Английская болезнь - Буфорд Билл - Страница 3

• Предыдущая
• 3/49
• Следующая

Были и другие экскурсии — на Рокер Парк в Сандерленде, Хэмпден в Глазго, одну из самых старых арен страны — Хиллсборо в Шеффилде, и, хотя я не мог похвастаться, что нашел одного из «них», я вдруг обнаружил, что мне стал нравиться сам футбол. Я научился занимать такое место на трибуне, откуда можно было видеть происходящее на поле — что ни говори, уже достижение. Даже сами трибуны мне стали нравиться. Это удивило меня самого. Естественным назвать это чувство я не мог; дать ему логическое объяснение — тоже. Теперь-то я понимаю, что это как алкоголь или никотин: вначале вызывает отвращение, потом — удовольствие, а потом ты не можешь без этого жить. И так же, вероятно, немного разрушает организм изнутри.

Весной 1984 года «Манчестер Юнайтед» вышел в полуфинал Кубка Обладателей Кубков; жребий свел его с туринским «Ювентусом». Команды встречались дважды: вначале в Манчестере, потом, две недели спустя, в Турине. Слова «Манчестер Юнайтед» на тот момент звучали для меня интригующе. Тогда, до мая 1985 года, английские клубы еще не были отлучены от европейского футбола, а суппортеры «Манчестер Юнайтед» — были: своим же клубом. И я хотел узнать, что же это за суппортеры. Запретить фанам поддерживать свою команду — это представлялось мне экстраординарным ходом со стороны руководства.

Первый матч был вечером в среду, и в три часа я выехал из Лондона в Манчестер на поезде. Внутри меня ждала знакомая картина: люди сидели где ни попадя, лежали на багажных полках, играли в карты, кости, поглощали немыслимые количества алкоголя, постепенно впадая в пьяный ступор.

Я переходил из вагона в вагон, разыскивая одного из «них», и наконец нашел заслуживающий внимания экземпляр — великолепный образчик этой разновидности людской породы. У него было не отмеченное печатью излишнего интеллекта, смахивающее на морду бульдога лицо, а сам он был просто огромных размеров. Его майка, еле-еле прикрывавшая живот, местами была вымазана чем-то темным и липким. Живот, точнее утроба, представлял собой емкость для непрерывного, как я понял, наполнения литрами пива, иногда разбавляемого чипсами. Руки — рыхлые, мясистые — покрывали татуировки. На правом бицепсе красовалась эмблема Красных Дьяволов, это неофициальный титул «Манчестер Юнайтед»; на предплечье виднелся Юнион Джек.

Когда я увидел его, он как раз швырнул опустошенную пивную банку в багажную сетку — там уже тусовалось несколько таких же — и откупорил бутылку водки.

Я представился. Я пишу книгу о футбольных суппортерах. Не будет ли он возражать, если я задам ему несколько вопросов?

Он уставился на меня. Потом сказал: «Все американцы — мудаки». И замолчал. «А все журналисты», добавил, решив, видимо, показать, что мыслит не одними лишь националистическими стереотипами, «уроды».

И мы разговорились.

Его звали Мик; когда мы приехали в Манчестер, он потащил меня в ближайший паб, где выпил три пинты пива, причем с колоссальной скоростью. Потом мы вместе отправились на матч, на Стретфорд Энд, стоячую трибуну на Олд Траффорд, битком набитую людьми и с такой акустикой, что скандирование, отражающее недюжинную осведомленность в истории и языках — «Где вы были во Вторую мировую?» и «Va fanculo» («идите на уй» по-итальянски) было таким громким, что уши у меня перестали болеть только через несколько часов: засыпал я в ту ночь под аккомпанемент вертевшегося в голове волшебного лозунга «Муссолини — мудак». В перерыве Мик снова отправился подкрепиться; на этот раз он проглотил два пирожка с мясом, чизбургер и пластиковый стакан жидкости — по словам Мика, это было пиво, но своей температурой ома больше напоминала суп. Я к этой дряни, естественно, и притрагиваться не собирался, тем не менее Мик меня ею все-таки напоил. После окончания игры Мик схватил меня за рукав, протащил сквозь толпу и приволок на Уорвик Роуд — где мы наспех съели по две порции жареной картошки, а майка Мика стала настоящим произведением искусства из-за жирных пятен — а потом в паб, где, залив в себя по три пинты у стойки, мы сели наконец за столик, а Мик купил еще две. Присесть предложил я. Меня уже начинало покачивать.

Я чувствовал, что в лице Мика наконец-то нашел одного из «них». И в то же время я чувствовал, что он не лучший вариант из «них». С ним были проблемы. Для начала, он не укладывался в мою схему: он не был безработным и уж никак не тянул на звание «обездоленного». Вместо этого он был вполне преуспевающим, высококвалифицированным электриком из Блэкпула; в настоящее время вместе с коллегами они работали в Лондоне по контракту. А в кармане брюк у него лежала тугая пачка двадцатифунтовых купюр: я знаю это, так как он все время доставал ее, заказывая пиво, и пачка ничуть не уменьшалась.

Все это было тем более удивительно, что Мик не пропустил ни одного матча за последние четыре года. Ни одного. Он сказал, что вообще не представляет, как такое может случиться в будущем. Будущее, заметил я, довольно большой промежуток времени; Мик согласился, но мозг его со словами «пропустить матч „Манчестер Юнайтед“ явно не мог примириться. Не знаю, как он смог вырваться с работы, чтобы успеть на поезд в Манчестер, но утром чуть свет он должен вернуться на работу. Позже, после закрытия паба, он отправится на Пиккадилли, вокзал в Манчестере, нагрузит карманы своего пальто банками с пивом и сядет на поезд, который повезет его в Лондон, на работу. Интересно, подумал я, как Мик в таком состоянии будет проводить проводку, и представил этот момент — дети только что доели завтрак, родители торопят их в школу, и тут звонок в дверь, и на пороге возникает покачивающийся из стороны в сторону Мик с лампочкой в руке.

Была моя очередь заказывать пиво, и когда я вернулся, Мик объяснил мне, как функционирует «фирма». Он рассказал мне о некоторых личностях, чьи прозвища говорили сами за себя: Лысый, Пит Парафин, Спиди, Дикий Барни, Билли Одноглазый, Красный (коммунист), и Тупой Дональд, существо с крайне ограниченным интеллектом, зато здорово владеющий цепью. В настоящее время он на зоне. В общем, практически каждый, если не сидел жданный момент, в то или иное время проходил по какому-нибудь делу. Мик, не слишком склонный к насилию, был арестован лишь паз, но, по его словам, это было чисто случайно: полиция тогда ворвалась в паб как раз в тот момент, когда Мик вертел над головой табурет, стоя над лежавшем на полу без сознания парнем. «Это не я его», сказал мне Мик. Спорить времени не было, потому что тут же он встал и отправился к стойке, обернувшись, чтобы спросить меня через плечо: «Еще по одной?»

Еще по одной?

Я не представлял, как я дотяну до закрытия паба. Я встал, чтобы пойти в туалет — в пятый раз — но перед глазами все вдруг поплыло, так что мне пришлось срочно схватиться рукой за стул. Жажда Мика казалась бесконечной, или, по крайней мере, настолько же бесконечной, насколько вместительным было его брюхо, а оно было очень, очень вместительным. Когда я вернулся из туалета, он снова шел к столику с двумя пинтами в руках. В глазах у меня уже двоилось — расплывчатая фигура Мика держала бесчисленное количество стаканов бесчисленным множеством рук. Мне было плохо. Я старался дышать как можно глубже. Желудок рвался наружу. И вот опять полные стаканы. И вот опять пена наверху. Я тупо уставился на пиво. Я его уже ненавидел.

Мик поднес свою пинту ко рту.

Большинство суппортеров, продолжал объяснять он, алкоголь не оказывал на него никакого видимого эффекта, из Манчестера и Лондона. «Те, кто из Лондона, это Cockney Reds. Например, Гарни. Он ездит только по вписке».

Мик удивился, что я не знаю, что такое «ездить по вписке». Я удивился, что вообще еще могу говорить.

«Ездить по вписке», продолжал Мик, в его стакане оставалась только половина, «значит не тратить денег. Например, не платить в метро, не платить за билет на поезд, за билет на футбол. А когда едешь по вписке заграницу, то вообще остаешься в плюсе».

«В плюсе?»

«Ну да. Можно нехило приподняться.»

• Предыдущая
• 3/49
• Следующая