Стихи - Асадов Эдуард Аркадьевич - Страница 2

Под сводами завода "Арсенала", Куда стихи читать я приглашен, Ты спрятался куда-то в гущу зала, Мол, я не я и, дескать, он не он...

Ах ты мой скромник, милый чудачина! Видать, таким ты будешь весь свой век. Хоть в прошлом сквозь бои за Украину Шагал отнюдь не робкий человек.

Вечерний город в звездах растворился, А мы идем, идем по-над Днепром. Нет, ты совсем, совсем не изменился, Все так же ходишь чуточку плечом,

И так же ногу раненую ставишь, И так же восклицаешь:- Это да! И так же "р" отчаянно картавишь, И так же прямодушен, как всегда.

Как два солдата летом и зимою, Беря за перевалом перевал, Уж двадцать с гаком дружим мы с тобою, А кстати, "гак" не так уже и мал.

Но что, скажи, для нас с тобою годы? Каких еще нам проб, каких преград? Ведь если дружба рождена в невзгодах, Она сильней всех прочих во сто крат!

Ты помнишь госпитальную палату, В которой всех нас было двадцать пять, Где из троих и одного солдата, Пожалуй, сложно было бы собрать...

Я трудным был. Порою брежу ночью, Потом очнусь, а рядом ты сидишь, И губы мне запекшиеся мочишь, И что-нибудь смешное говоришь.

Моя сиделка с добрыми руками! Нет, ничего я, Боря, не забыл: Ни как читал ты книги мне часами, Ни как, бывало, с ложечки кормил.

И в дни, когда со смертью в трудном споре Меня хирург кромсал и зашивал, Ты, верно, ждал за дверью в коридоре Сидел и ждал. И я об этом знал.

И все же, как нам ни бывало горько, Мы часто были с шуткою на "ты" И хохотали так, ты помнишь, Борька, Что чуть порой не лопались бинты?!

А помнишь, вышло раз наоборот: Был в лежку ты, а я кормить пытался, И как сквозь боль ты вдруг расхохотался, Когда я пролил в нос тебе компот.

Эх, Борька, Борька! Сколько звонких лет С тех пор уплыло вешним ледоходом? А дружбе нашей, видно, сносу нет, Она лишь все надежней с каждым годом.

И хоть не часто видимся порою, Ведь тыща верст и сотни разных дел... Но в трудный час любой из нас с тобою За друга бы и в пекло не сробел!

Мы хорошо, мы горячо живем И ничего не делаем халтурно: Ни ты, я знаю, в цехе заводском, Ни я 1000 , поверь, в цеху литературном!

Уже рассвет над Киевом встает, Ну вот и вновь нам надо расставаться. Тебе, наверно, скоро на завод, А мне в Москву... В дорогу собираться...

Не смей, злодей, покашливать так горько! Не то и я... Я тоже ведь живой... Дай поцелую... добрый, славный мой... Мой лучший друг! Мой самый светлый, Борька!.. Эдуард Асадов. Остров Романтики. Москва: Молодая гвардия, 1969.

МОГИЛА НЕИЗВЕСТНОГО СОЛДАТА Могила Неизвестного солдата! О, сколько их от Волги до Карпат! В дыму сражений вырытых когда-то Саперными лопатами солдат.

Зеленый горький холмик у дороги, В котором навсегда погребены Мечты, надежды, думы и тревоги Безвестного защитника страны.

Кто был в боях и знает край передний, Кто на войне товарища терял, Тот боль и ярость полностью познал, Когда копал "окоп" ему последний.

За маршем - марш, за боем - новый бой! Когда же было строить обелиски?! Доска да карандашные огрызки, Ведь вот и все, что было под рукой!

Последний "послужной листок" солдата: "Иван Фомин", и больше ничего. А чуть пониже две коротких даты Рождения и гибели его.

Но две недели ливневых дождей, И остается только темно-серый Кусок промокшей, вздувшейся фанеры, И никакой фамилии на ней.

За сотни верст сражаются ребяга. А здесь, от речки в двадцати шагах, Зеленый холмик в полевых цветах Могила Неизвестного солдата...

Но Родина не забывает павшего! Как мать не забывает никогда Ни павшего, ни без вести пропавшего, Того, кто жив для матери всегда!

Да, мужеству забвенья не бывает. Вот почему погибшего в бою Старшины на поверке выкликают Как воина, стоящего в строю!

И потому в знак памяти сердечной По всей стране от Волги до Карпат В живых цветах и день и ночь горят Лучи родной звезды пятиконечной.

Лучи летят торжественно и свято, Чтоб встретиться в пожатии немом, Над прахом Неизвестного солдата, Что спит в земле перед седым Кремлем!

И от лучей багровое, как знамя, Весенним днем фанфарами звеня, Как символ славы возгорелось пламя Святое пламя вечного огня! Эдуард Асадов. Остров Романтики. Москва: Молодая гвардия, 1969.

ЗОЛОТАЯ КРОВЬ

"Ученые Грузии нашли золото

в составе крови человека".

(Из журнальной статьи)

Не так давно ученые открыли Пусть небольшой, но золотой запас. Они его не в рудниках отрыли, Они его нашли в крови у нас.

И пусть всего-то малая частица, Не в этом суть, а суть, наверно, в том, Что в нашем сердце золото стучится, И мы весь век живем, как говорится, Согреты этим золотым огнем.

Мы знаем фразу: "золотые руки!" Иль, скажем: "Золотая россыпь слов!" Теперь буквально с помощью науки Сказать мы вправе: "Золотая кровь!"

И может быть, с момента первородства, Чем было больше золота в крови, Тем больше было в людях благородства, И мужества, и чести, и любви.

И я уверен в том, что у Чапая, У Фучика, у Зои, у таких, Кто отдал жизнь, не дрогнув, за других, Струилась кровь по жилам золотая!

И право, пусть отныне медицина, Ребят готовя в трудные бои, Глядит не на процент гемоглобина, А на проценты золота в крови.

И нет верней проверки на любовь, На мужество и стойкость до конца. Где полыхает золотая кровь, Там бьются настоящие сердца! Эдуард Асадов. Остров Романтики. Москва: Молодая гвардия, 1969.

БАЛЛАДА О НЕНАВИСТИ И ЛЮБВИ

I

Метель ревет, как седой исполин, Вторые сутки не утихая, Ревет, как пятьсот самолетных турбин, И нет ей, проклятой, конца и края!

Пляшет огромным белым костром, Глушит моторы и гасит фары. В замяти снежной аэродром, Служебные здания и ангары.

В прокуренной комнате тусклый свет, Вторые сутки не спит радист. Он ловит, он слушает треск и свист, Все ждут напряженно: жив или нет?

Радист кивает: - Пока еще да, Но боль ему не дает распрямить 1000 ся. А он еще шутит: "Мол, вот беда Левая плоскость моя никуда! Скорее всего перелом ключицы..."

Где-то буран, ни огня, ни звезды Над местом аварии самолета. Лишь снег заметает обломков следы Да замерзающего пилота.

Ищут тракторы день и ночь, Да только впустую. До слез обидно. Разве найти тут, разве помочь Руки в полуметре от фар не видно?