Остаться в живых - Брэнд Макс - Страница 31

• Предыдущая
• 31/58
• Следующая

Я искоса поглядывал на Лэнки, продолжая готовить ужин. Я настолько проголодался, что, приписывая свой зверский аппетит и спутнику, решил запечь всех четырех куропаток сразу. Я насадил обработанные птичьи тушки на прутья, затем укрепил их перед костром, слегка наклонив и намереваясь таким образом хорошенько пропечь куропаток до появления соблазнительно хрустящей корочки.

Теперь осталось только присматривать за ними. У Лэнки нашлись кофе и кофейник, а также сухари и соль. Все это хранилось в походных сумках за седлом «медвежьей» лошади. Я вытащил и разобрал его припасы и, обнаружив неподалеку от нашей стоянки ручеек, журчавший среди деревьев, принялся готовить кофе.

Затем я снова взглянул на Лэнки: по-прежнему закинув руки за голову, он как в трансе смотрел на верхушки деревьев. Двигалась только его трубка — то медленно переползала из одного угла рта в другой, то просто покачивалась вверх-вниз. Лэнки же словно и не замечал этого, смотрел себе вверх ничего не выражающим взглядом — как лунатик.

Спустя какое-то время, не вытерпев, я задал новый вопрос:

— Лэнки, а ты сам когда-нибудь влюблялся?

— Да, пару-тройку раз.

— Так расскажи мне об этом!

— У-у-у, братишка, — протянул он, — у меня наблюдались все признаки помешательства, которые, я думаю, есть и у тебя сейчас. Ночью я не мог уснуть, а днем ходил сонный и вялый, не в силах ни есть, ни пить, ну и все такое прочее!

— И в кого это ты мог так сильно влюбиться, Лэнки?

— Да вот была одна такая дамочка близ Эль-Пасо, немного вверх по реке. Страшная как смертный грех, хуже и не придумаешь. Жила она в крошечном домике и разводила коз.

— Она была мексиканкой, Лэнки?

— На вид вроде как испанка. — Долговязый задумчиво нахмурил брови и добавил со вздохом: — А какие у нее были глаза!..

— А усов у нее, случайно, не было?

Лэнки моргнул одним глазом и перевел взгляд на самые верхние ветки.

— Что-то там такое виднелось вроде пушка над верхней губой, — признал он. — Я играл ей на банджо, ну и все остальное… Почти каждый вечер таскался туда повидать ее.

— Ну и что дальше?

— А дальше случилась одна очень грустная история, — вздохнул Лэнки. — Мне неприятно вспоминать об этом, и я бы не стал, не будь намного старше тебя. Но я обязан поделиться с тобой жизненным опытом. Так вот, однажды в полнолуние выехал я на дорогу к ее дому и увидел сбоку от себя огромную желтую луну. Она висела, просвечивая сквозь ветви деревьев, да так низко, что я мог бы вскарабкаться и оторвать ломоть.

Добравшись до места, подхожу я к крыльцу и вижу, что дверь закрыта, хотя внутри горит свет. Я стучу.

«Кто там?» — спрашивает Чикита. «Я, сестренка», — отвечаю я ей.

Тут в разговор вклинивается мужской голос. «Какой это, — я?» — рычит он по-испански.

А Чикита, эта подлая изменница, эта кукла набивная, и говорит ему: «Да ну, не бери в голову, это всего лишь никчемный янки, он уже довольно долго пытается приударить за мной». — «Пойду-ка я вспылю ему как следует», — заявляет мексиканец.

И вот он выходит, здоровый как шкаф, а кончики его усов торчат в обе стороны — как у кота…

Здесь Лэнки останавливается.

— Надеюсь, он не слишком грубо с тобой обошелся? — прыснул я, ожидая продолжения рассказа.

Лэнки пожал плечами.

— Это было давным-давно, браток, — ответил он, подумав. — А боец из меня плохой, да и память на драки короткая.

Никогда не забуду, как быстро мы расправились с дичью. То, что осталось от птиц, вряд ли могло бы прельстить даже самого голодного пса. Я спросил у Лэнки, сколько пуль он потратил на эту четверку, и тот ответил, что пришлось сделать шесть выстрелов. Я удивился, так как совсем недавно собственными глазами видел, как он одного за другим уложил двух бегущих кроликов. Такой потрясающе четкой стрельбы мне никогда раньше видеть не доводилось. Заметив мое удивление, Лэнки с серьезным видом просто и скромно пояснил, что ему никогда не нравилось стрелять в сидящую дичь, а именно так и ведут себя обычно куропатки, пока к ним не приблизишься настолько, что еще чуть-чуть — и хватай голыми руками. Лэнки же всегда вспугивал дичь и только после этого позволял себе выстрелить,

Я молча переваривал эту информацию. На того, кто без винтовки способен шестью пулями сбить на лету четырех куропаток, безусловно, можно положиться в случае опасности или крайней нужды.

— Сколько противников ты сразил, Лэнки? — вдруг спросил я его.

Мой друг грустно покачал головой.

— Нелли, ты всегда все разговоры переводишь на бои и сражения, — с огорчением заметил он. — А у меня от таких разговоров всегда холодок по спине пробегает. Ну сколько мне тебе объяснять, что я не боец и не вояка, а самый мирный человек?

После еды мы выкурили по сигарете, потом я вымыл кофейник и собрал весь наш скарб. Я давно уже успел заметить, что Лэнки абсолютно беспомощен во всем, что касается привала, обустройства лагеря, приготовления пищи — любых заурядных домашних дел. Он готов был скорее с голоду помереть, чем взяться за стряпню. А что до рубки дров, привязывания лошадей или их оседлывания, укладки и распаковывания вещей или даже невинной прогулки за водой для кофе, то всякий раз, как только возникала подобная необходимость, он долго и тяжко вздыхал, медленно поднимался с выражением муки на лице, затем, постанывая, вновь падал на место, после чего делал еще одну попытку встать — и так до тех пор, пока столь невыносимые страдания не начинали терзать вас раскаянием. Так что всю «домашнюю» работу на стоянке выполнял я. И я был даже рад этому! Пока в руках у Лэнки винтовка, любой его спутник мог не бояться голода! Пусть только какой-нибудь самый мелкий зверек хотя бы на дюйм высунется из норки — мой долговязый друг мог запросто срезать ему голову с расстояния, на котором она казалась лишь черным пятнышком. Лэнки принадлежал к числу тех, кто просто не умеет промахиваться, и если мне случалось видеть людей, не уступавших ему в меткости, то о таких, у кого меткость сочеталась бы со столь же фантастической быстротой, мне и слышать не приходилось.

Когда все вещи были собраны, мы тронулись в путь.

Солнце уже клонилось к закату, когда мы подъехали к густым зарослям, где Лэнки слез с седла, велев и мне сделать то же самое. Мы привязали лошадей и двинулись вперед пешком. Заросли потихоньку редели, пока не перешли в чахлую, открытую рощицу, у самой кромки которой моему взгляду предстал огромный сад, а за ним — великолепный дом, выкрашенный в белый цвет и окруженный со всех сторон солнцезащитными навесами. По стороне ближнего к нам крыла тянулась широкая терраса. Усадьбу строили с размахом и заботой о комфорте, поэтому она больше напоминала дом на людном курорте, чем обычное жилье хозяина крупного ранчо.

Это немедленно показало мне дистанцию, отделявшую меня от Бобби Мид. Легко говорить, что все люди рождаются равными и свободными, но те, кто имеет деньги и привилегии, всегда обречены возвышаться над менее везучими собратьями, прозябающими в бедности и вынужденными самостоятельно пробивать себе дорогу в жизни.

Нечего удивляться, что Роберт Мид хотел держать меня подальше от своей дочери с того самого момента, как она проявила интерес к простому ковбою, не отягощенному ничем, кроме того, что на нем надето.

Я тяжело переживал все это, сидя под деревьями и наблюдая, как темнота постепенно поглощает дом и в окнах зажигаются огни.

Но было там и кое-что, стоившее гораздо большего внимания, чем дом и огни: на террасе, о которой я уже упоминал, стали появляться люди. Я видел, как они прохаживаются взад-вперед. И больше всего меня поразило, что ходившие дозором мужчины были вооружены двуствольными обрезанными дробовиками. Такие короткоствольные обрезы — и не ружья вовсе, а настоящие орудия убийства!

Я вспомнил волевой подбородок и решительный взгляд Роберта Мида. Да, теперь мне представили недвусмысленное доказательство, что и характер у него под стать внешности!

• Предыдущая
• 31/58
• Следующая