Заклятие - Буало-Нарсежак Пьер Том - Страница 14

• Предыдущая
• 14/31
• Следующая

Остановился перед гаражом. На кухне горел свет. Толкнув тяжелую гаражную дверь, на полном газу въехал внутрь, стремясь продемонстрировать, как я торопился вернуться. Элиан отворила небольшую дверь в глубине; спокойная, как обычно.

— Меня доконали. Двенадцать часов вкалывал без передышки!

Я хлопнул дверцей с усталым видом. Не следует меня судить слишком строго. Я и вправду измотался. Мне не пришлось играть — я не лгал. Я искренне жаловался. Элиан поцеловала меня, но Том попятился, шерсть дыбом.

— От меня несет быком, — объяснил я, смеясь. — Как ты?

— Нормально.

— Пойдем быстро за стол. Я смою грязь и приду.

Я напрасно боялся первой минуты нашей встречи. Для Элиан этот день не отличался от других. За ужином она рассказала мне о том, что делала, о тысяче мелочей, занимавших ее до вечера.

— Не очень утомилась?

— Нет.

Пока она убирала со стола, я раскурил трубку. Про Нуармутье я забыл, обдумывая завтрашние визиты. Тем не менее, прежде чем пойти в комнату к Элиан, я отправился за книгой — в ней давалась обширная библиография — и составил для знакомого книготорговца в Нанте большой заказ: Фрезер, Казалис, Бюрнье, Арбуссе, Сежи, Кристиан Гарнье, Дитлеран, Лейдеван, Сустель, отец Трий. Думаю, что я заказал — надеюсь, вы того же мнения — все, что представляет хоть какую-то ценность. Испытывая чувство исполненного долга, я улегся спать, почти довольный собой.

— Ты не скучала? — спросила я у Элиан. — Сожалею, что так долго пропадал, но с эпидемией хлопот прибавилось. И это еще не конец.

— Ты вернешься завтра к обеду?

У Элиан был тон хорошей хозяйки, у которой в голове уже завтрашнее меню. Минутное колебание. Раз уж решил вернуться и провести что-то вроде расследования, то мои поездки морально оправданны, и утаивать их не было особой необходимости.

— Не думаю. Ехать придется довольно далеко, но постараюсь поздно не задерживаться. Спокойной ночи, дорогая.

На следующий день я встал рано и, пока поспел кофе, прошелся по саду. Мне нравилось по утрам ощутить бег времени, вдохнуть аромат просыпающегося сада, угадать намерения ветра, почуять его настроение. Матушка Капитан уже на ногах, готовилась вывести в поле козу. Мы поболтали. После несчастного случая старушка принялась нас опекать. Такое внимание поначалу действовало мне на нервы. Но оно могло оказаться полезным. Я начал ее расспрашивать с деланно безразличным видом. Но прежде объяснил, что на пасхальные каникулы ко мне приедут клиенты из города. Вскоре придется лечить кошек и собак. Не видела ли она, чтобы кто-то крутился рядом с домом из приезжих?.. Нет, она никого не видела. Однако она почти не выходит из дому. В ее возрасте и так далее — короче, она целые дни проводила на кухне, откуда ей видна дорога и мой дом. Я попросил ее предупредить, если кто будет, судя по всему, искать меня. Жена быстро утомляется, и ей нужен длительный покой. Поэтому мне не хочется донимать ее своими заботами. Польщенная Матушка Капитан заверила меня, что я могу на нее положиться. Я работал до одиннадцати, затем направился в Гуа. Машин прибавилось, большинство шло из Парижа. Я чувствовал себя уверенно. Совесть моя была чиста, но меня смущало, какие вопросы задать Мириам. Ведь у нее тут же возникнут подозрения. И если у меня будет обвиняющий тон, последует ссора, разрыв, который ни к чему не приведет, а она сможет продолжать действовать… издалека! Я тут же рассердился на себя из-за этой глупой мысли. А не лучше ли рассказать ей правду и вскрыть нарыв одним махом? Но я не способен двумя словами выразить то, что меня мучает: не от трусости, а из боязни не найти нужных слов, что-нибудь преувеличить, исказить. Начинаешь подытоживать и невольно предаешь прошлое, потому что перестаешь прислушиваться к голосу собственного сердца. Уже перешагнув порог виллы, я еще не принял никакого решения. Я застал Мириам за мольбертом.

— Подожди, — сказала она, — целую, но дай закончить.

Я очень обидчив и тут же пожалел, что приехал. Заложив руки за спину, я прохаживался по гостиной, как посетитель по художественной галерее.

— Кстати, — произнес я, — что-то не видно той картины… ну… той, с карьером.

— Я ее продала, — ответила она рассеянно. Я замер как вкопанный.

— Правда?

Она положила палитру на свой табурет и подошла ко мне, вытирая пальцы о полу халата.

— Что здесь странного?.. Да, я ее продала одной галерее в Париже и вместе с ней еще груду полотен. Нужно же на что-то жить. Ты-то сам об этом хоть иногда задумываешься, Франсуа? До чего все просто. А я — то напридумывал… Она обняла меня за шею.

— Мог бы поздороваться. Просто медведь какой-то! Тебе никогда этого не говорили? Знаешь, я провернула неплохое дельце. Директор галереи Фюрстенберг прислал мне письмо. Он предлагает в следующем месяце организовать выставку в Париже. Мы разбогатеем…

— Разбогатеем? — повторил я.

— Ты что-то сегодня туго соображаешь, мой милый. Что с тобой?

В ней чудилось мне какое-то скрытое возбуждение. От радости и успеха ее бледные щеки порозовели. Живопись в ее жизни значила больше, чем моя любовь.

— Я подсчитала, — продолжала она, — если упорно трудиться, то можно зарабатывать до трех миллионов в год. И это только начало. А ты сколько зарабатываешь на своем поприще? Я плыл по течению.

— Около пяти миллионов, — произнес я. Она захлопала в ладоши.

— Вот видишь… Мы поедем в Дакар и купим поместье. Там это совсем не то, что здесь, во Франции! Представь, вокруг дома целый лес. У тебя для рабочих поездок — вездеход. Мы будем вместе. Возьмем Ньете. Я не смела строить планы, не зная, сумею ли продать свои картины. Но теперь… Она порывисто обняла меня.

— Ронга! — крикнула она. — Ронга!… Честное слово, она оглохла… Франсуа, давай выпьем шампанского.

Она выскочила, пританцовывая, прищелкивая пальцами, как кастаньетами. У меня не хватало мужества заговорить. Впервые я ее ненавидел. Я ненавидел все эти планы, которые она строила без меня, как если бы мне только и оставалось, что подчиниться, как если бы между нами никто больше не стоял. В этот момент я вспомнил про блокнот с эскизами. Он лежал там же, где я его оставил накануне. Но фотографии исчезли.

Через два дня около Шаллана на меня налетел грузовичок торговца рыбой из Сабля. Столкновение было достаточно сильным. Малолитражку в плачевном состоянии отбуксировали до ближайшей мастерской, а меня отвезли домой с сильным ушибом головы. Доктор Малле наложил три шва. В общем, я больше натерпелся страху, чем пострадал, но неделю провалялся. Любопытно, что это небольшое дорожное происшествие скорее доставило мне удовольствие. То есть я хочу сказать, что столкновение это было явно непредвиденным, объяснение ему было столь простым, что косвенно оно и несчастный случай с Элиан лишало двусмысленности. Теперь я знал, как за долю секунды можно отправиться на тот свет. Еще минуту назад я вполне владел собой, был сосредоточен, о Мириам даже и не помышлял. А через минуту истекал кровью, потеряв сознание. Торговцу не повезло — вина полностью ложилась на него. Случись наоборот — и я был бы в смятении. Авария казалась бы только звеном в цепи странных и в некотором роде аномальных фактов. Но нет. Она из серии не связанных друг с другом явлений. За пределами магического круга. И с плеч свалилась тяжесть, сомнения развеялись, прекратился своего рода нервный тик. Уж попасть в катастрофу Мириам не могла мне пожелать. Это однозначно. Но и не сумела ее предотвратить. Ее любовь меня не защитила. Понимаю, что в такой формулировке подобные умозаключения могут показаться ошибочными. Но в том-то и дело, что это не умозаключения. В комнатной тиши, с перевязанной головой, чувствуя боль в ушибленных руках и ногах, я был во власти образов: Мириам, Элиан и я — мы только звезды в космической дали, повинующиеся в своем вращении вечным законам, а не какой-то неизвестной форме притяжения. Новая уверенность вселилась не столько в мою душу, сколько в мою плоть, и вызвала у меня хорошее настроение, задор, удививший доктора. Элиан была чрезвычайно нежной и заботливой. Как же я ее любил! Но это не мешало мне в порыве радости думать, что Мириам невиновна. Иногда, чтобы продемонстрировать самому себе, что мои тревоги тщетны, я закрывал глаза и делал вид, что сплю, так как фотографии, пресловутые фотографии — моя главная неопровержимая улика — ничего, по сути, не доказывали. Скорее, они убеждали и демонстрировали, что Мириам, любящая Мириам, только искала утешения в этих несчастных картинках. Случалось, я говорил себе: «Что же теперь?» Я напрасно отмахивался от этой проблемы, она крутилась вокруг меня, как оса. Я считал Мириам опасной, и к моей любви примешивалось неодобрение: еще чуть-чуть — и я, быть может, разлюбил бы ее. Теперь же, по мере того как я выздоравливал, моя страсть пробуждалась с новой силой. Вскоре придется делать выбор… и я порой пытался выбирать… Приходила Элиан с глазами, полными нежности… Что, если бы ее рядом не было? Никогда! Ах! Как ужасно!… Но когда я вспоминал Мириам, когда слышал ее голос, чувствовал ее тело, прижимающееся к моему, сама мысль расстаться с ней казалась невыносимой. Пришли первые из заказанных книг, они произвели неожиданный эффект. Я уже вставал тогда и днем читал в кабинете, где Элиан поставила для меня шезлонг. В некоторых были фотографии с африканскими пейзажами, туземными деревнями, масками колдунов. Конечно, содержание мне было интересно, но научные статьи, с их варварской терминологией, меня быстро утомили. В своем воображении я уже пребывал там, проносился между хижинами, танцевал со жрецами вокруг идолов, плыл среди крокодилов по могучим рекам. Африка сходила со страниц такой, какой ее описывала Мириам, такой, какой я видел ее на полотнах возлюбленной, — яркой, бурной, сочной, с привкусом крови. Вспоминались обещания Мириам: «Мы поедем туда… у тебя будет вездеход…» Я закрывал глаза и ехал на «лендровере»… Ребячество! Дешевая романтика. Впрочем, я это вполне сознавал. Чем бы ни тешиться, лишь бы утолить потребность вновь увидеть Мириам. Насколько «Загадочная Африка» меня отдалила от нее, настолько книги, которые я перелистывал теперь, мне говорили, что она здесь, рядом… и я не выдерживал, вставал и подходил к окну. Гуа сверкал в апрельских лучах. А там, словно корабль, ставший на якорь, меня ждал остров. Я прижимался лбом к холодному стеклу, вздыхал и возвращался к шезлонгу. Я узнавал удивительные вещи. Путешественники утверждали, что некоторые колдуны способны перевоплощаться ночью в животных-тотемы [3].

• Предыдущая
• 14/31
• Следующая