ОСС 117. Совершенно секретно - Брюс Жан - Страница 17
- Предыдущая
- 17/27
- Следующая
Рука Такары сжалась. Она догадалась, что он внимательно слушает ее, увидев просвет в черной стене, окружавшей его много дней.
– Потом, – продолжила она, – ты испугался. Огни исчезли, и ты не мог понять, действительно ли они были или тебе померещилось. Ты решил, что тебе никто не поверит, и придумал другую версию случившегося. Из-за нее ты оказался здесь. К тому же Владимир специально топил тебя фальшивыми уликами.
Она замолчала, ожидая, что он что-нибудь скажет. Но Такара только кашлянул, и Лин спросила себя, не напрасно ли говорила все это время.
– Ты меня слышишь, Такара?
Он сжал ее руку и утвердительно кивнул головой, не в силах ответить.
– В море нашли тело Кунга, – сообщила она.
Лин понизила голос.
– Служба госбезопасности поручила мне поговорить с тобой. Выйдя отсюда я заявлю, что ты во всем признался. Завтра утром, на официальном допросе, ты повторишь то, что я тебе сказала. Затем тебя наверняка отпустят...
Она встала.
– Ты доволен?
И увидела крупные слезы, катившиеся по ввалившимся щекам Такары.
– Доволен, – сказал он наконец.
Она постучала в дверь, зовя надзирателя.
10
– Ладно, – сказал Юбер, – я не герой.
Кулак Скирвина все-таки попал ему в лицо еще раз. Из носа потекла кровь, и он провел языком по губам, слизывая теплую липкую струйку, стекавшую на подбородок.
Военный взял Скирвина за руку. Странное лицо фавна, бывшего летчика, было белым, как снег.
– Он сказал, что с него хватит. Теперь он будет говорить.
– Только не при этой мрази! – буркнул Юбер, глядя на Скирвина.
– Ну! Ну! – дружелюбно сказал военный. – Не будем преувеличивать.
У него был умный и несколько робкий вид, но Юбер ему не доверял.
– Тогда пусть он встанет так, чтобы я его не видел. Меня от него тошнит.
Скирвин, стиснув зубы, все такой же белый, молча встал сзади Юбера. Военный сказал слащавым голосом:
– Вы готовы сказать правду? Я вас слушаю...
Юбер опустил плечи и сказал:
– Этот подонок говорил правду. Я был капитаном в шестьдесят третьей эскадрилье шестой воздушной армии. Сбит МИГом над Канко примерно полгода назад. Знание русского языка помогло мне спрятаться, и я не попал в плен...
Лицо чекиста замкнулось, и он спросил:
– Как вы добрались сюда? Почему не пытались вернуться к своим?
Юбер пожал плечами.
– Может быть, потому что устал. Если даже мне удалось бы вернуться, меня опять посадили бы в самолет. Мне больше не хотелось воевать. Я хотел посмотреть вашу страну, узнать, как вы живете. Я подумал, что вы меня не съедите и что попытка не пытка... Поэтому я отправился на север – пешком, на машине, на поезде – как придется. Я без особых трудностей пересек границу и попал во Владивосток. Там один китаец продал мне фальшивые документы, по которым я сумел найти работу... Я пробыл там два месяца, может быть, больше. Потом я узнал, что в районе Николаевска есть интересная и хорошо оплачиваемая работа. Я хотел отправиться туда, но сел на корабль, шедший в Александровск. Там я сел на самоходную баржу, груженную углем, и приехал в Погоби. Вот уже месяц я работаю в Погоби шофером.
Молчание. Чекист заговорил, глядя в потолок:
– Разумеется, мы это проверим. Изложите это в письменном виде со всеми подробностями... Он покачался на стуле, потом спросил:
– Разумеется, вы хотите, чтобы вас репатриировали?
Юбер пожал плечами, вытер рукавом стекавшую на подбородок кровь и осторожно ответил:
– Я этого не особо хочу. Я не фигурирую в списке военнопленных. У меня потребуют объяснений, возможно, даже сочтут дезертиром...
Он сделал короткую паузу, выражавшую нерешительность.
– Если бы я был уверен, что здесь меня оставят в покое... дадут возможность жить в приличных условиях... Большего мне и не надо...
Чекист смотрел на него, не отвечая.
В комнате стоял холод, походная кровать была неудобной. Отвернувшись к стене, Юбер дрожал под тонким одеялом. В замке повернулся ключ, дверь открылась, и зажегся свет. Скирвин вошел и захлопнул дверь ногой.
– Надеюсь, я разбудил тебя не слишком рано?
В его голосе была ирония и враждебность. Юбер, не оборачиваясь, холодно ответил:
– Я спокойно отношусь к клопам.
Скирвин ничего не сказал. Он принялся расхаживать по комнате. Юбер слышал, как он остановился, чиркнул спичкой, кашлянул и возобновил прерванную ходьбу.
– Ты напрасно так это воспринимаешь, дружище, – сказал он наконец. – Совершенно напрасно.
Новая пауза. Юбер перевернулся на спину. Скирвин остановился у окна, закрытого масляной бумагой. У него были широкие плечи, комбинезон затянут в поясе.
– Если кто и может тебе помочь, дружище, то один я и никто другой...
– Ударами кулака в морду, – иронично прокомментировал Юбер.
Скирвин медленно повернулся на каблуках. Его лицо фавна было ярко-красным.
– Ты напрасно так это воспринимаешь. Это было необходимо. Дураки очень легко выводят меня из себя, а я поначалу принял тебя за дурака...
Юбер ангельски улыбнулся:
– А теперь?
– Изменил мнение.
Улыбка Юбера стала шире.
– Скажи, дружище, сколько ты получил за свое обращение в их веру?
Скирвин не рассердился.
– Тебя это интересует?
– Может быть.
Скирвин тихо рассмеялся, и его лицо покрылось мелкими морщинками.
– Ты будешь разочарован, дружище. Я сделал это по убеждению. Исключительно по убеждению. Ты мне не веришь?
Юбер сладким голосом отозвался:
– А почему мне тебе не верить? Все точки зрения имеют право на существование, верно?
– Так говорят... Сигарету хочешь?
– Спасибо, я не курю.
– Счастливчик.
Он подошел к походной кровати. Юбер поднялся на локте и посмотрел ему в глаза. Скирвин улыбнулся.
– По моей фамилии ты должен был догадаться о моем русском происхождении. Мои дед и бабка... В общем, я вернулся на родину предков. Все просто...
– Все просто. И что мне дает эта история?
Скирвин посерьезнел.
– Я пользуюсь здесь доверием и могу уладить твое дело, если захочу. Это уже наполовину сделано. Они знают, что над Канко, примерно в то время, что ты указал, был сбит самолет шестой воздушной армии США, а его пилота не нашли... Если хочешь, я могу убедить их отказаться от дальнейших проверок, малыш.
– Ты слишком любезен, великан. Я, знаешь ли, не боюсь расследования. Я сказал правду.
Скирвин улыбнулся.
– Не сомневаюсь. Ошибка обошлась бы мне слишком дорого.
– Зачем ты это для меня делаешь? – подозрительно спросил Юбер. – Я не понимаю.
Скирвин пожал широкими плечами, и в его полузакрытых глазах появилось циничное выражение.
– Эгоизм. Все эгоизм. Представь себе, мне нужен кто-нибудь, с кем я могу время от времени поболтать на американском. Это ты можешь понять?
– Может быть. Но это опасная слабость. Мне кажется, они называют ее космополитизм.
Скирвин презрительно скривился.
– Еще одна жертва пропаганды.
Юбер улыбнулся.
– Мы все жертвы пропаганды, в том числе и ты, парень.
Скирвин, казалось, вдруг занервничал.
– Или ты соглашаешься, или я оставлю тебя тонуть в дерьме.
– Не будь так вульгарен, парень. Я согласен, что еще я могу сделать?
Скирвин вздрогнул, сунул в зубы новую сигарету и прикурил ее.
– Хочешь?
– Я уже сказал, что не курю.
– Я думал, ты дуешься.
Он пошел к двери.
– Я ухожу. Спокойной ночи. И не порти себе Нервы, дружище.
– Я тебе не дружище.
– Хочешь меня обидеть? Не выйдет. Я сегодня добрый.
Он ушел, и Юбер услышал, как за ним закрылась дверь. Свет остался включенным. Юбер встал, выключил его и наощупь вернулся к своей неудобной постели. Ему сейчас было не так холодно, и он знал, что заснуть снова будет трудно.
Скирвин был крупной и трудноразрешимой проблемой. Сначала он вел себя как враг и подлец. Вместо того чтобы дать чекистам избить Юбера, он сам занялся этим, и бил крепко. И вдруг он превратился почти в друга во всяком случае, предлагал свою помощь.
- Предыдущая
- 17/27
- Следующая