Пугачев - Буганов Виктор Иванович - Страница 49

• Предыдущая
• 49/96
• Следующая

Ввиду чрезвычайности положения Бибиков решает обратиться за помощью к самим дворянам, просить их, чтобы они вооружали своих крестьян, но «обнадежась прежде в их твердости». По его поручению предводитель дворянства 1 января 1774 года собрал в Казань дворян, В этот день архиепископ Вениамин совершил литургию в соборе. Затем прочитали манифест, а главный казанский архиерей произнес проповедь-увещание. «Людей всякого состояния» он призывал «ополчаться на защиту веры, отечества, жен и детей их против злобного возмутителя и безбожных его соумышленников», которые «распространяют неслыханное варварство и опустошение, …предают всех без разбора ужаснейшим истязаниям и мучительной смерти и тем самым подвергаются страшной анафеме, правосудному гневу и мщению божиему и в ожидании адских мучений не избегнут и на земле достойного им наказания».

Эти призывы к верноподданным, обличения и угрозы в адрес ослушников продолжали линию властей на борьбу с восставшими. Они, как и правительственные указы и манифесты, подвергают своего рода идеологической обработке наводные массы, восставших, пытаются противостоять пугачевским манифестам и указам, правда, безуспешно — призывы Пугачева были близки народным чаяниям и требованиям, отвечали самым насущным желаниям, стремлениям угнетенных. Неудивительно, что они, склоняясь на сторону Пугачева, не слушали призывы властей, светских и духовных. Последним оставалось одно — обращаться к дворянству, использовать колоссальную мощь государственного аппарата. Так и поступали правящие круги, командующий Бибиков.

К дворянам, собравшимся после церковной службы в доме казанского предводителя дворянства, обратился Бибиков:

— Зло возрастает до крайности, и злодейство изменкиков вышло из всех пределов! Всякому истинному верноподданному должно стараться о прекращении сего зла!

— Готовы мы за императрицу и отечество жертвовать не только имением своим, но и своею жизнию, так, как и предки наши всегда пребыли государю и отечеству в непоколебимой верности!

Дворяне и власти демонстрировали, таким образом, тесное единение перед лицом внутреннего врага — восставших низов, своих рабов. Они решили собрать на собственные средства из своих «людей» (с 200 душ по одному человеку) конный корпус. Во главе поставили генерал-майора А.Л. Ларионова — сводного брата командующего (они имели одну мать, но разных отцов). Местные дворяне жертвовали шубы, сукна для теплых чулков солдатам, лошадей для карательных войск. Казанский магистрат тоже на своем «иждивении и содержании» пожелал сформировать конный гусарский эскадрон.

Обо всем узнала Екатерина Алексеевна. Весьма одобрила: «Усердие казанского дворянства меня обрадовало. Сей образ мыслей прямо есть благороден» (из рескрипта Бибикову от 15 января 1774 года).

Императрица 20 января приказать соизволила собрать из дворцовых владений Казанской губернии по одному человеку с 200 душ, снабдить их мундиром, амуницией, лошадьми. Наконец, императрица всероссийская приняла на себя звание «казанской помещицы» (в рескриптах Бибикову от 16 и 20 января), объявив при этом, что считает своей обязанностью целость, благосостояние, безопасность дворянства «ничем неразделимо почитать с собственною нашею и империи нашей безопасностью и благосостоянием».

По этому случаю 30 января в доме предводителя дворянства снова собрались казанские дворяне. По их предложению, для придания соответствующей торжественности церемонии Бибикова при выезде из дома сопровождал конвой из 50 уланов с двумя офицерами. На крыльце дома предводителя его встретили двое дворян, другие приветствовали тем же образом на лестнице. Бибиков обратился к собравшимся с краткой речью. Затем выслушали рескрипт. Воодушевление дворян было общим:

— Да здравствует великая наша самодержица!

— Да здравствует над нами щедрая мать наша!

— Готовы мы за нее пролить кровь нашу и жертвовать всем, что имеем!

Предводитель Макаров прочел письмо казанских дворян императрице с благодарностями за милости, ее попечение оградить их от «бедствия напастей наших». Благодарил он и Бибикова, которого просил принять казанский дворянский корпус под свое покровительство. Шеф корпуса Ларионов, выступив из толпы дворян, благодарил за честь быть избранным на эту должность и обещал остаток дней своих посвятить служению дворянству, «воспаленному ревностью и примером».

Наконец Бибиков известил дворян о решении императрицы принять на себя звание казанской помещицы. В ответ помещик Бестужев, подойдя к портрету Екатерины И, прочел текст благодарственной речи, заранее сочиненной Державиным:

— …Признаем тебя своею помещицею. Принимаем тебя в свое товарищество. Когда угодно тебе, равняем тебя с тобою! Но за сие ходатайствуй и ты за нас у престола величества своего!..

Церемония закончилась литургией и молебствием в соборе. Вечером давали бал у предводителя. Дворянские дома сияли иллюминациями.

Губернское дворянство и купцы собирали корпуса, и Екатерина II манифестом 22 февраля благодарила их за усердие. Но командующий смотрел на вещи реально, понимая, что дворянское ополчение мало что может сделать в борьбе, как он сам выражался, с «многолюдной сей и на таком великом пространстве разсыпавшейся саранчой». Он опять, уже в феврале, просит прислать несколько полков пехоты, особенно же кавалерии.

Правительство обнародует новые манифесты, принимает дополнительные меры. Жители всех селений, прилегающих к району восстания, должны были принять меры предосторожности против «разбойнических шаек» — оставить только одну дорогу для въезда и выезда, перегородить ее рогатками или воротами для проверки проезжающих; остальные дороги перекопать или занять караулами. Специально выбранный смотритель из числа «лучших людей» должен следить, чтобы не впускать в селение бродяг, воров, нищих, особливо же шайки, не давать им пропитания и пристанища, отражать их силой, помогать войскам, которым сообщать о местах сбора «мятежников».

Манифест, обнародованный еще 23 декабря (сочинен графом Паниным и одобрен Государственным советом), впервые открыто объявляет всему населению империи Российской о появлении Пугачева у Оренбурга под именем Петра III, говорит о «нелепости и безумии такого обмана». Интересна аналогия с началом XVII века, когда тоже появлялись самозванцы: «Богу благодарение! Протекло уже то для России страшное невежества время, в которое сим самым гнусным и ненавистным обманом могли влагать меч в руки брату на брата такие отечества предатели, каков был Гришка Отрепьев и его последователи». После такой аналогии, исторически неверной, манифест убеждает далее, что ни один россиянин, носящий достойно это имя, не может не возгнушаться «толь безумным обманом, каким разбойник Пугачев мечтает себе найти и обольщать невежд, унижающих человечество своею крайнею простотой, обещая вывести их из всякой властям подчиненности». И это утверждение не соответствовало действительности — восставшие во главе с Пугачевым выступали не против всякой власти, а против власти дворянской; своей же власти в лице Пугачева и его штаба, атаманов и других выборных лиц на местах они подчинялись с великой охотой и удовольствием. Но составители и вдохновители манифеста настойчиво внушают подданным мысль о богоустановленности и вечности власти их самих и им подобных: «Как будто бы (эти слова представляют собой, по существу, полемику с Пугачевым, с его якобы стремлением „вывести народ из всякой властям подчиненности“. — В. Б.) не сам творец всея твари основал и учредил человеческое общество таковым, что оно без посредственных между государя и народа властей существовать не может».

Манифесты переводили на татарский язык, распространяя их, таким образом, не только среди русских, но и среди других национальностей. Все делалось для того, чтобы отвлечь население от Пугачева, посеять не только сомнения в его замыслах, но и возбудить ненависть к нему, как якобы разрушителю всякого порядка и справедливости. С этой же целью власти приняли меры по отношению к семье Пугачева, его дому в Зимовейской станице.

• Предыдущая
• 49/96
• Следующая