Географ глобус пропил - Иванов Алексей Викторович - Страница 71
- Предыдущая
- 71/72
- Следующая
На Маше было строгое белое платье и строгий черный пиджачок, в волосах – огромный белый бант. Этот костюм, колечко и сережки, тонкая цепочка на шее, подкрашенные губы и подведенные глаза делали Машу совсем взрослой.
– Маша!… – растерянно ахнул Служкин. – Ну ты и красавица сегодня!…
– А я вот шла на экзамен по физике и решила к вам заглянуть… – виновато сказала Маша, прикрывая дверь.
Они помолчали, глядя друг на друга.
– Мы с вами после похода даже не разговаривали… Я так соскучилась… – жалобно добавила Маша. – К вам сейчас не подступиться, вы такой популярный стали… Пацаны все время вокруг вас вертятся, девчонки все перевлюблялись…
– Ну что мне ваши девчонки? – улыбнулся Служкин.
– Вы меня еще не забыли, Виктор Сергеевич?
– Конечно нет, Маша. – Служкин со стула пересел на край своего стола и протянул руки: – Иди ко мне…
Маша неуверенно подошла поближе. Служкин, улыбнувшись, подтянул ее вплотную и осторожно поцеловал.
– Вы меня любите, Виктор Сергеевич? – тихо спросила Маша.
– Очень люблю.
– А я вас больше всех на свете…
Голос Маши чуть дрогнул, и Маша обвила руками шею Служкина, словно бы силой объятия покрывала слабость своего голоса. Служкин тоже под пиджачком обнял Машу за талию, поцеловал в розовое ушко под светлой, изогнутой прядью волос и взял губами ее сережку, как вишенку с ветки.
– Виктор Сергеевич… А что мы дальше будем делать?
Какая-то недетская, неюношеская тоска прозвучала в Машином вопросе, и Служкин выпустил сережку из губ.
– Не знаю, Маша… – тяжело ответил он. – Кругом тупик…
– И нет выхода?
Служкин молча потерся кончиком носа о Машину скулу.
– Ты еще такая маленькая, а я уже такой большой… – прошептал он. – И за моей спиной целый воз всякой поклажи, которую мне едва под силу волочить…
– Но ведь не может все вот так кончиться!… – с болью произнесла Маша, глядя ему в глаза.
– Кто знает… – не отводя взгляда, негромко ответил Служкин.
И тут сквозняк снова встрепал его волосы, всплеснул крыльями Машиного банта.
– Эт-то что такое?… – раздался обескураженный возглас.
В проеме двери стояла Роза Борисовна. Маша дернулась, но Служкин не выпустил ее.
– Закройте, пожалуйста, дверь, – еле сдерживая бешенство, сказал Служкин Угрозе. Но Угроза шагнула в кабинет и закрыла дверь совсем не с той стороны, с которой хотелось Служкину. Маша убрала руки со служкинских плеч и, полуобернувшись, исподлобья посмотрела на Угрозу.
– Маша, вон из кабинета! – голосом мертвеца приказала Угроза.
– Не твое дело! – негромко, но с ненавистью ответила Маша.
– Вон, шлюха, я сказала! – тихо, одними интонациями рявкнула Угроза.
– Роза Борисовна… – утробно зарычал Служкин, но Маша быстро закрыла ему рот ладошкой, потом вдруг сильно дернулась, освобождаясь из его рук, и мимо Угрозы выбежала из кабинета.
Служкин молчал, сидя на столе. Он тяжело дышал, опустив голову, стискивая кулаки. Угроза, повернувшись к нему спиной, необыкновенно долго запирала замок на двери.
– Не трудитесь запирать, Роза Борисовна, – охрипнув, сказал Служкин. – Лучше выйдите из кабинета… И больше никогда не входите без стука и не называйте при мне девушек шлюхами…
Угроза медленно развернулась на Служкина, как артиллерийское орудие.
– Я и без вас разберусь, как мне называть свою дочь, – отчеканила она.
– Дочь?! – обомлев, беззвучно переспросил Служкин и впервые взглянул Угрозе в лицо.
Роза Борисовна стояла у доски, закрыв лицо ладонями. Из-под ладоней по щекам протянулись вниз черные стрелки потекшей туши.
Служкин не мог даже рта закрыть, потрясенный видом и словами Розы Борисовны.
– Не смотрите на меня, Виктор Сергеевич… – вдруг каким-то человеческим, женским голосом попросила она. – Я вас очень прошу, Виктор Сергеевич, немедленно уйдите отсюда и подайте директору заявление… Экзамен проведем без вас.
Через четверть часа Служкин положил на директорский стол заявление с просьбой о расчете сегодняшним днем. Директор, не глядя на Служкина, хмыкнул, пожал плечами и наискосок подписал: «Не возражаю». Отныне и присно Служкин не был географом.
А вечером к нему домой приперлись все двоечники во главе с Градусовым и подарили бутылку дорогущего вина. Все они сдали экзамен на уверенные тройки. Только Градусову достался билет из тех, что не влезли на парты, и он получил «отлично».
Служкин сидел на кухне, пил чай, курил и читал газету, выкраденную из соседского почтового ящика. Надя у плиты резала картошку для ужина. Тата в комнате играла в больницу. Пуджик сидел в открытой форточке и смотрел на птичек.
– Ну что ты все читаешь, читаешь, – раздраженно сказала Надя. – Дома как бирюк, слова от тебя не дождешься. Поговорил бы со мной.
– Надо дочитать побыстрее, – не отрываясь от газеты, оправдывался Служкин. – Сунуть обратно в ящик, чтобы не заметили…
– Брать не надо чужое.
– Так на свое денег нет…
– Так заработай! Кстати, ты так и не объяснил, почему уволился.
– А чего тут объяснять? – Служкин пожал плечами. – Разодрался с начальством, да и все. Начальство решило, что в лице меня оно взрастило глисту длиною в версту.
– Наверное, так оно и есть.
– Ну как вот с тобой разговаривать, Надя, если на каждое мое положение от тебя унижение? – вздохнул Служкин.
– Чего заслужил, – буркнула Надя. – И где ты теперь работать собираешься? Я тебя кормить не намерена, учти.
– А-а, не знаю. Будет день – будет хлеб. Будкин звал куда-то в свою фирму. То ли колеса шиповать, то ли колбасу воровать…
Надя поставила сковородку на газ, прикрыла крышкой и уселась за стол напротив Служкина.
– Я не хочу, чтобы ты работал у Будкина, – твердо сказала она.
– Это еще почему? – удивился Служкин, отодвигая газету.
– Не хочу ни в чем от него зависеть. – Надя закурила. – И не желаю, чтобы у него был лишний повод приходить в мой дом.
– Уже что-то новенькое, – серьезно заметил Служкин, окончательно откладывая газету. – Вообще-то Будкин не нуждается в поводах, чтобы приходить в гости… Он сам себе повод. Но ведь вроде бы до сих пор, извини, ты была рада его лицезреть…
– Не суйся в это! – грубо оборвала Служкина Надя.
– Тогда, пожалуй, я все же дочитаю газету, – помолчав, сказал Служкин. – Э-э… где же эта статья про каторжный труд манекенщиц?…
Надя в упрямом молчании докурила сигарету и только потом произнесла – твердо и безразлично:
– Отныне у меня с Будкиным все кончено.
Служкин вздохнул и опять свернул газету.
– А что у вас стряслось, пока я был в походе? – спросил он.
– Ничего, – мрачно ответила Надя.
– Как же так? Ни с того ни с сего – развод?
– Ни с того ни с сего, – кивнула Надя. – Просто я поняла, что мне этого не нужно. Есть ребенок, дом, работа, какой-никакой муж – в общем, видимость нормальной жизни, ну и достаточно этого. А Будкин – уже лишнее.
– Я не понял, – осторожно подступился Служкин, – вы что, больше не любите друг друга, или только больше не спите, или вообще не разговариваете – как?…
– Будкин для меня – пустое место.
– Позволь, а причина?
– Нет причины. Я почувствовала, что хватит, – и закончила, вот и вся причина.
– А ты его по-прежнему любишь?
– Да.
– А он тебя?
– И он меня.
– Странно все это… Самомучительство какое-то…
– Тебе не понять. Но так надо. А ты сам знаешь: если я чего решила – так и будет. В отличие от тебя, я не безвольная тряпка.
Служкин задумчиво закурил другую сигарету.
– И что, тебе сейчас очень плохо?
– Очень, – спокойно и искренне призналась Надя. – Но в твоих утешениях я не нуждаюсь.
– Да я бы и не полез тебя утешать… Что ж, сама вызвала – сама и держи удар. Умение терять – самая необходимая штука в нашей жизни. А в твоем решении виноват, конечно, я?
– Ты больше всего.
– Как это понимать? Я встал поперек вашей любви? Или ты решила, что остаться со мной надежнее? Или что иное?
- Предыдущая
- 71/72
- Следующая
