Географ глобус пропил - Иванов Алексей Викторович - Страница 13
- Предыдущая
- 13/72
- Следующая
Служкин дошел до ближайшего катера. Катер лежал на боку, уткнувшись скулой в шлаковый отвал – словно спал, положив под щеку вместо руки всю землю. Красная краска на днище облупилась, обнажив ржавчину, открытые иллюминаторы глядели поверх головы Служкина, мачты казались копьями, косо вонзенными в тело сраженного мамонта.
– А что корабли на земле делают? – спросила Тата.
– Спят. Они как медведи – на зиму выбираются на берег и засыпают. А весной проснутся и поплывут – в Африку, на реку Амазонку, на Южный полюс. А может, и в Океан Бурь.
– А мы на них будем плавать?
– Обязательно, – заверил Служкин.
С Татой на плечах он поднялся повыше по осыпи. За катером на мелководье лежала брошенная баржа, зачерпнувшая воду бортом, как ковшом. За баржей тянулись стапеля и груды металлолома. Темнели неподвижные краны. Заводские корпуса были по случаю воскресенья тихие и скучные. Вдали у пирса стояла обойма «ракет», издалека похожих на свирели. В черной, неподвижной воде затона среди желтых листьев отражалась круча берега с фигурной шкатулкой заводоуправления наверху.
Служкин посмотрел в другую сторону и увидел, что мангал уже дымится, а Будкин и Надя рядышком сидят на ящике. По жестикуляции Будкина было понятно, что он рассказывает Наде о чем-то веселом. По воде до Служкина донесся Надин смех. Непривычный для него смех – смех смущения и удовольствия.
Кира Валерьевна
Служкин сидел в учительской и заполнял журнал. Кроме него, в учительской еще четверо училок проверяли тетради. Точнее, проверяла только одна красивая Кира Валерьевна – водила ручкой по кривым строчкам, что-то черкала, брезгливо морщилась, а три другие училки – старая, пожилая и молоденькая – болтали.
– Я вчера, Любовь Петровна, в очереди простояла и не посмотрела шестьдесят вторую серию «Надеждою жив человек», – пожаловалась пожилая. – Что там было? Урсула узнала, что дочь беременна?
– Нет, еще не узнала, – рассказала старая. – Письмо-то Фернанда из шкатулки выкрала. Аркадио в больницу попал, и пока он был на операции, она его одежду обшарила и нашла ключ.
– Так ведь Хосе шкатулку забрал к себе…
– У него же эта… как ее?…
– Ребека, которая Амаранту отравила, – подсказала молодая.
– Вот… Ребека же у Хосе остановилась под чужим именем, а он ее так и не узнал после пластической операции.
– Почему? Он же подслушал ее разговор с Ремедиос…
– Он только про Аркадио успел услышать, а потом ему сеньор Монкада позвонил и отвлек его.
– Я бы на месте Аркадио этого сеньора на порог не пустила, – призналась пожилая.
– Это потому, что мы, русские, такие, – пояснила старенькая. – А они-то нас во сколько раз лучше живут? Там так не принято.
– Еще бы не лучше! – возмутилась молодая училка. – Фернанда – простая медсестра, а у нее квартира какая?
– Она же на содержании у этого американца, – осуждающе заметила старенькая.
– Я бы и сама пошла на такое содержание, – мечтательно заметила молодая. – Кормит его одними обещаниями, и больше ничего…
Служкин закрыл журнал, поставил в секцию и начал одеваться.
На улице уже темнело, накрапывал дождь, палая листва плыла по канаве, как порванное в клочки письмо, в котором лето объясняло, почему оно убежало к другому полушарию. Служкин закурил под крышей крылечка, глядя на светящуюся мозаику окон за серой акварелью сумерек.
Сзади хлопнула дверь, и на крыльцо вышла Кира Валерьевна. В одной руке у нее была сумка, раздутая от тетрадей, в другой руке – сложенный зонтик.
– Подержите, пожалуйста, – попросила она, подавая Служкину сумку.
– Тяжелая, – заметил Служкин. – Может, вам помочь донести?
– Я близко живу.
– Это как понять?
– Как хотите, – хмыкнула Кира Валерьевна, выпалив зонтом.
– Хочу вас проводить. – Служкин выбросил окурок, и тот зашипел от досады. – Давайте мне и зонтик тоже, а сами возьмите меня под руку.
Кира Валерьевна, поджав губки, отдала зонтик и легко взяла Служкина под локоть. Они сошли с крыльца.
– Отгадайте загадку, – предложил Служкин. – Моя четырехлетняя дочка сочинила: открывается-закрывается, шляпа ломается. Что это?
– Зонтик, – сухо сказала Кира Валерьевна. – Я бы не подумала, что у вас уже такая взрослая дочь…
– Так что ж, человек-то я уже пожилой… – закряхтел Служкин. – А у вас кто-нибудь есть? Сын, дочка, внук, внучка?…
– То есть вам интересно, замужем я или нет?
– А разве найдется какой-нибудь мужчина, чтобы ему это было не интересно, особенно если он красив и чертовски умен?
Кира Валерьевна снисходительно улыбнулась.
– Не замужем. – Она вызывающе посмотрела на Служкина.
– Я так и надеялся. А какой предмет вы ведете?
– Немецкий.
– Когда-то и я изучал в университете немецкий, – вспомнил Служкин. – Но сейчас в голове осталось только «руссиш швайн» и «хенде хох». Не подскажете, как с немецкого переводится сонет: «Айне кляйне поросенок вдоль по штрассе шуровал»?
Кира Валерьевна засмеялась:
– Вы что, литературу ведете?
– Географию, прости господи.
– Точно-точно, припоминаю. – Она скептически кивнула. – Что-то про вас говорили на педсовете… Стихи вы какие-то, кажется, ученикам читали, да?
– Жег глаголом, да назвали балаболом, – согласился Служкин.
– В самокритичности вам не откажешь.
– Посмеяться над собой – значит лишить этой возможности других, – назидательно изрек Служкин. – Это не я сказал, а другой великий поэт.
Они остановились у подъезда высокого девятиэтажного дома.
– Мы пришли. – Кира Валерьевна забрала сумку и зонтик. – Спасибо.
– А мы еще, Кира, вот так же прогуляемся? – спросил Служкин.
– А разве мы пили на брудершафт?
– А разве это трудно? – улыбнулся Служкин.
– Что ж, дальше будет видно, – усмехнулась Кира. – Как хоть тебя?… Витя? До свидания, Витя.
Она развернулась и вошла в подъезд.
Проблемы в памяти
Служкин в длинном черном плаще и кожаной кепке, с черным зонтом над головой шагал в садик за Татой. Небо завалили неряшливо слепленные тучи, в мембрану зонта стучался дождь, как вечный непокой мирового эфира. Служкин не полез через дыру, а чинно обошел забор и вступил на территорию садика с главного входа. Под козырьком крылечка он увидел Лену Анфимову с Андрюшей.
– Привет, – сказал Служкин. – Вы чего здесь стоите?
– Да вот зонтик сломался, – виновато пояснила Лена. – Теперь ждем, когда дождь пореже станет…
– Ну, к зиме распогодится, – пробормотал Служкин, поглядев на небо. – Давай я вас под своим зонтом провожу.
– Может, Тату сначала заберешь? Нам на остановку надо…
Служкин посмотрел на часы.
– Успею еще, – заверил он. – Времени завались.
Он подставил локоть. Лена, улыбнувшись, взяла его под руку. Они неторопливо двинулись к воротам. Лена вела Андрюшу.
– Расскажи мне, Лен, как хоть ты поживаешь, – попросил Служкин. – А то ведь я так ничего и не знаю.
– Да мне, Витя, нечего рассказывать. – Лена пожала плечами. – Нет у меня ничего интересного. Как замуж вышла, так из декрета в декрет, и с утра до вечера готовлю, стираю, глажу, прибираю, за Олей и Андрюшей смотрю… Я уж и сама стала забывать, что я человек, а не машина хозяйственная… В кино уже три года не была…
Лена не жаловалась, просто рассказывала так, как есть.
– Могу сводить тебя в кино, – бодро заявил Служкин, еще не перестроившись на слова Лены. – С превеликим удовольствием…
– Нет, Витя, я же не напрашиваюсь… – Лена помолчала. – Мне некогда, да и перед мужем неудобно.
– А кто у тебя муж? Какие у вас отношения?
Служкин отдал Лене зонтик, подхватил Андрюшу, перенес его через канаву по мосткам и подал Лене руку. Лена оперлась о нее тяжело, неумело, как о перила.
– Он у меня работает шофером. Дома мало бывает – все возится с автобусом. А отношения?… Какие могут быть отношения? Пока Андрюша не родился, так что-то еще имелось. А сейчас оба тянем лямку. Тут уж не до отношений. Живем спокойно, ну и ладно. Поздно уже что-то выгадывать, да и не умею я…
- Предыдущая
- 13/72
- Следующая