Зимняя жатва - Брюссоло Серж - Страница 53
- Предыдущая
- 53/72
- Следующая
А потом в один прекрасный день Шарлю Леурлану вдруг надоело жить на белом свете, и он шагнул на поле со смертельной начинкой. Тогда англичанин остался один, без чьей-либо помощи. С тех пор он укрывался в лесу, не осмеливаясь показаться на глаза новым обитателям поместья. Он предпочел умереть с голоду, не доверился французам, многие из которых, как ему было известно, добровольно сотрудничали с оккупационными властями. Его-то и видел Бенжамен Брюз в зарослях кустарника — англичанина, которому Адмирал, наверное, отдал одежду покойного сына взамен разорванного, окровавленного комбинезона! Пресловутую охотничью куртку, фуражку и сапоги. Это и ввело в заблуждение скульптора. Алкоголь довершил остальное, на время вернув из небытия младшего Леурлана.
Мальчик отшвырнул тряпки подальше. Теперь он чувствовал себя намного лучше. Можно ли быть таким глупцом! Матиас лежал в земле, Бенжамен — жалкий пропойца, а он, Жюльен, не по возрасту легковерен.
Упрекая себя во всех смертных грехах, мальчик поднялся по лестнице, размышляя, не опередить ли ему летчика, который от отчаяния мог попытаться проникнуть в усадьбу. Уж очень не хотелось Жюльену, чтобы в их доме оказался посторонний.
«А что, если принять эстафету у Адмирала и время от времени приносить ему продукты, оставляя их неподалеку от корабля?» — думал он, выходя на улицу.
Такое решение показалось ему достойным компромиссом. В полном согласии с совестью, мальчик поспешил к хижине. Проходя мимо Цеппелина, он, как всегда, погладил его по спине, чтобы тот не залаял. Но на этот раз рука Жюльена ощутила неподатливую жесткую шерсть — пес не отозвался на его прикосновение. Твердая как камень мертвая плоть. Обычно собака сразу реагировала на ласку, проводила шершавым языком по руке хозяина, тихонько повизгивала.
С бьющимся сердцем Жюльен наклонился. Цеппелин лежал на боку, под его головой трава стала липкой от крови. Кто-то перерезал псу горло.
16
Невольно отпрянув, мальчик принялся лихорадочно тереть руки о траву. Кажется, он понял, что произошло. Англичанин! Он захотел подобраться к дому, чтобы разжиться провизией или поближе познакомиться с женщиной, за которой, вероятно, наблюдал неделями. Цеппелин вцепился ему в горло, вот англичанин и пустил в ход кинжал, перед тем как убежать.
Мерзавец! Чертов ублюдок! На что, интересно, он надеялся? Добыть еды? Поваляться с Клер на соломе? «Он видел, что в доме еще есть я, и решил воспользоваться моим отсутствием. Он трус, полное дерьмо!»
Тут мальчик вдруг забыл о собаке и подумал о матери. Может быть, она лежала сейчас мертвая в хижине. Англичанин захотел ею воспользоваться, Клер подняла крик, и он заколол ее кинжалом.
Жюльен попытался выпрямиться, чтобы броситься бежать, но ноги не слушались, они были как мертвые. Застонав, Жюльен позвал на помощь, но с губ его не слетело ни звука. Перед его глазами проносились кошмарные, одна другой страшнее, картины: умирающая Клер… уже холодный труп Клер, валяющийся на окровавленной соломе… У Жюльена началось странное головокружение, опустошающее черепную коробку и грудь, где, в клочья терзая внутренности, свирепствовал ледяной ураган; нечеловеческая эта боль вызывала желание содрать кожу с лица, перестать жить, размозжить себе голову о камень…
Наконец кое-как ему удалось отвоевать тело у небытия, и, пошатываясь, он стал на ощупь искать вход в хижину. Луна не взошла, и чернота ночи превращала каждого в беспомощного слепца или лунатика. Жюльен споткнулся и повалился прямо на солому, шаря руками в темноте в поисках тела матери. От его прикосновений Клер резко подняла голову, еле сдержав крик ужаса. Мальчик подался вперед, чтобы прижать ее к груди, но со сна Клер не поняла, что перед ней сын, и стала отбиваться, словно на нее напал преступник. Жюльен почувствовал, как вниз от губы побежала струйка крови.
— Жюльен! — не своим голосом завопила Клер. — Это ты?!
— Цеппелина убили, — еле выговорил он. — Зарезали…
Но гибель пса уже не имела ровным счетом никакого значения, и мальчик это осознал, как только слова были произнесены. Он был настолько близок к тому, чтобы поверить в смерть Клер, что остальное потеряло всякую важность. Его самого испугало такое безразличие к судьбе пса.
— Что с Цеппелином? — не поняла мать.
Жюльен повторил чисто автоматически, не слыша того, что говорит. Все еще не веря до конца, что Клер осталась живой, он, стараясь убедиться в этом, наслаждался ее близостью, теплотой кожи, биением пульса; он хотел бы накрыть ее своим телом, чтобы ощутить ее жизнь каждой клеточкой…
Клер зажгла керосиновую лампу, и они, тесно прижавшись и поддерживая друг друга, вышли на порог хижины.
— Не смотри, не надо, — попросила женщина. Мальчик сделал вид, что послушался, но ему было все равно, словно Цеппелина никогда не существовало, его привязанность к собаке улетучилась в долю секунды.
— Наверняка его убил какой-нибудь солдат-дезертир, немец или даже американец, — предположила мать. — Нам лучше как следует запереться. Вернемся в хижину, не стоит здесь оставаться.
На ночь они закрыли все задвижки. В помещении стояла невообразимая духота, но никто не жаловался. До самой зари мать и сын пролежали бок о бок без сна, каждый прислушивался к дыханию соседа, стараясь убедить себя, что тот спит. Жюльена переполняло ощущение счастья от близости Клер — новое, необычное, которого он немного стыдился.
На следующее утро они с матерью, не обменявшись ни словом, похоронили Цеппелина в глубине огорода. Застывшая до каменной твердости собака казалась чучелом, в которое под покровом ночи злые силы превратили живое существо. Теперь в сердце Жюльена не осталось и следа от жалости к подорвавшемуся на мине англичанину. Только гнев, только ненависть чувствовал мальчик к затаившемуся в кустарнике подлецу. Он надеялся, что, возможно, в эту минуту летчик умирает от голода, или представлял, что роет для него в лесу яму, как при охоте на волка, куда тот упадет с дикими криками, напоровшись на острые колья. Око за око! От ненависти щеки Жюльена горели, а руки, напротив, были ледяными. Его переполняли кощунственные желания: сжечь «Разбойницу» вместе с ее обитателем, подстеречь англичанина и метко пущенным камнем вызвать обвал… Или лучше… или…
Подобно похлебке в котле, варился Жюльен в своей ненависти, наблюдая, как все гуще становится его злоба. Постепенно он дошел до мысли, что выдаст летчика немцам, а те обязательно его расстреляют; он скрежетал зубами, представляя смертоносный жар свинца, проникающий в тело: паф! паф! Мальчик понимал, что это дурные мысли, но получал от них облегчение. Может, он и хотел бы почувствовать угрызения совести, но находил в себе лишь жажду мести.
Изредка, правда, возвращался знакомый внутренний голосок, нашептывавший то, что мальчик старался отмести: «Вдруг это все-таки Матиас, что тогда? Если никакого англичанина нет и в помине? А тот, кого ты принимаешь за летчика, в действительности выходец с того света? И Брюзу вовсе не померещилось? Такого ты не допускаешь? В этом случае убийство пса означает, что твой «отец» подбирается все ближе и ближе… по ночам он является в хижину и смотрит на вас, спящих. Вы-то ни о чем не подозреваете, но лишь на небе всходит луна, он выходит из леса, как привидение… Цеппелин ему мешал, он должен был от него отделаться. Ну конечно, это Матиас! Он становится на колени рядом с вашей постелью, дотрагивается до вас пальцами, а вы спите крепко и ничего не чувствуете. Бывают моменты, когда он прицеливается в голову тебе или матери и одними губами, тихо-тихо, произносит: «Паф!» А потом отправляется восвояси, так же беззвучно, как и пришел».
Каждый раз, когда в его голове рождались такие мысли, Жюльен заставлял себя думать о чем-нибудь другом. Но тут вдруг ощутил легкое жжение и машинально начал тереть висок — в месте, куда предположительно мог быть нацелен ствол ружья. Не разбудит ли однажды ночью его, так и не успевшего досмотреть свой сон, низко склонившаяся тень Матиаса — ружье на изготовку, палец нежно поглаживает блестящий от частого употребления спусковой крючок?..
- Предыдущая
- 53/72
- Следующая
