Похитители красоты - Брюкнер Паскаль - Страница 20
- Предыдущая
- 20/50
- Следующая
Эта лавина новостей одна другой хуже сразила нас наповал. Элен даже попыталась умаслить механика, предложив ему большие деньги, если он починит машину сегодня до темноты. Тот, раздраженно поморщившись, заявил, что детали у него нет и он не может сотворить ее из воздуха. «На нет и суда нет», — отрезал он, и поговорка — тоже мне, кладезь народной мудрости! — была, однако, более чем справедлива. Даже не вымыв руки, он укатил на своих мотосанях.
И потянулось долгое, нескончаемое ожидание. Элен, ругая себя на чем свет стоит, что не взяла с собой мобильный телефон — ей хотелось на каникулах порвать всякую связь с Парижем, — ушла, вконец расстроенная, обратно в комнату, не преминув по дороге снять трубки со всех телефонов, чтобы убедиться, что гудка нет. Она все твердила, как ужасен этот дом и как ей здесь не по себе. Я находил, что она преувеличивает, верно, просто устала. Заносить в дом чемоданы мне не хотелось — я все еще надеялся, что мы скоро отчалим. К обеду вернулся с лыжной прогулки Жером Стейнер; его долговязую фигуру я увидел издали, размашистым шагом он скользил по снегу.
— Вы все еще здесь? Неужели вам так полюбились наши края, что вы не в состоянии их покинуть?
Это уже было откровенное хамство. С высоты своего роста он смотрел как будто поверх вас, и хотелось стать на голову выше, чтобы взглянуть ему прямо в глаза. Он направился к машине, сел на водительское место, включил сцепление и велел Раймону подтолкнуть сзади. На минуту во мне затеплилась надежда, и я молил Бога, чтобы нетерпение и досада помогли там, где профессиональные знания оказались бессильны. Стейнер бранился, колотил кулаками по рулю, честил своего слугу, и я только диву давался, как быстро давешний джентльмен превратился в ломового извозчика.
Наконец, потеряв терпение — мотор так и не соблаговолил завестись и только чихал, — он вышел из машины со свирепым лицом, в сердцах пнул ногой переднее колесо и, в упор не замечая меня, рявкнул Раймону, что машина должна быть починена к вечеру во что бы то ни стало. Дурень-недомерок не поспевал за ним и, запыхавшись, пытался на бегу объяснить ситуацию. Стейнер скрылся в доме, громко хлопнув по очереди всеми дверьми. Меня в дрожь бросило при мысли, что наш отъезд зависит теперь исключительно от коротышки на побегушках. Он обещал отвезти меня в гараж, который был километрах в десяти, но к часу дня погода резко переменилась. Северо-восточный ветер принес тяжелые тучи, снова повалил снег, еще гуще вчерашнего, и ехать куда бы то ни было на машине стало опасно.
Раймон, который, похоже, проникся ко мне симпатией, предложил перекинуться с ним в карты у камина.
— Вы уж на «самого»-то не обижайтесь. Он нынче не в духе, с ним такое бывает, пройдет.
Этот шельмец, когда он не говорил и не задумывался, здорово смахивал на дебила со своей неизменной ухмылкой на лоснящейся физиономии. После того как хозяин его отчихвостил, он стал мне почти симпатичен. Я с важным видом толковал ему: мол, мы с Элен оба «не из простых», живем душа в душу, в эти края нас занесло случайно, и нам необходимо как можно скорее вернуться туда, где нам место, в круг людей деликатных, воспитанных, культурных. Он кивал в ответ, повторял: «Да, мсье, мы постараемся», — но я так и не понял, удалось ли мне его убедить. Когда он сдавал карты, я машинально поднимал глаза и любовался танцем снежных хлопьев в свете угасающего дня. Я впервые заметил, как красив падающий снег — он кружит в невесомости, не то что дождь, который тупо подчиняется закону земного притяжения. Время от времени налетавший порывами ветер бился в окна, снежные кристаллики шуршали о стекло, оседали в уголках оконного переплета. Высокие ели колыхались, словно их раскачивала невидимая рука, и я бы ничуть не удивился, если бы эти полчища деревьев двинулись на нас и погребли под собой. Но дом стоял прочно, не качался, не скрипел. Ковры, мягкие подушки, деревянные панели сплотились в заговоре против разбушевавшейся стихии, образовав славный островок уюта и комфорта. Только большие часы с маятником в дальнем конце прихожей своим унылым боем напоминали мне детство и нагоняли тоску.
Когда мы начали десятую партию, раздался автомобильный гудок, хлопнула дверца машины — это пожаловала Франческа Спаццо-Стейнер, супруга хозяина. Она выехала из Лиона пять часов назад и еле добралась из-за метели. Это была высокая, полная женщина — итальянка родом из Ломбардии, — с холодными глазами; с ее появлением атмосфера в доме сразу изменилась. Мне эта дама с первого взгляда не понравилась, она смотрела сквозь вас, будто не видя, была немногословна, и о чем бы ни зашел разговор, при ней он быстро иссякал. Нос у нее был прямой, тонкий, скулы высокие, волосы каштановые; казалось, будто молодость вот сейчас, только что ее покинула, оставив теплый отсвет, который так не вязался с ее чопорной миной. Женщина на той узкой грани, что отделяет расцвет от увядания.
Кое-что в ее лице удивило меня: кожа на веках, ее было слишком много и она складками лежала над ресницами, точно поднятые шторы на окне. Мне невольно подумалось: а как она опускает их на ночь, когда ложится спать? Меня хозяйка едва удостоила приветствием, отдала какие-то короткие распоряжения Раймону и поднялась к себе в комнату переодеться. Лицо слуги в ее присутствии разом стало другим, хитровато-угодливым. Он бросил карты и с озабоченным видом заспешил к своим делам. Я не мог взять в толк, что же связывало эту осеннюю красу с карликом-недомерком и с престарелым похотливым хиппи. Решительно, мы в этом доме пришлись не ко двору!
Стемнело как-то сразу, на душе у меня тоже стало мрачно, и я поднялся к Элен — с ней все-таки спокойнее. Она стояла у окна, босиком, в длинном, почти до колен, свитере, и плакала, глядя, как нашу машину мало-помалу заносит снегом. «Я хочу уехать, уехать», — твердила она. Я утешал ее как мог: нам просто чертовски не повезло, завтра же, как только доставят нужную деталь, мы сможем вернуться в Париж. Но она не доверяла механику — шарлатан, ни черта не умеет! — а в поведении наших хозяев ей чудилось коварство.
— Брось, им самим не терпится нас поскорее выпроводить. Я сейчас видел жену Стейнера, она на меня просто волком смотрела. Сдается мне, они уже локти кусают, что пустили нас в дом.
Но убедить Элен мне никак не удавалось, и ее страхи заразили меня.
— У меня здесь какое-то странное чувство: как будто в этом доме не живут, я бы сказала, его просто занимают. Все тут слишком чистенькое, с иголочки, слишком тщательно подновленное.
Она разделась, легла в постель, позвала меня к себе, попросила согреть ее, приласкать, и мы долго лежали обнявшись, одолеваемые одними и теми же сомнениями. Потом Элен взялась было за очередной кошмарный детектив — она читала запоем все эти истории о маньяках-убийцах, садистах и психопатах и с каким-то извращенным простодушием живописала мне их подвиги, — но книжка выпала у нее из рук. Ужасы на экране или на страницах книги — это роскошь, это для тех, кто чувствует себя в безопасности. Часов в семь она попросила меня принести ей чаю.
Я направился в кухню, рассчитывая застать там Раймона, как вдруг до меня донеслись отголоски бурной ссоры. Муж, жена и их слуга выясняли, отношения, как я понял, из-за нас. Я так и застыл на лестнице. Из того, что мне удалось расслышать, следовало, что мадам из соображений гуманности хочет, чтобы мы остались, а Стейнер настаивает на том, чтобы выгнать нас вон, в мороз, на ночь глядя. Я стоял, как громом пораженный, ничего не понимая: вчерашний гостеприимный хозяин жаждал от нас избавиться, а неприветливая хозяйка защищала. Она резко осадила Раймона, который пытался как-то примирить обе стороны, и по ее тону нетрудно было догадаться, кто в этом доме главный. Хозяйка с мужчинами не церемонилась, им и вдвоем было с ней не сладить. Ну почему мы не сообразили тогда же унести ноги!
Дальше слушать мне не хотелось; вконец сбитый с толку, я поднялся к Элен, но рассказать ей об услышанном не решился. Соврал, что чая в кухне нет. Немного погодя к нам постучался хмурый Раймон с двумя подносами, на каждом дымилась миска аппетитного супа, стояли тарелки с местными сырами и фруктами. Он сказал, что хозяин с хозяйкой устали и ужинают у себя. Я было стал извиняться: мол, мы их стесняем, нам очень жаль. Он опять заверил нас, что телефонную линию исправят к утру, машину починят, а в крайнем случае они вызовут из Понтарлье такси, в общем, в Париж нас так или иначе отправят. Элен чуть приободрилась, съела немного супа и надкусила ломтик сыра, который я с аппетитом доел. Потом она уснула. Я полистал валявшиеся в комнате иллюстрированные журналы, пожалел, что нет телевизора — хоть какая-то была бы связь с миром. Мысленно я подсчитывал серии, которые не удалось посмотреть, и предвкушал, как наверстаю дома упущенное. То-то будет блаженство!
- Предыдущая
- 20/50
- Следующая
