Мальвина Бретонская - Джером Клапка Джером - Страница 17

Ей было около тринадцати лет, когда приехали дамы и господа из Парижа. Это были, конечно, не настоящие дамы и господа. Всего лишь небольшая компания художников в поисках новых сюжетов. Они "доделали" побережье и деревянные дома на узких улочках, и один из них предложил обследовать уединенные, неизведанные земли глубинки. На нее они наткнулись, когда она сидела на старом сером камне и читала древнюю на вид книгу, и она поднялась и сделала реверанс. Она нисколько не испугалась. Страх возбуждала она. Это она нередко с легкой грустью смотрела вслед улепетывающим от нее детям. Но тут, конечно, ничего нельзя было поделать. Она - фея. Она не причинила бы им никакого зла, но невозможно ожидать, чтобы они в это поверили. Перемена была восхитительна: встретить человеческих существ, которые не визжат и не бормочут второпях "отче наш", а отвечают на улыбку улыбкой. Они спросили, где она живет, и она показала. Они остановились в Аван-а-Крист; и одна из дам осмелела настолько, что поцеловала ее. Смеясь и болтая, они все вместе спустились с холма. Мадам Лявинь они застали за работой в огородике. Мадам Лявинь сняла с себя всякую ответственность. Решать самой Сюзанне. Дело в том, что им хотелось бы нарисовать, как она сидит на том сером камне, где они ее обнаружили. Конечно, позволить им было лишь любезно; а потому на следующее утро она была там и ждала их. Они дали ей монету в пять франков. У мадам Лявинь возникли сомнения, как с нею поступить, но отец Жан поручился за то, что это - добрые республиканские деньги; и с каждым днем черный чулок мадам Лявинь, который она каждую ночь вывешивала в трубу, стал оттягиваться все ниже и ниже.

Кто она такая, обнаружила дама, поцеловавшая ее первой. Они и так все с самого начала чувствовали, что она фея, и что "Сюзанна" не может быть ее истинным именем. Они обнаружили его в "Гептамероне странствующего монаха Боннэ, в коем записаны многочисленные похождения достославного и могущественного Рианса - короля Бретани", на который один из них наткнулся на Кэ-о-Флёр и прихватил с собой. Там рассказывалось все о Белых Дамах, и там же была описана она. Ошибки быть не могло: тело прекрасно, подобно иве, колышимой ветром; белые ступни, способные пройти, не обронив росы с травы; глаза - сини и глубоки, словно горные озера; золотые локоны, к которым ревновало солнце.

Все стало совершенно ясно. Она - Мальвина, некогда фаворитка Гарбундии, Королевы Белых Дам Бретани. По причинам, дальнейший намек на которые воспрещала учтивость, она сделалась скиталицей и никто не знал, что с нею сталось. А теперь вот волею каприза она появилась в виде маленькой бретонской девочки-крестьянки неподалеку от мест своей былой славы. Они стали перед ней на колени, предлагая свое подданство, а все дамы поцеловали ее. Господа компании думали, что наступит и их черед. Но этого не произошло. И помехой была не их собственная стеснительность: нужно отдать им здесь должное. Дело было так, словно некую юную королеву, сосланную и безвестную среди чужих людей, неожиданно узнала небольшая группа ee верноподданных, случайно проезжавших мимо. А потому, вместо веселья и смеха, как намечалось, они остались стоять с непокрытыми головами; и никому не хотелось заговаривать первым.

Милостивым жестом она распустила их - или хотя бы попыталась. Но внушила всем свое желание сохранить дело в тайне. И отпущенные таким образом, они вернулись в деревню на удивление трезвой маленькой компанией, испытывая все те чувства, какие переживает честной люд, будучи допущен взглянуть одним глазком на высшее общество.

Приехали они и на следующий год - по крайней мере некоторые из них - и привезли платье, более достойное ношения Мальвиной. Это было все, на что только способен оказался Париж, дабы приблизиться к истинному и оригинальному костюму, как он был описан добрым монахом Боннэ: сотканному за одну ночь из лучей луны колдуном-пауком Караем. Мальвина приняла его с милостивой благодарностью, и была явно довольна оказаться вновь в одеянии себе под стать и приличествующем ее сану. Платье было спрятано для нечастых случаев в место, о котором знала лишь сама Мальвина. Но по нижайшей просьбе дамы, поцеловавшей ее первой, чьей специальностью были феи, Мальвина дала согласие надеть его, чтобы позировать для портрета. Картину и по сей день еще можно увидеть в "Palais des Beaux Arts" в Нанте ("Бретонский" зал). Изображена на ней одинокая маленькая фигурка, стоящая прямо, словно стрела, посреди лишенного деревьев верескового луга. Говорят, будто платье написано просто чудесно. "Мальвина Бретонская" гласит подпись под картиной, а дата стоит "тысяча девятьсот тринадцатый год".

На следующий год Мальвины не стало. Мадам Лявинь, сложив вместе свои узловатые руки, пробормотала последнюю "Отче наш". Pere Жан настаивал на монастыре. Но впервые она заупрямилась с ним. Будто какая-то блажь втемяшилась в голову ребенку. Что-то, что она явно связывала с бескрайними безлесыми лугами, поднимавшимися к югу туда, где их венчал древний менгир короля Тарамиса. Мягкий старик, по обыкновению, уступил. Покамест имелись небольшие сбережения мадам Лявинь. Запросы у Сюзанны немногочисленны. С редкими необходимыми покупками отцу Жану под силу было справиться самому. С приходом зимы он вновь поставит этот вопрос, и тогда уж будет вполне тверд. Теперь же как раз стояли те летние ночи, в какие Сюзанна так любила бродить по округе. Что же до опасности! Не было парня на десять лье вокруг, который не пробежал бы лишнюю милю, лишь бы не проходить даже среди бела дня мимо той хижины, что стояла там, где вересковые луга ныряют вниз к побережью моря.

Но можно прийти к выводу, что даже фея может почувствовать себя одинокой. Особенно отверженная фея, как бы повисшая между землей и небом, знающая, что смертным девушкам уготованы поцелуи и ласки, тогда как собственные ее товарищи скрываются от нее. Возможно, ей пришла в голову мысль: а вдруг после всех этих лет они уже простили ее? Ведь, согласно преданиям, это было местом их встреч, особенно в пору самых коротких ночей. Теперь-то людскому глазу редко доведется хоть мельком увидеть сияние их одежд, но высоко на безлесой вересковой пустоши все еще можно услышать, - стоит лишь набраться храбрости, - ритм их ног, танцующих под музыку Дамы Источника. Если поискать их и тихонечко позвать, не откроются ли они ей, не дадут ли вновь место в своем вихрящемся кругу? Есть мысль, что надежды могло прибавить ей и платье из лунного света. Допускает же философия, что сознание того, что ты хорошо одет, прибавляет уверенности в себе.