Остаться в живых - Брэнд Макс - Страница 27

• Предыдущая
• 27/58
• Следующая

— Ладно, Лэнки, все в порядке. — Я окончательно опустил руки как в прямом, так и в переносном смысле. — Твоя взяла. В последний раз я пытался вырвать из тебя ответ, больше не буду.

— Кстати, о вырывании, — легко переключился мой долговязый друг на другую тему. — Как-то раз один зубодер тянул мне зуб. Я и спрашиваю: «Что это, интересно, ты там вытаскиваешь — корень распроклятого зуба или, может, саму челюсть?» А этот зубодер мне отвечает: «Знаешь что, приятель, тебе ведь давно за тридцать, верно?» — «Так, — говорю, — давным-давно… „ — „А возьми, к примеру, лошадь старше тридцати лет, — рассуждает мой коновал, — зубы у нее пренепременно вросли в челюсть, так что если я хорошенько дерну твой зуб, то, кто его знает, вполне может статься, вместе с ним вытащу и пол-лица“. — «Ладно, — говорю я, — не знаю, конечно, может, это и вправду неплохая мысль. Не ахти какая у меня физиономия, чтобы любоваться ею и гордиться. Но я к ней привык. Так что давай оставь-ка ты этот зуб на том же самом, старом месте“.

И по сей день он там так и торчит, сынок, и неплохо служит с тех пор, словно бы в благодарность за то, что я его оставил, или уразумел наконец, что хозяин я хороший. Вот только кости грызть той стороной я не могу, и, наверное, по этой причине физиономия моя потихоньку съехала на сторону.

— Это и вправду так здорово перекосило твое лицо, Лэнки? — с усмешкой спросил я.

— Да, Нелли, в молодости я выглядел не хуже любого манекена, на каких портные развешивают одежки, но с годами лицо мое успело выйти из моды. Кстати, о моде. Могу рассказать тебе историю об одной девушке, которая нашла себе в Тусоне работу — торговать закусками с подвесного лотка… Однажды…

Он продолжал травить байки, но я слушал довольно рассеянно. Подняв глаза к небу, я пытался ответить себе на один вопрос: я ли это скачу под звездным сводом, или же все это — грезы моей души, покинувшей на время сна тело?

Лэнки верно рассчитал — к поместью Порсонов мы добрались рано утром. Возвращение туда казалось мне сном, ночной фантазией: я снова видел знакомые и близкие лица, но сквозь дымку, как бы ощущая, что все это нереально. Хотя все конечно же было как обычно, вот только сам я не являлся больше частью этого миропорядка и, скорее всего, никогда ею больше не буду.

Все только умывались перед завтраком, а мы, обогнув дом, совершенно неожиданно оказались прямо перед ними. Лефти как раз качал воду в гранитный бассейн и зевал, прогоняя из глаз остатки сна. Дэн Порсон стоял прислонясь к кухонной двери и, скрестив ноги, сворачивал первую утреннюю сигаретку — он был из тех безрассудных парней, чей день начинается с сигареты. Старый Джефф задумчиво расхаживал взад-вперед по двору, сложив за спиной руки и низко опустив голову.

Это было типично для него. Много раз доводилось мне наблюдать подобную сцену, и всегда я думал, что он относится к типу добрых старых патриархов — людей, заложивших фундамент величия Запада.

Да, теперь мое отношение к Джеффу Порсону претерпело серьезные изменения. Конечно, он по-прежнему тянул на роль одного из отцов основателей великой империи, но вдобавок к тому ярко проявил себя как отъявленный старый скупердяй, а то и кое-что похуже. Но все-таки к нему я никогда не испытывал таких дружеских чувств, как к Дэну. Вне всяких сомнений, именно старик равнодушно повел плечами, когда я попал в беду, легко и спокойно отстранившись от моих проблем. А вот Дэн… Уж он-то обязан был бороться, невзирая на издевки и злобные выпады отца, уж он-то должен был предпринять что-нибудь, хоть мало-мальски действенное.

Именно Дэн и увидел нас первым. Свертываемая им сигаретка, задрожав, вылетела из рук и упала на землю. Парень в изумлении глядел на нас широко раскрытыми глазами — как малыш, перепуганный тяжелым ночным кошмаром. Потом нас заметил Лефти и немедленно испустил долгий протяжный вопль. А последним был старик Порсон. Резко обернувшись на крик, он хмуро и недовольно уставился на незваных гостей.

Судя по всему, Джефф явно предпочел бы узнать, что меня повесили, чем увидеть разгуливающим на свободе.

— Здорово, ребята! — жизнерадостно прокричал Лэнки. — Смотрите только, кого я нашел на обочине дороги! Представьте, мне выпала двойная удача — заодно я наткнулся на лошадку Тома Экера. Видать, отбилась от дома и плутала, но с седлом и упряжью, черт меня подери! Но главное, я встретил нашего малыша: идет себе руки в брюки и весело насвистывает как ни в чем не бывало — можно подумать, все шерифы на свете повымирали!

Закончив эту маленькую пояснительную речь, он громко расхохотался.

Только я соскочил с седла — все парни столпились вокруг, радостно пожимали руку и хлопали по спине, желая удачи, ужасно довольные, что мне удалось-таки выбраться из тюрьмы. И каждый хотел знать, как так получилось, что я на свободе.

Я отмел все вопросы, туманно заметив, что мне просто повезло. Правду рассказать я, естественно, не мог, иначе оказал бы Лэнки медвежью услугу. Как-никак умыкнуть из тюрьмы заключенного — дело серьезное.

Наконец и Дэн Порсон опомнился от изумления. Пробравшись между другими ковбоями, он протянул мне руку. Лицо его при этом стало ярко-красным.

— Рад видеть тебя, дружище, — сказал Дэн.

Я проигнорировал это приветствие. Глядя на Дэна, на заливавшую его щеки пунцовую краску, я понял, что все это время он прекрасно осознавал, какую играет низкую и неблаговидную роль.

Обойдя Дэна, я приблизился к его отцу. Старик стоял на том же месте, где его застигло наше появление, и хмуро рассматривал меня с головы до ног — само воплощение недовольства и злобы. Можете себе представить? Руки по-прежнему заложены за спину, челюсть надменно выдвинута вперед, и только желваки нервно поигрывают с обеих ее сторон.

— Ну? — отрывисто выдавил он из себя.

— А в чем дело, мистер Порсон? — прикинулся я удивленным. — Или вы не рады меня видеть?

Он два или три раза моргнул — быстро и коротко, как птица на жердочке от яркого света.

— Почему же не рад? Рад… Вот только, парень, впутался ты в историю…

— Я ни в какие истории не впутывался! — с законным негодованием воскликнул я. — Ваш сын — вот кто впутал меня в историю. Не по своей прихоти отправился я в Кэтхилл, а чтобы помочь ему. Но в самый ответственный момент он сбежал, предоставив мне в одиночку расхлебывать заваренную им кашу.

— Ты поехал в чужой город и убил Джоша Экера, — медленно, обвиняющим тоном проговорил он.

— Пуля из его револьвера срезала клок волос у меня на голове. А теперь я скажу, зачем я сюда приехал. Вовсе не для того, чтобы получить от вас благодарность в той или иной форме.

— Не для этого, говоришь? — переспросил Порсон с недоверием, настороженно подняв свое узкое, вытянутое лицо и вперив в меня злобно сверкающие глазки-бусинки.

— Нет, — подтвердил я. — Ты еще не заплатил мне за работу. И еще у тебя есть мустанг, которого я хотел бы забрать. За него я отдам тебе все жалованье. Что скажешь?

— Но, черт возьми, это лучшая лошадка на ранчо! Ты ведь говоришь о пегом, насколько я понимаю? Я был чертовски рад, когда Дэн привел его обратно из Кэтхилла. Хорошо хоть, тебе не пришло в голову забрать с собой лошадь в тюрьму!

— И сколько ты хочешь за пегого?

— Двести пятьдесят долларов, — не моргнув и глазом ответил старик.

Он заломил неимоверно высокую цену. И, прикинув, что причиталось мне всего тридцать — сорок долларов, я опустил руки. А ведь Порсоны были передо мной в долгу — только из-за Дэна Порсона я превратился в изгоя, которому хорошая лошадь жизненно не обходима, только из-за него я не мог теперь честно трудиться и, похоже, не смогу уже никогда. Поэтому мне казалось естественным, что они уступят пегого за мою цену.

Подобного же мнения придерживалась и большая часть ковбоев — судя по тому, какой ропот неодобрения прокатился по их кругу после слов старика.

Дэн Порсон выступил вперед. Лицо его побагровело пуще прежнего.

• Предыдущая
• 27/58
• Следующая