Удержать мечту. Книга 1 - Брэдфорд Барбара Тейлор - Страница 24
- Предыдущая
- 24/78
- Следующая
«Черт возьми! – подумал он, снова досадуя на себя. – Я не собираюсь проводить все выходные дни в раздумьях о том, чего хочет Джим Фарли. Я прямо спрошу его об этом на следующей неделе, как только начнется осуществление плана, связанного с приобретением «Эйр коммюникейшнс».
Выбросив дела из головы, он позвонил отцу в Эллингтон-Холл и проговорил с ним добрых двадцать минут. Потом набрал номер Элисон Ридли, с которой встречался в последнее время. Услышав ее голос, он почувствовал, как теплая волна подступает к сердцу – и в ее голосе тоже слышалась радость от того, что он позвонил. Он подтвердил их договоренность о том, что будут делать в воскресенье. Повесив трубку, он поспешил наверх – переодеться.
Через десять минут, надев удобные вельветовые брюки, свитер из грубой шерсти, резиновые сапоги и старый плащ-дождевик, Уинстон прошел через столовую и вышел на веранду с каменным полом, откуда открывался вид на пруд, в котором водилась рыба. После небольшого дождя небо прояснилось. Деревья, кусты и трава на лужайке, мокрые от дождя и потому казавшиеся особенно ярко-зелеными, слегка поблескивали в лучах мягкого послеполуденного солнца. Бледно-голубое небо тоже слегка светилось. Воздух был наполнен запахом дождя и мокрой травы, влажной земли и растений. Уинстон любил этот запах. Он постоял минуту на веранде, полной грудью вдыхая и выдыхая прохладный воздух, отрешаясь от всех своих городских забот и проблем. Потом легко сбежал по ступенькам в сад и поспешил к ручью, чтобы убедиться, что недавний дождь не размыл его берега.
Глава 7
Приехала Эдвина. Эмма знала, что ее старшая дочь сидит внизу, в библиотеке, потягивает коктейль и приходит в себя после дороги из аэропорта. За последние несколько минут сначала Хильда, а потом Эмили поднялись к ней, чтобы сообщить последние новости. «Никогда не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня», – сказала Эмма сама себе, переодевшись и заканчивая приготовления к ужину с Блэки и Шейном. Откладывать то, что неизбежно, – не просто глупо. Это еще и изматывает нервы. Эдвина – как бомба с часовым механизмом, который отсчитывает минуты до взрыва, и мне, пожалуй, стоит обезвредить этот механизм еще до наступления субботы.
Одобрительно кивнув самой себе, довольная, что перестала колебаться и приняла решение, Эмма застегнула жемчужное колье, взглянула на себя в зеркало, взяла свою вечернюю сумочку и соболий жакет и решительным шагом вышла из комнаты.
Спускаясь по длинной винтовой лестнице, она замедлила шаги, обдумывая, что скажет и как следует держаться с Эдвиной. Эмма не любила столкновения и конфликты и предпочитала действовать окольными путями, а иногда и хитростью для достижения своих целей. Ее сила и теперь, и всегда заключалась в умении добиваться взаимоприемлемых решений, в готовности идти на компромиссы в деловых, и в личных отношениях. Но сейчас, подходя к двери в библиотеку, она поняла, что с Эдвиной возможна только одна линия поведения – действовать напрямую.
При мысли о предстоящем столкновении ей стало не по себе. Но речь шла о счастье Энтони, и нужно было обязательно нейтрализовать Эдвину, прежде чем она создаст серьезные неприятности для Энтони, да и для всех остальных.
Дверь в библиотеку была приоткрыта, и, прежде чем войти, Эмма остановилась на мгновение, опираясь рукой на косяк двери и глядя на Эдвину, сидящую перед камином в кресле с высокой спинкой. Была включена только одна лампа, и большая часть комнаты тонула во мраке. Вдруг ярко вспыхнуло одно из поленьев в камине, и отсвет пламени выхватил из тени лицо, так что его стало лучше видно. Потрясенная, Эмма зажмурилась от неожиданности. На этом расстоянии ее дочь как две капли воды была похожа на Адель Фарли… Те же серебристо-светлые волосы, тот же нежный, но четко очерченный профиль, немного ссутулившаяся фигура человека, задумавшегося о чем-то. Как часто ей приходилось видеть Адель сидящей вот так же, у огня, в своей спальне и погруженной в свои мысли. Но Адель умерла, когда ей не было тридцати восьми, а Эдвине сейчас уже шестьдесят три, и ее красота никогда не была такой одухотворенной и щемящей, как когда-то у Адель. Поэтому Эмма знала: ее впечатление минуту назад было отчасти обманчивым, но все же сходство, безусловно, есть – оно было заметно с самого рождения Эдвины. Впрочем, вообще Эдвина во многих отношениях больше похожа на семью Фарли, чем на Хартов. Кашлянув, Эмма поздоровалась:
– Добрый вечер, Эдвина! – и сразу же деловым шагом вошла в комнату. Ей не хотелось, чтобы Эдвина догадалась, что она наблюдала за ней от дверей.
Ее дочь вздрогнула от неожиданности и повернула голову, выпрямилась на стуле.
– Здравствуй, мама! – ответила она холодно и сухо.
Эмма не обратила внимания на этот холодный тон – она уже привыкла к нему, он почти не менялся уже много лет. Она положила жакет и сумочку на один из стульев и прошла к камину, включив по пути несколько ламп.
– Ты уже налила себе чего-нибудь выпить? Не нужно подлить? – заговорила она, садясь на такое же кресло с высокой спинкой, как у Эдвины.
– Нет, спасибо. Пока не нужно.
– Как твои дела? – спросила Эмма приветливо.
– Все более или менее в порядке. – Эдвина пристально посмотрела на мать. – Думаю, нет нужды спрашивать, как дела у тебя? Ты замечательно выглядишь.
Эмма слегка улыбнулась. Откинувшись на спинку кресла, она положила ногу на ногу и извинилась:
– Боюсь, я не смогу остаться сегодня на ужин. Мне придется уйти. В последнюю минуту…
– Ну, конечно же. Как всегда, дела… – Эдвина пренебрежительно фыркнула и бросила на Эмму весьма недружелюбный взгляд.
Эмму это покоробило, но она ничем не показала своего раздражения. Обычно грубость и ехидный тон Эдвины быстро выводили Эмму из себя, но сегодня она была полна решимости стерпеть все выходки дочери и ее ничем не обоснованное неуважительное отношение, к которому она никогда не давала повода. Пристальнее вглядевшись в лицо Эдвины, она сразу же заметила устало опустившиеся уголки губ, морщинки вокруг серебристо-серых глаз, полных печали. Эдвина похудела и казалась неспокойной, даже издерганной. Было очевидно, что вдовствующая графиня Дунвейл, обычно преисполненная чувства собственной важности, сегодня вечером не столь довольна своей жизнью и собой. Несомненно, ее одолевает множество проблем.
Эмму пронзила жалость к ней, и это чувство было столь неожиданно для нее самой – она никогда не испытывала жалости к Эдвине, – что она сама себе удивилась. «Бедняжка Эдвина. Она действительно несчастлива и напугана – но, боюсь, она сама в этом виновата, – думала Эмма. – Если бы только я могла объяснить ей это, уговорить ее вести себя иначе…» В этот момент она заметила, что Эдвина приглядывается к ней так же внимательно, как она сама – к Эдвине, и спросила:
– Ты так рассматриваешь меня. У меня что-нибудь не так?
– Твое платье, мама, – ответила та, не колеблясь ни секунды. – Мне кажется, оно было бы уместнее на женщине помоложе.
Эмма сжалась в комок – похоже, Эдвина решила не давать ей спуску. Но через мгновение она заставила себя расслабиться и весело улыбнуться, словно не обращая внимания на колкость, твердо решив, что не позволит Эдвине вывести ее из себя. Когда она заговорила, голос ее звучал совсем спокойно:
– Я люблю красный цвет, он очень живой. А какой цвет, по-твоему, мне пристало носить? Черный? Но я ведь еще живая. Кстати, раз уж мы заговорили о предпочитаниях в одежде, почему ты так привязана к этим ужасным мешковатым твидовым костюмам? – И, не дожидаясь ответа, добавила: – У тебя хорошая фигура, Эдвина. Не надо прятать ее.
Эдвина пропустила этот двусмысленный комплимент мимо ушей. Она спрашивала себя, зачем она вообще приняла приглашение Джима Фарли, и уж тем более – зачем согласилась остановиться в Пеннистоун-ройял. Она, должно быть, совсем потеряла рассудок, если согласилась так долго терпеть общество своей матери.
Эмма сжала губы, прищурилась, окинула Эдвину оценивающим взглядом и сказала очень осторожно:
- Предыдущая
- 24/78
- Следующая