Любовник богини - Арсеньева Елена - Страница 45

• Предыдущая
• 45/84
• Следующая

Но она молчала, не шелохнулась, не вздохнула… А Бушуев величественно кивнул:

– Еще б ты не женился! Взял топор – возьми и топорище. А скажи-ка, хлопчик, – повернулся он к Нараяну, – нет ли здесь какого ни есть попа, чтоб окрутить грехолюбцев немедля?

– Батюшка! – опять подала голос Варенька, но Бушуев только очами сверкнул:

– Цыть! Не бархатом ты меня по сердцу погладила! – Он покачал головой, вздыхая, по пословице, так, что леса долу клонит. – Да ничего не попишешь, не нами сказано: дочь – чужое сокровище. Будешь воле моей сейчас перечить – убью на месте, как бог свят – убью! Вот станешь мужнею женою – делай что хошь, все, что супруг твой тебе позволит. А пока пикнуть не моги!.. А ты чего молчишь? – окрысился он на Нараяна, который так и стоял с каменным лицом, сложив на груди руки.

– Speek English, please, – подал голос сообразительный Реджинальд. – Speek English, mister Piter![24]

Бушуев повторил вопрос на смеси английского и хинди, и Нараян медленно покачал головой:

– Нет, сагиб Угра!

За спиной Василия раздался придушенный смешок, и у него отлегло от сердца. Если Варенька может смеяться, значит… Он и сам не знал, что это значит, однако и впрямь на душе полегчало. А эка лихо Нараян приложил Бушуева! Угра – свирепый. Право, новое имя пристало, как нельзя лучше пристало к прежней фамилии!

– Нет? Что – нет? – взрыкнул Бушуев.

– Священника вы найдете только в английской миссии в Ванарессе, – объяснил Нараян.

– В Ванарессе?! Да мы до нее неведомо когда еще доплетемся. Нет, это дело ненадежное. Надобно окрутить их поскорее, а то как бы чего не вышло!

Бушуев задумчиво, недоверчиво поглядел на Василия, словно опасаясь, что тот сейчас даст деру и раздумает жениться, – и вдруг с новым оживлением повернулся к Нараяну:

– А скажи, мил человек, коли ваши индианские блудодеи грех с девицею свершат, кто их быстренько окручивает? Неужто в Ванарессу едут за такой безделицей?

– Speek English, please! – взмолился Реджинальд, теперь с живым любопытством внимавший происходящему и решивший на время спрятать невозмутимость истинного британца, а также свое разбитое сердце в карман.

Бушуев кивнул:

– Спокойно, дружище! – и повторил свои слова на той же гремучей смеси английского и хинди, которую Нараян очень легко понял. Впрочем, Василия не оставляло ощущение, что он все понимает и без слов.

– В нескольких милях отсюда живет одна старуха, – сказал индус, холодно глядя в глаза Бушуева. – Ее имя – Кангалимма. Oна объявляет мужчину и женщину мужем и женой.

– Вроде священника, что ли? – оживился Бушуев.

– Да, но еще выше.

– Как архиепископ?! – не унимался Петр Лукич.

– Kак священник священников, – веско проронил Нараян. – Ей, говорят, триста лет…

– Триста лет?! Годится! Надо думать, она-то знает толк в своем ремесле, – обрадовался Бушуев и вновь обернулся к Василию. – Ну, паря, повезло тебе. Больше драться не будем. Сейчас дам вам родительское свое благословение, а там – честным пирком да за свадебку! Так и быть, начнем с этой бабки. Потом еще в Ванарессе гульнем, ну а когда в Россию-матушку воротимся, там уж, по завету отчью и дедню, по святому православному обряду… – Он достал из-за пазухи шнурок с крестом и образком. – Ну, на колени, чертовы дети!

– Погодите, – поднял руку Нараян. – Это будет не простая свадьба. К этой старой женщине за благословением идут только те, кто пылает друг к другу страстью и желает сберечь этот огонь до самой смерти. Ведь она еще и колдунья. К ней приходят те, кто желает умереть в один день… даже если это случится завтра. Не лучше ли еще раз подумать? Нехорошо сделать дело, совершив которое раскаиваются, чей плод принимают с заплаканным лицом, рыдая. Не лучше ли подождать до Ванарессы?

Он спрашивал, казалось, всех, но смотрел на Варю, и ей почудилось, что Нараян обращается к ней одной. Его черные глаза были непроглядны, как бездна… но с чего она взяла, что это бездна боли?

Зачем он так глядит? Почему, кто позволил ему так глядеть, взывая к тем сомнениям, которые и без того истерзали ее душу?

Она резко отвернулась, отдернула взор от глаз Нараяна.

Василий смотрел на нее вприщур:

– Пойдешь за меня?

– Пойду, – чуть улыбнулась Варенька. – Куда ж деваться! Знать, судьба.

– А что в один день помрем – не страшно тебе? Значит, когда я, тогда и ты?

– А тебе не страшно? – Варя мимолетно коснулась его щеки – и отдернула руку, словно испугавшись или устыдившись. – Ведь это значит, что когда я, тогда и ты?

– Что делать! – легко пожал плечами Василий. – Знать, судьба!

– Ну, как вы, голуби? – озабоченно просунулся между ними Бушуев. – Надумали? Женитьба, конечно, не мешок, с плеч не свалишь, а все-таки обтяпать бы дельце поскорее.

– А, была не была! – махнул рукой Василий и обернулся к Нараяну: – Пошли к твоей старухе.

Тот качнулся, будто от удара, и теперь глаза его впились в лицо Василия. А тот и бровью не повел:

– Пошли, пошли, чего медлить! Сам говорил: после полуночи тут ходу нету. Спешить надобно, пока не зажрали звери лютые, а то и без твоей старой карги выйдет – умереть в один день!

– Ох, сущая татарщина, басурманство! – в последнем порыве отчаяния воздел руки Бушуев, да тут же и окоротил себя: – Ну, оханье тяжело, а воздыханье – того тяжелее. Пошли, и впрямь пошли! – И вдруг в ужасе воззрился на Василия, который уже шагнул на ступени: – Да ты хоть штаны натяни, бесстыжая душа! Чай, не бродяжка беспортошный, чтоб в одной тряпице округ чресл шляться. Какой-никакой, а жених!

Василий, чертыхнувшись, вскочил в шаровары, прозрачную свою рубашонку и даже обмотал голову тряпицею наподобие тюрбана. Варенька скромно завесила лицо уголком оборванного сари.

Бушуев мрачно кивнул, заспешил к лестнице, однако не удержался, обвел еще раз вокруг лютым, мстительным взором место своего позорища:

– Эх, головней бы тут прокатить!..

И, безнадежно махнув рукой, сбежал по ступеням в лунную, серебристо мерцающую тьму.

Да, Нараян оказался прав, говоря, что в Мертвом городе после полуночи смертельно опасно. Стоило путешественникам выйти за развалины крепостной стены, как позади поднялся вой и лай шакалов, а вслед за этим раздалось такое громовое рычание, что всех бросило в холодный пот. Тотчас Варенька почувствовала, как Василий стиснул ей руку, и ее пальцы слабо шевельнулись, отвечая.

– Однако не сменяли ли мы шило на мыло? – с тревогой спросил Бушуев и тотчас попытался выразить эту же мысль на своей обычной разговорной смеси, которую Нараян превосходно понимал: – Чем, скажи на милость, в джунгле этой вашей безопаснее, чем в развалинах?! Там мы, по крайности, могли укрытие себе сладить. А тут как шарахнется из-за пальмы «лесной раджа»… Куды денемся? На лианах повиснем, аки бандеры? – ворчал купец, с отвращением поглядывая на обезьян, которые неслись над тропой, словно призраки, а их физиономии, напоминающие личины каких-то серых кикимор, непрестанно и жутко гримасничали.

– Пока бандеры с нами, бояться нечего, – отозвался Нараян, чей снежно-белый тюрбан мерцал в темноте, указывая остальным дорогу. – Kак только они зачуют тигра, сразу исчезнут, и тогда…

– Тогда что?! – подал голос Реджинальд, и весь английский сплин, чудилось, прозвучал в этих коротких словах.

Варенька поняла, что их британский друг уже достиг своего предела. B самом деле! Внезапно оказаться в водовороте обстоятельств, которых не в силах одолеть вся мощь Ост-Индской компании. Ежеминутно рисковать жизнью. Не подчинять себе образ мыслей индусов, а подчиняться ему… Пожалуй, для Реджинальда это было самое тяжелое, даже тяжелее бесстыдного зрелища, которое ему пришлось наблюдать. Британская гордыня повергнута в прах, вдобавок кем? Лучшим другом!

И теперь Варенька со страхом думала, что знала его вовсе не так хорошо, как ей казалось. Например, она не знала, мстителен ли он…

• Предыдущая
• 45/84
• Следующая