Кольца духов - Буджолд Лоис Макмастер - Страница 14

• Предыдущая
• 14/76
• Следующая

– Хм… – Он задумчиво пожевал губами. – Сначала я подумал, что сеньор Ферранте давно замыслил это коварство: убить герцога на пиру, забрать его дочь и герцогство… Но это было бы глупо, потому что дочь он уже получил, а убить мог бы тайком, выбрав подходящую минуту, если таково было его намерение. Но если, как думаешь ты, эти двое привезли такие черные вести, что герцог решил разорвать помолвку, вот тогда сеньору Ферранте пришлось поспешить с исполнением своего коварного замысла. Дальнейшее докажет, насколько находчив он оказался… или наоборот. Теперь уж он должен довести дело до конца. Как печальна судьба Монтефольи! – Он вздохнул, но Фьяметта не поняла, имел он в виду герцога или герцогство.

– Но что нам делать, батюшка? Как добраться домой?

Его лицо сморщилось от страдания, смешанного со злостью.

– Мои начатые работы… драгоценности, деньги – все пропало! Мой великий Персей! О злополучный день! Если бы я из глупого тщеславия не пожелал вручить солонку прямо на пиру, мы могли бы затаиться, и пусть власть имущие сами решают свои дела. Фортуна крутит свое смертоносное колесо, растаптывая одного герцога, вознося другого. Может, если бы Ферранте утвердился правителем Монтефольи, он бы подтвердил мои заказы. Ну а теперь… теперь он меня знает. Я обжог его. Боюсь, это было опасной ошибкой!

– Может, – с робкой надеждой сказала Фьяметта, – может, сеньор Ферранте будет побежден. Вдруг его уже сразили?

– Хм. Или Монреале удастся забрать из замка маленького Асканио. Я бы не стал сбрасывать Монреале со счетов. Но в таком случае начнется усобица. Избави меня, Господи, от дел власть имущих! Но ведь только их покровительство открывает возможность для создания великих произведений. Мой бедный Персей! Венец моей жизни!

– Но Руберта и Тесео?

– Они-то сбегут. А моя статуя этого не может. – Он мрачно задумался.

– Но… если солдаты войдут в наш дом… может, они не заметят Персея, – предположила Фьяметта, напуганная тем, как волнение ухудшило его и без того плохое состояние.

– В нем семь футов, Фьяметта! Не заметить его довольно-таки трудно!

– Вовсе нет. Он же сейчас облеплен глиной и стоит во дворе глыба глыбой. А такого большого не унести. Уж конечно, солдаты будут искать золото и драгоценности, которые могут припрятать на себе.

Но вдруг они возьмут… бронзовую маску? Она маленькая, ее унести нетрудно.

– А потом поищут вина, – простонал мастер Бенефорте. – И тогда напьются. И начнут все крушить. Глина и мой гений – они так хрупки! – Казалось, он тоже вот-вот заплачет.

– Вы спасли солонку.

– Проклятое изделие! Так бы и швырнул ее в озеро. Пусть накликает беду на рыб. – Однако он этого не сделал и только крепче прижал к себе узел.

Фьяметта зачерпнула озерной воды для них обоих оловянной кружкой рыбака, которую нашла под скамьей. Мастер Бенефорте попил, зажмурился от яркого света и потер морщинистый лоб скрюченными пальцами.

– Вас беспокоит солнце, батюшка. Почему бы вам не надеть эту соломенную шляпу, чтобы защитить глаза.

Он взял шляпу, перевернул и брезгливо фыркнул. «Воняет!» Но все-таки надел, и его могучий нос укрыла тень. Он потер грудь. В ней все еще таилась боль. Глубокая, щемящая, решила Фьяметта, заметив с каким трудом он перевернулся на бок, а потом опять на спину в поисках облегчения.

– Почему, батюшка, вы не прибегли к магии, чтобы спастись из замка? – Она вспомнила, как сеньор Ферранте поднял сверкающее кольцо на сжатой в кулак руке. – Или… вы к ней прибегли?

«Будь я ученым магом, я бы попробовала спасти храброго капитана!» Но попробовала ли бы? В ту минуту она себя не помнила от ужаса и смятения. И еле-еле спаслась вопреки собственной предательской юбке.

– Магия на службе насилия губительна. – Мастер Бенефорте вздохнул. – Но я прибегал к магии, и, Господи помилуй меня, творил насилие, даже убийства. Я ведь рассказывал тебе, как отомстил капралу Баргелло за смерть моего брата. Мне тогда только двадцать исполнилось. Я был горяч и глуп, но грех я совершил великий, хотя папа и даровал мне прощение. Но с помощью магии я насилия не творил никогда. Даже в двадцать я не был настолько глуп. И пустил в ход кинжал.

– Но кольцо сеньора Ферранте? Я дважды видела, как он творил им насилие.

– Но один раз оно прожгло его и другой службы не сослужило. – Мастер Бенефорте улыбнулся в бороду, но тут же его улыбка угасла. – Это кольцо оказалось полно зла даже больше, чем я думал.

– А что такое кольцо духов, батюшка? Вы говорили, что видели такое кольцо у владетеля Флоренции, и это не было грехом.

– Кольцо духов, ныне на пальце Лоренцо Медичи, дитя, сделано мной! – с тихим вздохом признался мастер Бенефорте и с тревогой взглянул на дочь из-под полей шляпы. – Церковь запретила эти кольца, и по веской причине, но я счел, что то, как мы взялись за него, даст мне возможность создать сильный талисман, но остаться чистым. Не знаю… Видишь ли, если сохранять труп умершего без покаяния и не погребенного (что есть нарушение святого закона), то, только что отлетевши, дух остается возле тела. И если сделать все надлежащим образом, этого духа можно подчинить чьей-то воле.

– Обратить в рабство? – Фьяметта нахмурилась: это слово оставило на ее языке неприятный привкус железа.

– Да… или… в кабалу. А во Флоренции дело обстояло так: у сеньора Лоренцо был друг, который запутался в долгах, а потом смертельно заболел. И сеньор Лоренцо заключил с ним договор. За службу его души в кольце после его естественной кончины Лоренцо обещал содержать его семью. И клятву эту, насколько мне известно, сеньор Лоренцо свято блюдет по сей день. И еще он поклялся освободить дух покойного, когда почувствует приближение собственной смерти. Магия духов чрезвычайно сильна. Мне кажется, в том, что мы сделали, греха не было. Но реши какой-нибудь узколобый инквизитор иначе, гореть бы Лоренцо и мне спина к спине на одном костре. А потому сохрани мой рассказ в тайне, дитя. – Мастер Бенефорте добавил, вспоминая:

– Тело мы спрятали в старом сухом колодце под одной из новых построек Медичи в самом сердце Флоренции. Сила кольца уменьшается, если забрать его далеко от былого телесного приюта.

Фьяметта задрожала:

– Вы видели мертвого младенчика, когда сундучок с солью раскрылся?

– Да, видел. – Мастер Бенефорте испустил тяжкий вздох.

– Это не мог быть… малый грех.

– Да. – Губы мастера Бенефорте сурово сжались. – Ты стояла ближе. Ты не разглядела, была это девочка?

– Да, – Боюсь… это была собственная мертворожденная дочь сеньора Ферранте. Противно естеству…

– Мертворожденная? Или убитая? Но конечно же, только бедняки тайно придушивают нежеланных дочерей.

Мастер Бенефорте склонил голову.

– В этом секрет, видишь ли. Дух убитого… обладает особыми силами. Особой злобой. Убитый, некрещеный, непогребенный младенец… – он поежился, несмотря на жару.

– И вы все еще считаете, что в мире нет ничего совсем черного.

– М-м… – Он скорчился в лодке. – Признаюсь, – прошептал он, – я боюсь подумать, какого цвета сердце Уберто Ферранте.

– Младенец не может по своей воле отдать свой дух в кабалу. Значит, ее поработили, – сказала Фьяметта нахмурясь. – Принудили без ее ведома.

Губы мастера Бенефорте изогнулись.

– Но это позади. Я выпустил ее из кольца. Она унеслась и той вспышке, которую ты видела.

Фьяметта выпрямилась.

– Ах, батюшка, как хорошо! Спасибо!

Он поднял брови, сбитый с толку ее горячностью, тронутый вопреки себе.

– Ну… не знаю, хорошо ли это обернется. Сеньор Ферранте, наверное, на многое пошел, лишь бы подчинить эти силы своей воле. И ярость его будет безгранична – сразу лишиться плода стольких стараний! Ожог на пальце – ничто в сравнении с потерей такого могущества. Но ожог будет служить ему напоминанием. О да. Он меня не забудет.

– Но вы всегда хотели, чтобы вас помнили.

– Да, – вздохнул он. – Но боюсь, такая слава может оказаться слишком губительной.

День тянулся и тянулся. Под южным ветерком тяжелая лодка двигалась еле-еле, ее и пешком можно было бы обогнать, но зато ровно и непрерывно. Берег менялся: крестьянские дома, виноградники, рощи справа, осыпи, колючие кусты, каменные обрывы слева. К большому облегчение Фьяметты, мастер Бенефорте некоторое время дремал. Она молилась, чтобы, проснувшись, он почувствовал себя лучше. И правда, когда его глаза открылись в косых лучах предвечернего солнца, он впервые сел прямо.

• Предыдущая
• 14/76
• Следующая