Географ глобус пропил - Иванов Алексей Викторович - Страница 17
- Предыдущая
- 17/72
- Следующая
– Там раньше мое барахло лежало… Спутал он полку.
– Пусть у себя дома путает! – бушевала Надя. – Как хозяин тут всем распоряжается! Я за него замуж не выходила!
– Так выходи, – хехекнул Будкин и приобнял ее за плечи.
Надя истерично крутанулась, сбрасывая его ладони.
– Убери руки и не лапай меня! Проваливай вообще отсюда!…
– На-дя, – предостерегающе сказал Служкин.
– Что «Надя»?! Пускай к себе уходит! У самого есть квартира! Сидит тут каждый день – ни переодеться, ни отдохнуть! Жрет за здорово живешь, а теперь еще и в белье полез! Ни стыда ни совести! Надоело!… – крикнула Надя, выбежала из комнаты и заперлась в ванной.
Тата молча сидела на полу и переводила с мамы на папу испуганные глаза. Пуджик вылез из-под кукольного одеяла и запрыгнул к Служкину на кровать. Будкин неуверенно хехекнул и достал кассету.
– Воды-то в ванной нет… – пробормотал он.
Служкин молчал.
– Я смотаюсь минут на двадцать, – решил Будкин. – Пока она успокоится… К обеду вернусь.
– Возвращайся, – согласился Служкин. – Но если Надя тебе череп размозжит, я не виноват.
Хехекая, Будкин оделся и ушел, шаркая подошвами.
«А мне говорят, что Волга впадает в Каспийское море, а я говорю, что долго не выдержу этого горя, – записал в очередной тетради Служкин. – 4».
Пуджик повертелся рядом с ним, точно утаптывал площадку в сугробе, и свалился, пихая Служкина в бок и бурча что-то в усы. Тата взялась за кукол.
Надя выскочила из ванной в том же озверелом состоянии. Видимо, отсутствие воды помешало ей погасить злобу.
– Ты чего молчишь, когда он меня при тебе же лапает? – набросилась она на Служкина. – Хоть бы слово сказал!… Муженек!… Он меня раздевать начнет – ты не пикнешь!…
– Пикну, – не согласился Служкин, глядя в тетрадь.
– Гос-споди, какой идиот!… – Надя забегала по комнате.
– Надя, там у меня детский сад! – закричала Тата.
– Не трогаю я твоих кукол!…
– Не ори на нее.
– Если бы я знала, какой ты, ни за что бы замуж не вышла!…
– А какой я? – спокойно поинтересовался Служкин.
– Слова от тебя человеческого не дождешься, одни шутки!…
– Без шутки жить жутко.
– Так у тебя кроме шуточек и нет ничего больше!… Пусто за душой! Ты шуточками только пустоту свою прикрываешь! Ничего тебе, кроме покоя своего, не нужно! Ты эгоист – страшно подумать какой!
– Думать всегда страшно…
– Тебя не только любить, тебя и уважать-то невозможно! – не унималась Надя. – Ты шут! Неудачник! Ноль! Пустое место!
– У тебя лапша пригорит, – ответил Служкин.
– Провались ты со своей лапшой! – взорвалась Надя.
Она умчалась на кухню. Служкин взял новую тетрадь – с обгрызенным углом. Однажды он уже написал в ней:
«Зачем обглодал тетрадь? Заведи новую. География несъедобна».
Теперь под записью имелся ответ:
«Это не я обглодал, а моя собака».
Служкин проверил самостоятельную, поставил оценку и продолжил диалог:
«Выброси тетрадь на помойку. Можешь вместе с собакой. В третий раз этот огрызок не приму».
Он сунул тетрадь под кота, как под пресс-папье, и встал с кровати.
– Тата, ты на кухню не ходи, я курить буду, – попросил он.
– Хорошо, – солидно согласилась Тата. – Я буду читать сказку.
Надя стояла у окна и глядела на грязный двор, сжимая в кулачке ложку. Служкин убавил газ под лапшой и сел за стол.
– Ну, не расстраивайся, Наденька, – мягко попросил он. – Пока еще ничего не потеряно. Я тебе мешать не буду. Не вышло со мной – выйдет в другой раз. Ты еще молодая…
– Не моложе тебя… – сдавленно ответила Надя.
– Ну-у, я особый случай. Ты на меня не равняйся. У тебя ведь нету столько терпения, сколько у меня. Я всегда побеждаю, когда играю в гляделки.
– Ты мне всю судьбу поломал. Куда я теперь от Таты денусь?
– Если бы тебе была важна только Тата, ты бы мне не наговорила всего того, что я услышал.
– Тебе говори не говори, никакой разницы. Ты тряпка.
– Вот и найди себе не тряпку.
– Кого я найду в этой дыре?!
– Ну, кого-нибудь… Мне, что ли, самому тебе нового мужа искать? У меня никого, кроме Будкина, нет.
– Видеть не могу этого дурака и хама.
– Он не дурак и не хам. Он хороший человек. Только, как и я, тоже засыхать начал, но, в отличие от меня, с корней.
В прихожей затрещал звонок. Служкин раздавил сигарету в пепельнице и пошел открывать. Через некоторое время он впихнул в кухню сияющего Будкина. Жестом факира Будкин извлек из-за пазухи пузатую бомбу дорогого вина.
– Это, Надюша, в качестве моего «пардон», – заявил Будкин, протягивая Наде бутылку.
– О нем поминки, и он с четвертинкой… – сказал Служкин. – Не злись на него, Надя. Если хочешь, он тебе свои трусы покажет, и будете квиты… Это ведь твое любимое вино?
– Сообразил, чем подкупить, да? – агрессивно спросила Надя.
– Смышлен и дурак, коли видит кулак, – пояснил Служкин, пошел в комнату, повалился на кровать и открыл очередную тетрадку.
Тетрадка оказалась Маши Большаковой. После безупречно написанной самостоятельной Служкин прочел аккуратный постскриптум: «Виктор Сергеевич, пожалуйста, напишите и мне письмо, а то Вы в прошлый раз всем написали, а мне нет». Служкин нащупал под Пуджиком красную ручку и начертал:
«Пишу, пишу, дорогая Машенька. Читать твою самостоятельную было так же приятно, как и видеть тебя. 5. Целую, Географ».
Мертвые не потеют
Служкин проторчал на остановке двадцать минут, дрожа всеми сочленениями, и, не выдержав, пошел к Кире домой.
– Ты чего так рано? – удивилась Кира. Она была еще в халате.
– Выброси свои ходики на помойку, – буркнул Служкин. – Кино начнется через полчаса.
– Черт, – с досадой сказала Кира. – Ну ладно. Подожди меня тут.
– На лестнице? – разозлился Служкин, ловко выставляя ногу и не давая закрыть дверь. – Пятый класс для меня уже пройденный этап.
Кира помолчала, разглядывая его.
– Ладно, пройди. Но я тебя не приглашала. Смотри не пожалей.
– Не из жалостливых… – проворчал Служкин, впираясь в прихожую.
– Ну, я объясняла тебе, в кино иду, – уйдя в комнату переодеваться, раздраженно сказала кому-то Кира.
В комнате послышался хруст дивана, щелканье ременной пряжки, и на порог вышел атлетически сложенный молодой человек с квадратными плечами.
– Этот, что ли, тут самый крутой? – оглядев Служкина, спросил он.
– Вернись и не лезь в бутылку! – одернула его Кира.
В лифте, взяв Служкина под руку, Кира насмешливо сказала:
– Ты, наверное, хочешь спросить, кто это был?
– Я и так знаю. Брат. Или сантехник.
– И как ты к этому относишься?
– Никак. – Служкин пожал плечами. – Атлет объелся котлет.
– Вообще-то он тебе соперник.
– Победила дружба.
Они спустились с крыльца и зашагали по мокрому асфальту. Недавно выпавший снег не удержался, растаял, а грязь замерзла. Газоны, по которым разворачивались легковушки в тесном дворе, превратились в барельефы, в черную фигурную лепнину. Студеная поздняя осень старчески слепла. Туманная морось покачивалась между высокими многоэтажками. С их крыш медузой обвисало рыхлое и дряблое небо.
– Если тебе все безразлично, давай вернемся, – сердито сказала Служкину Кира, памятуя об атлете.
– Ты же сама хотела пойти этот фильм посмотреть. Билеты на руках, Будкин вечером нас встретит. Поздно оглобли поворачивать. И вообще, я же предупреждал, что не люблю американские боевики…
– А я вот люблю, и будь добр это стерпеть. Только в них и можно настоящего мужика увидеть.
Они успели приехать вовремя и даже не очень пострадали в автобусе. На щите перед кинотеатром был изображен летящий в звездном небе мотоцикл с голой девкой верхом. Гардероб в фойе не работал, вешалки торчали за барьером как рога оленей. В зеркальном, музыкальном и разноцветно иллюминированном баре красивая продавщица торговала баночным пивом и сигаретами. По фойе слонялась толпа крепышей в расстегнутых пуховиках. Крепыши были с девушками; они, угрожающе глядя исподлобья, пили пиво, мяли банки и с грохотом бросали их в урны.
- Предыдущая
- 17/72
- Следующая