Очертя сердце - Буало-Нарсежак Пьер Том - Страница 9

• Предыдущая
• 9/33
• Следующая

— В самом деле, — сказал Лепра. — Кто-то в курсе… И все же нет, не может быть. Твой муж не из тех, кто будет с кем-нибудь делиться своими маленькими тайнами. Даже Мелио ни о чем не знал. Не будем поддаваться воображению. Я начинаю понимать, как он все устроил. Он записал пластинку, сам упаковал ее в коробку, надписал адрес, а поручить ее отправить он мог кому угодно — хоть посыльному в ресторане. «Если я внезапно умру, отнесите пакет на почту…»

— Но зачем это?

— Чтобы смутить твою душу. Чтобы нас разлучить. Ясно же. И вообще, такой жест! Признаюсь тебе, я был потрясен… Но теперь…

Лепра бросил взгляд на портрет Фожера. Страх его прошел.

— Я разобью пластинку, — сказал он. — Но сначала запишу мелодию. Песня хороша. Жаль ее уничтожать.

Он порылся в бумажнике, вынул листок.

— Ты можешь поставить ее снова?

Фортепиано опять заиграло мелодию. Лепра уже знал ее наизусть. Он на скорую руку набрасывал ноты, восхищаясь простым и непосредственным искусством Фожера. Никто не будет петь эту песню, но потом, позднее, он найдет слова, которые выразят чувства композитора. «Это твой долг передо мной». В памяти Лепра всплыла эта фраза Фожера. Злость пробудилась вновь. Он быстро закончил работу, взял пластинку.

— Предоставь это мне. Мы должны защищаться. Пластинка гнулась, не поддавалась. Жану пришлось растоптать ее каблуками на выступе камина. Он почти не слышал, как зазвонил телефон. Ева, словно сомнамбула, прошла через комнату, сняла трубку, лицо ее осунулось еще больше.

— Сейчас приеду, — сказала она.

— Что случилось?

— Мелио получил бандероль. Он хочет нам ее показать.

Серж Мелио протянул руки навстречу Еве.

— Мне очень жаль, что я потревожил вас, дорогая мадам Фожер, но я потрясен… Садитесь, прошу вас… И вы также, мсье Лепра.

Чувствовалось, что Мелио растерян, взволнован, а может быть, даже обрадован. Он указал на свой стол, где валялись клочки вскрытой бандероли, обрывки бечевки и свернутый трубкой нотный листок.

— Вот что я получил с четырехчасовой почтой, — сказал он. — С трудом верится.

Он надел очки, огромные очки в роговой оправе, почти совсем скрывавшие его лицо, и развернул ноты.

— Это песня, — продолжал он. — А автор… Впрочем, нет… взгляните сами.

Он протянул партитуру Еве и из деликатности обратился к Лепра:

— Это такой уровень, такое мастерство, такая поэзия… Слова совершенно простые, и тем не менее… И само название — «Очертя сердце»… Песня обращена к каждой женщине, к каждому мужчине… «Очертя сердце». Покоряет с первой минуты!

Краем глаза он следил за Евой, подстерегая какое-нибудь движение, вздох. Ева протянула ноты Лепра.

— Последняя песня моего мужа, — сказала она. Лепра сразу узнал неряшливый, с нажимом почерк Фожера. Ему не надо было вчитываться в партитуру. Это была та самая песня. Только Сержу Мелио Фожер предпочел послать не пластинку, а ноты с текстом трех куплетов.

— Представляете себе мое изумление, смятение, когда я вскрыл бандероль, — сказал Мелио. — Я никак не ожидал…

Лепра положил ноты на стол. Мелио смотрел на Еву. Лепра безмолвно повернул к себе лицевой стороной обертку бандероли. Точно такой же вид, такой же цвет. Адрес крупными буквами. То же почтовое отделение. Лепра сел, сделав вид, что слушает Мелио. Но тот сам прервал свой рассказ:

— Что вы думаете об этой песне, мсье Лепра?

— По-моему, замечательная.

— Замечательная? Да это его лучшая песня. Она необыкновенна. Можете мне поверить — ее ждет небывалый успех.

— Нет, — сказала Ева. — Небывалый успех ее не ждет, потому что вы ее не издадите.

— Я не…

Мелио снял очки, нервно протер стекла уголком платка. Потом посмотрел на Еву почти со злобой.

— Дорогая мадам Фожер, я что-то не пойму…

— Полагаю, — прервала его Ева, — вы не намерены наживаться на смерти моего мужа?

— Наживаться? — воскликнул Мелио. — Наживаться? Да речь вовсе не о том, чтобы наживаться. Наоборот! Речь о том, чтобы послужить его памяти. Вот песня, в которую он вложил лучшую часть своей души. Я не вправе… Нет! Эта песня уже принадлежит публике.

— Советую вам подумать.

— Я уже подумал.

Ева пыталась сохранить хладнокровие, но на ее лице так явно читались презрение и ненависть, что Лепра, испугавшись взрыва, попытался прибегнуть к обходному маневру.

— Мсье Мелио, — заговорил он. — Знаете ли вы, кто прислал вам этот пакет?

— Нет, не знаю, — раздраженно откликнулся Мелио. — Вначале я думал, что это сама мадам Фожер. Но поскольку она не упомянула об этом в нашем недавнем разговоре… Впрочем, какое это имеет значение? Есть песня, это главное. Может, ее прислал Брюнстейн, может, кто-то из друзей Фожера…

Мелио сел за свой стол, скрестил руки и снова стал грозным коммерсантом, известным своей непреклонностью.

— Дорогая мадам Фожер, я был самым близким другом вашего мужа, и я по-прежнему его издатель. У меня есть контракт, по которому мне принадлежат права на все его произведения. В качестве издателя я могу распоряжаться этой песней. В качестве друга я должен это сделать. Поставьте себя на мое место… Забудем на мгновение о наших чувствах… Прошу вас, дайте мне закончить… Можете ли вы привести хоть один довод, хотя бы один-единственный, я разумею серьезный довод, против того, чтобы я выпустил в свет эту песню?.. Согласен, трагическая гибель Фожера будет содействовать ее успеху. Так уж устроена публика. Тут я ничего поделать не могу. Но я готов отказаться от своих прав, если вы полагаете, что я хочу извлечь прибыль из гибели вашего мужа… — Он подождал ответа, возражения, покачал головой. — Вообразим, что Фожер жив… — продолжал он. — Он посылает мне свою песню. Я ее публикую… вы первая исполнительница. Ну да… Что вы хотите, таково наше ремесло. Он сочиняет песни, я издаю, вы поете. Да вы же сами еще сегодня днем сказали мне, что намерены продолжать выступать, и вы правы.

— Я больше не буду петь, — объявила Ева.

Лепра почувствовал, что она приняла это решение с ходу, чтобы заставить Мелио ощутить свою вину. И решение она не изменит. Видимо, у Мелио возникло такое же чувство, потому что он примирительным жестом протянул к ней руки.

— Не отказывайте вашему мужу в этом последнем удовлетворении, — сказал он. — Я не прошу вас выступать с этой песней на сцене. Я прошу вас о более простой вещи: запишите ее на пластинку.

— Нет.

— Хорошо ли вы ее прочли? Неужели вы не заметили, насколько она соответствует вашему артистическому темпераменту? Ясно, что он написал ее для вас.

Мелио с неожиданным проворством подбежал к роялю и проиграл первые такты. Полуобернувшись к ним, он кивком подбородка указал на партитуру.

— Следите… Следите…

Они слушали с особенным вниманием, вспоминая слова, которые только что прочли, слыша их по мере того, как мелодия под пальцами Мелио обретала самые трогательные модуляции. «Очертя сердце»! Теперь припев звучал укоризной, почти обвинением. Фожер указывал на них — на них двоих. Это было невыносимо. А восхищенный Мелио, не сознавая, как мучает их, подчеркивал красоты песни, проигрывая по второму разу самые нежные пассажи, добиваясь, чтобы они звучали почти шепотом, и бросал через плечо:

— Ну разве не прелесть?.. Я предсказываю триумфальный успех… Бедный Фожер! Как бы он был счастлив, будь он сейчас здесь!

Уронив руки, взволнованный до глубины души, Мелио обернулся к ним.

— Итак?

— Нет и нет! — жестко сказала Ева.

— Мсье Лепра, — взмолился Мелио. — Просите вы. Может, вам повезет больше, чем мне.

— Я привыкла решать сама! — отрезала она.

— Ладно, — сказал Мелио. — Я отдам ее кому-нибудь другому.

Ева презрительно усмехнулась.

— Вот оно, наконец. Договаривайте же… Это будет Флора не Брюнстейн, не так ли?

Мелио посмотрел на Лепра, словно призывая его в свидетели.

— Может быть, и Флоранс.

Ева взяла сумочку, перчатки и встала.

— Щепетильность никогда не мешала жить этой особе, — заметила она. — Но вас, мсье Мелио, я считала более деликатным.

• Предыдущая
• 9/33
• Следующая