Любовник богини - Арсеньева Елена - Страница 24

• Предыдущая
• 24/84
• Следующая

Василий встрепенулся, стиснул кулаки с ненавистью к самому себе. Что за чушь? Кого он хотел нынче ночью? В прокрустово ложе какого неведомого идеала пытался уместить буйную плотью искусительницу?

Мгновенно перетасовав разноцветные, пряные воспоминания, разочарованно пожал плечами. Почему-то особенно тревожили эти серебряные глаза, взявшиеся невесть откуда. Из-за этих-то выдуманных глаз он повел себя нынче как сугубый болван, отвергнув – как же это ему сразу не пришло в голову?! – щедрый подарок, который, конечно же, послал своему гостю магараджа. Любезный хозяин, следовавший обычаям самого утонченного восточного гостеприимства, даже и вообразить не мог, что русский наглец окажется таким слабаком с одной из красивейших женщин, которых ему только приходилось видеть в жизни! Возможно, подобный подарок был нынче направлен и Реджинальду, а может статься, и Бушуеву, который, конечно, мужик весьма крепкий, – и уж они-то, надо надеяться, не посрамили честь белляти в делах любострастия!

А что, если… От новой мысли Василий похолодел до того, что даже натянул на себя шелковое одеяло. А что, если девица уже доложила о провале своей миссии, и вот-вот в темную опочивальню проскользнет новый гость – вот именно, гость, какой-нибудь пухленький юнец, к которым так благосклонны здешние сластолюбцы?

Василий взрычал, вскочил на постели – и замер. Откуда-то издали донеслась до него песня. Ситара[19] звенела, пресерьезный мужской голос напевал:

Василий тихо засмеялся и никак не мог остановиться. Занесенный для удара кулак опустился. Довольно биться с призраками, которые насылает воображение! Не на магараджу – на себя надо злиться! Сейчас больше всего он почему-то тревожился, как бы индусы не сочли его слабаком. А потому Василий успокоился только тогда, когда на веранде, нависшей над пропастью, на той самой веранде, на которую выходить, помнится, было запрещено, пробегал не менее четверти часа, вдыхая опьяняющий аромат тубероз, меряясь взором со звездами, готовый в любую минуту наступить на клубок змей, встретиться с тигром и леопардом одновременно, а также поймать в воздухе пучок вражеских стрел, прилетевших из темной глубины далеких джунглей.

Василию казалось, что хуже, чем в эту ночь, он не спал никогда в жизни. По-настоящему он забылся уже под утро, когда небо просветлело и косматое пылающее солнце вот-вот готово было выскочить, разгуляться по небесному синему простору. И только-только освежил сон утомленную голову, только-только утихомирил буйствующее тело, только-только увез на своей легкой лодочке в какую-то сказочную страну, сплошь населенную прекрасными нагими женщинами с загадочно мерцающими серебристо-серыми очами, как чей-то назойливый голос по-птичьи зачирикал над ложем, возвещая, что руси-радже Васиште пора вставать, потому что властелин Такура («Да продлятся его благословенные дни, да одарят его боги всеми благами!») уже поджидает своих гостей.

Первым желанием Василия было отправить сего человекообразного петуха прямиком к его хозяину да попросить передать: пусть он валится ко всем своим туземным чертям, и ежели у него бессонница, то это не значит, что у всех прочих – тоже. По счастью, он успел поймать наперченное приветствие на самом кончике языка. Не иначе тот самый русский бог, который живым и здоровым провел его через все сражения, не оставил и на сей раз своим попечением! Довольно он вчера накуролесил перед магараджей; вдобавок ночью отринул его весьма щедрый дар. Никак нельзя и нынешний день начать с неучтивости! Поэтому он со скрежетом зубовным сполз со своего обширного ложа и побрел омываться и одеваться.

После завтрака, поданного в его комнату, Василия проводили во двор, где он увидел Реджинальда и магараджу, сидевших верхом на таких великолепных скакунах, что у Василия горло пересохло от зависти. Впрочем, его тотчас же отпустило, потому что слуга держал под уздцы третьего, столь же превосходного жеребца, явно предназначенного для руси-раджи, и когда Василий оказался в седле и ощутил игривую мощь чудесного умного животного, предался его стремительной иноходи и понял, что способен обогнать ветер, он несколько примирился с жизнью и даже забыл, как не выспался, как болит голова. К тому же по опыту он знал, что ничто лучше хорошей рыси не усмиряет плоть – вот он и усмирял ее часа два, обо всем на свете позабыв, пока какой-то отчаянный малый не кинулся чуть ли не под копыта его коню и не заставил Василия заметить знаки, которые подавали ему Реджинальд, магараджа и его свита, уже отчаявшиеся привлечь внимание бешеного русского.

Василий подъехал к ним с такой широкой, счастливейшей улыбкой, что с лица Реджинальда мгновенно сползло озабоченное выражение (для истинного джентльмена вопросы этикета всегда на первом месте!), а магараджа улыбнулся столь же ослепительно и объявил, что нынче – праздник жертвоприношения в честь Кали, богини смерти, которую необходимо постоянно умилосердствовать, чтобы она не ополчалась на род людской, и по этому случаю гостям предстоит зреть два великолепных действа. Через три часа после полуночи, в ту пору, когда жертвенный нож Кали особенно обильно орошается кровью, произойдет огненное представление, по-европейски называемое фейерверк, причем магараджа обещал послать слуг к гостям, чтобы те ни в коем случае не проспали и не упустили ни малой малости из великолепного зрелища.

Но это – ночью. А днем белые сагибы увидят… увидят не что-нибудь, а казнь слоном!

Какое-то время и Василий, и Реджинальд тупо смотрели на хозяина, затем переглянулись. Не сказать, что их так уж пугало зрелище смерти: все-таки оба прошли кровопролитнейшую войну, видели и казни – расстрелы вражеских лазутчиков, захваченных дезертиров, например… Но у обоих как-то не укладывалось в голове, что организованное убийство может быть экзотическим зрелищем! Оба мечтали об охоте на тигров – по всем туземным обычаям, со слонов, на которых сидят стрелки, а перед ними цепью идут загонщики, криками вспугивают тигра, перегоняют его с места на место и в конце концов доводят до такой безумной, лютой ярости, что он забывает о страхе, об инстинкте самосохранения и бросается на людей.

Вот это, понятное дело, развлечение! А наблюдать за убийством… вдобавок казнью слоном… Что, слон будет топтать какого-то бедолагу, что ли?

Лишь вообразив это, Василий ощутил, как остатки завтрака подкатили к горлу, и совсем уже собрался заявить: «Нет уж, увольте, слуга покорный!» Судя по выражению лица Реджинальда, раджа-инглиш испытывал сходные ощущения и готов был произнести то же самое. Однако магарадже Такура нельзя было отказать в наблюдательности! Заметив нескрываемое отвращение на лицах своих гостей, он сделал сладкую, как мед, улыбочку и нежнейшим голоском заявил, что казнь сия – необходимое жертвоприношение Кали, без этого просто-таки праздник не в праздник! И вообще – эта богиня не из тех, кто стерпит непочтительное к себе отношение. Можно называть Кали ужасной, кровожадной, черной, однако с ней никто не рискует ссориться. Все-таки супруга самого Шивы-разрушителя!.. И магараджа уже несколько дней находился в великой растерянности, поскольку совершенно не представлял, кого из своих верных слуг принужден будет казнить. Все-таки смерть, даже в умилостивление богини, для человека наказание, а никого из слуг не за что, ну совершенно не за что было наказывать! Магараджа, дескать, уже совсем было решился метать жребий, предоставив право выбора самой Кали, вернее, ее жрецам, как вдруг вчерашний день даровал разрешение мучительного вопроса. Жертва найдена!

– Вчерашний день? – переспросил, недоумевая, Реджинальд. – Что же произошло вчера?

• Предыдущая
• 24/84
• Следующая