Тигр, светло горящий - Нортон Андрэ - Страница 69

• Предыдущая
• 69/100
• Следующая

Шелира слушала все это в совершенной растерянности. Значит, Леопольд сделал именно то, что ей советовала сделать матушка Байян!

«Она сказала, что во дворце у меня есть друг, о котором я и не подозреваю. Но кто же мог подумать, что это сын императора?»

Какая ирония – он разговаривает с ее портретом, как со старой знакомой, и не знает, что она все слышит...

Он потер лоб, словно у него болела голова.

– Мне нужно с кем-нибудь поговорить, а вряд ли исповедник из Храма захочет покинуть его, тем более в такую погоду. – Словно в подтверждение его слов, ветер снова ударил в окно, и дождь забарабанил по стеклу, словно бросил в него горсть гальки. – Где бы ты ни была, думаю, ты не обидишься, если я поговорю с единственным человеком в городе, чье лицо мне кажется дружелюбным.

Это странно тронуло ее.

«Обижусь? Да как я могу? Бедняга Леопольд, бабушка правильно пожалела тебя. Ну, почему у тебя именно этот отец?»

– Ты знаешь, что шесть лет назад отец хотел нас поженить? – продолжал он, словно бы они вели настоящий разговор.

Она подобралась.

«Нет... Нет, я не знала. Интересный бы тогда получился расклад!»

– Конечно, ничего из этого не вышло. Твоя тетка и слышать ничего не хотела до твоего совершеннолетия, да и я не особо рвался. – Он покачал головой. – Представляешь, выдать девочку замуж за человека, которому уже за двадцать! Да, да, я знаю, так всегда поступают, но я видел результаты таких браков. Видел, как восторженное дитя за одну ночь превращается в перепуганное, бессловесное существо, тень самой себя. Нет, это жестоко, пусть даже это равнодушная жестокость.

Шелира быстро подошла к другому глазку, чтобы увидеть его лицо. Она и не думала, что он такой чуткий. Это было полной неожиданностью. Очень мало кто из мужчин, которые ей встречались в жизни, думали о чьих-либо чувствах, кроме своих собственных. Никто из них не отверг бы брачного союза из-за юности невесты.

– Отец думал, что женитьба на ребенке – то, что надо, – на лице принца появилась гримаса отвращения. – Он все внушал мне, что я смогу вылепить из тебя все, что мне заблагорассудится. Позже я думал – а не умерла ли мать именно из-за такого его отношения к браку, чтобы только избавиться от него?

«Если бы я была повенчана с Бальтазаром, я бы тоже так поступила».

– Но эта, – он кивнул на портрет, – с такой женщиной я был бы рад... У меня один приятель женился на своей подруге детства, так я не видел более счастливой четы.

«Так он еще и проницателен. Опыт или возраст, или и то и другое? Или... – другая мысль осенила ее. – Наверное, потому, что ему так часто приходилось быть лишь наблюдателем. Он скорее созерцал жизнь, чем участвовал в ней. Но это многому его научило».

– Друзей у меня немного, – задумчиво продолжал он. – Но ты, наверное, сама знаешь, что те, кто носит титул принца и принцессы, мало кому могут доверять настолько, чтобы считать его другом. – Он помассировал виски. Наверное, у него просто раскалывалась голова. Некоторое время он сидел молча, а когда заговорил, голос его звенел от напряжения.

– Шелира, я уже не знаю, что и думать. Я должен верить, что отец мой всегда прав, но вести войны непрерывно – это же безумие. Какая же империя ему нужна? Это и так плохо, но то, что он разрешил Катхалу и Аполону...

Он резко встал и начал расхаживать по комнате, по-прежнему разговаривая с портретом.

– Я перестал его понимать с тех пор, как он сделал Аполона своим советником! – яростно вскричал он. – Когда он завоевал первые две или три страны, это еще как-то можно было оправдать. Беренгерия давала убежище огромным бандам и ничего не делала, когда наши дипломаты жаловались на такое положение вещей. С Аллайном у нас был пограничный спор, который длился уже несколько веков. А король в Герговии был пень пнем. Но потом.., потом он словно распробовал вкус крови и теперь жаждет ее все больше и больше.

Он стиснул кулаки за спиной, словно собирался кого-нибудь ударить.

– Тогда-то и объявился Аполон, и с помощью каких-то придворных интриг вдруг как-то сразу стал советником вроде Адельфуса. А затем отец стал особо отличать Катхала и выдвигать его. – Он помотал головой. – Время-то я определил, но причин никак не понимаю! Может, завоевания для него нечто вроде дурмана? Неужто он так перепился властью, что уже ни о чем, кроме этого, думать не может?

Шелира слушала этот невероятный монолог, опершись обеими руками на стену. Она не ожидала такого от человека, которого считала просто туповатым, хотя и приятным. Похоже, она очень ошибалась – Леопольд был отнюдь не глуп, он...

– Я просто обманывал себя, Шелира, – сказал он, словно заканчивая ее мысль. Остановился напротив ее портрета, развел руками. – Я хотел верить, что у отца есть причины так поступать. Я пытался убедить себя в том, что он столь же благороден, как мне хотелось бы, что он вершит вроде бы дикие дела потому, что есть основания, которых я не знаю. Но больше я не могу себя обманывать.

«И это тоже хорошо! – подумала она одновременно и горько, и радостно. – Если бы только ты вовремя разобрался в своих чувствах, мы никогда не оказались бы в таком положении, как сейчас».

Он поник головой. Весь его облик выражал полнейшее отчаяние.

– И вот я здесь. Сослан. И я никогда больше не смогу сделать ничего – у меня просто ни положения, ни возможности не будет. Я тут и останусь, обо мне совсем «забудут», а целая рота соглядатаев будет смотреть, как бы я ничем не помешал отцу.

Он снова упал в кресло. Посмотрел на портрет.

– Я хотел бы, – тихо сказал он, – чтобы все было иначе, Шелира. Что же мне делать?

Ей показалось, что он еще что-то хотел сказать. Но этого она не хотела бы услышать. Она и так чересчур много подслушала.

Она отошла от слухового отверстия. Внутри все свело в тугой комок.

«Он спрашивает, что ему делать. Ладно, а мне-то что делать?»

Время тянулось бесконечно – в комнатушке не было окон, потому невозможно было понять, наступил уже день или нет, а Лидана и Старуха все не отходили от Саксона. Лидана чуть прикорнула на куче тряпья на расстоянии вытянутой руки от него. Он метался, пытался подняться, так что иногда приходилось звать на помощь мужчин, чтобы уложить его обратно.

По невнятным словам, которые он бормотал в своем беспамятстве, Лидана кое-что поняла. Его пытали наемники Катхала, но пару раз он упомянул о маге, который на все это Смотрел. И, хотя отвечал он своим призрачным допросчикам резко и издевательски, чувствовалось, что мага он боялся.

Лидана что-то ела – по большей части рыбную похлебку и жидкую кашу, да и то лишь тогда, когда ей всовывали в руки миску, помогала Старухе вливать Саксону в истерзанный рот всякое варево, которое она для него готовила в котелках на большой жаровне.

Два раза приходил Джонас, смотрел на метавшегося в лихорадке капитана, взглядом искал у Лиданы и Старухи хоть какой-то надежды. Королева припомнила, что он говорил об облавах, и надеялась, что их не вынудят покинуть это убежище, пусть и убогое.

Уродливые кровоподтеки на лице Саксона начали рассасываться. В самом начале Старуха вымыла его разбитое лицо двумя отварами, резко пахнувшими травами. Затем, пока Лидана поддерживала его голову, морщась при каждом его слабом стоне, Старуха выправила его сломанный нос, покрыв его каким-то воскообразным веществом, закрепившим ее работу, и тщательно вычистила забитые засохшей кровью ноздри.

Скита присматривала за Лиданой, чуть ли не силой заставляя ее немного поспать, стояла над душой, пока она, давясь, не заглатывала грубую, вонючую пищу. Когда Лидану прогоняли от Саксона, она обязательно оставляла у него на груди брошь, и хотя он метался в бреду, брошь никогда не падала.

Она не знала, сколько времени прошло до того, как он приоткрыл глаза и посмотрел на нее. Но в этих открытых глазах уже не было бреда, скорее узнавание. Он попытался что-то сказать, и она резко подняла голову, чтобы Старуха сумела влить в него еще кружку своего варева.

• Предыдущая
• 69/100
• Следующая