довелось тогда испытать.

И даже если бы Вивиана поняла все, проникнув в ее мысли и узнав все то, что Игрейна не могла заставить себя произнести вслух, жрица посмотрела бы на нее с состраданием, даже с толикой жалости; но передумать бы не передумала и меньшего бы от Игрейны не потребовала. На ее памяти, сестра частенько повторяла: «Пытаясь избежать назначенной судьбы или отсрочить страдания, тем самым ты обрекаешь себя на удвоенные муки в следующей жизни». Тогда Вивиана еще надеялась, что Игрейна станет жрицей.

Так что молодая женщина не произнесла ни слова, но лишь обожгла Вивиану взглядом, смиряя обиду последних четырех лет, в течение которых исполняла свой долг — храбро, одна, смирясь с судьбой и протестуя не больше, чем дозволено женщине. Но — опять? «Никогда, — молча повторила про себя Игрейна, — никогда». И упрямо покачала головой.

— Послушай меня, Игрейна, — проговорил мерлин. — Я — твой отец, хотя это и не дает мне никаких прав, царственностью наделяет кровь Владычицы, а в твоих жилах течет древнейшая королевская кровь, передаваемая от дочери к дочери Священного острова. Среди звезд начертано, дитя, что лишь король, принадлежащий к двум королевским родам: к королевскому роду Племен, поклоняющихся Богине, и к королевскому роду тех, кто глядит в сторону Рима, исцелит нашу землю от войн и распри. Мир настанет, когда эти две земли смогут жить бок о бок, — мир достаточно долгий, чтобы крест и котел тоже успели примириться. Во время такого правления, Игрейна, даже те, кто следует за крестом, обретут знание таинств, чтобы утешаться в беспросветной жизни страданий и греха и веры в то, что за одну краткую жизнь приходится выбирать между адом и небесами — на целую вечность. А в противном случае наш мир сокроется в туманах, и пройдут сотни лет, возможно, даже тысячи, на протяжении которых Богиня и Таинства будут забыты в роду людском — если не считать немногих избранных, способных странствовать между мирами. Допустишь ли ты, чтобы Богиня и ее труды исчезли из мира, Игрейна, — ты, рожденная от Владычицы Священного острова и мерлина Британии?

Игрейна потупилась, усилием воли отгораживаясь от нежности, звучащей в голосе старика. Молодая женщина всегда знала — сама по себе, а вовсе не с чьих-то слов, — что Талиесин, мерлин Британии, разделил с ее матерью крохотную искорку жизни, что дала бытие ей, Игрейне, но дочери Священного острова о таких вещах говорить не полагается. Дочь Владычицы принадлежит одной лишь Богине и тому мужчине, которому Владычица доверит дитя, — как правило, это ее брат и очень редко — зачавший ребенка мужчина. Тому есть причина: никто из искренне верующих не дерзнет назвать себя отцом ребенка Богини, а таковыми считаются все дети, рожденные Владычицей. То, что Талиесин сейчас прибег к такому доводу, потрясло Игрейну до глубины души, но одновременно и растрогало.

• Предыдущая
• 6/81
• Следующая