Новая кровь - Асприн Роберт Линн - Страница 41

Кроме того, здесь, в Санктуарии, охранники могли не хуже любого грабителя обчистить своего работодателя, если бы вдруг решили, что смогут безнаказанно уйти с добычей.

Несмотря на свой завидный и несомненный аппетит, Мелилот был обеспокоен и смущен. Помимо Жарвины, за столом присутствовал еще один гость. Подобное не входило в привычку Мелилота — впускать чужаков в жилую часть дома. Если бы за парня не поручилась сама Жарвина, его бы и на шаг не пустили дальше рабочих помещений первого этажа.

Но она за него поручилась, притом так горячо, что мастеру Мелилоту это не понравилось. Чем он взял эту девушку («женщину», — поправил себя Мелилот, вспомнив, сколько времени пролетело) — может, приворожил? И не было ли присутствие этого парня частью тайного заговора против него, Мелилота? Подозрительность была второй натурой всех жителей Санктуария. Привычка, выработанная всей жизнью.

Развлекая гостей, Мелилот в промежутках между глотками поддерживал разговор пересказом слухов, как тех, что можно было услышать везде в городе, так и более достоверных, — тех, которые сам Мелилот ежедневно по зернышку выуживал из разнообразных документов, отданных ему для переписывания или перевода. При этом краешком глаза хозяин дома изучал Жарвину. Она мало изменилась за прошедшие десять лет, — что неудивительно, если учесть разницу в их возрасте, — и по-прежнему поражала Мелилота своей манерой одеваться в мужскую одежду. Вот и сейчас на Жарвине были сапоги, брюки и мужская кожаная куртка со шнуровкой. А еще Жарвина по-прежнему была помечена ужасными шрамами, хотя сейчас они были куда менее заметны, чем раньше. Именно в этих шрамах и крылась причина ее ежегодных возвращений в Санктуарий и объяснение того, почему Жар-вина до сих пор уступала в богатстве Мелилоту. Магия стоит недешево, особенно когда за ней приходится обращаться к Инасу Йорлу, одному из трех величайших магов мира.

Благодаря стараниям Инаса Йорла шрамы на руках Жарвины выглядели сейчас всего лишь странным узором, на смуглой коже девушки. Видимо, так же обстояли дела и с прочими частями тела Жарвины, если учесть, что раньше ее левая грудь сильно отличалась по размеру от правой, а теперь они были совершенно одинаковы. Похоже, старый уродливый рубец исчез, так что теперь фигура Жарвины сделалась изящной, как у любой еще не рожавшей женщины ее возраста, ведущей активный образ жизни. Странно только, что Жарвина не начала лечение с лица, как поступили бы на ее месте большинство молодых женщин. Когда хозяин дома рассказывал какую-нибудь особенно потешную историю, Жарвина заливалась смехом, вскидывая голову. При этом кошмарные рубцы на лице особенно бросались в глаза. А еще Жарвина могла делать их более заметными, хмуря брови, и в те времена, когда жила в доме Мелилота, пользовалась этой уловкой, чтобы пугать непослушных мальчишек-подмастерий…

Ах, эта Жарвина! Она всегда была со странностями. Мелил от обрадовался, когда она решила покинуть Санктуарий после того, как оказалась замешана в неприятную историю с зачарованным письмом, предательством части придворных и попыткой покушения на принца.

Да, и в самом деле. Жизнь становилась куда более приятной, если знаешь, что эта непредсказуемая особа, с одной стороны — верный работник, а с другой — гремучая змея, сейчас находится на безопасном от тебя расстоянии, где-то среди моря, или торгуется за его, Мелилота, интересы в каком-нибудь отдаленном порту. Времена, когда Жарвина возвращалась, чтобы получить заработанные деньги и за один день потратить большую их часть, были не самыми счастливыми в жизни Мелилота…

А теперь Жарвина впервые объявилась не одна. Да к тому же с мужчиной. Отложив останки третьей утки, Мелилот сыто рыгнул, потребовал принести еще вина и перенес внимание на чужака, не переставая при этом рассказывать самые занятные и забавные слухи, собранные им за последнее время. Например, сплетню о бедственном положении некоего капитана Стонга, редкостного негодяя, немного морехода, немного контрабандиста, который случайно взял на борт крупную партию серебра, отложенную Мизраитом на черный день. Ведь как ни крути, а возвращать придется. А кроме того, тот же Стонг попал под действие проклятия С'данзо, которое теперь угрожает навсегда изгнать его из Санктуария. Мелилот приукрасил историю всяческими смешными подробностями, большую часть которых выдумал на ходу. Жарвина расслабилась от хорошего вина и, слушая эту историю, веселилась от души. Одна из перемен, которые произошли с Жарвиной за время ее дальних странствий, заключалась в том, что у девушки прорезалось неплохое чувство юмора. Подростком она смеялась исключительно редко.

Что же касается спутника Жарвины, то на его лице не появлялось даже тени улыбки. Оно оставалось мрачным и бесстрастным, словно лик каменного идола. И лишь когда Мелилот упомянул о проклятии С'данзо, чужак одарил Жарвину хмурым взглядом.

Мелилот недоумевал. Что могло заставить Жарвину притащить с собой этого мужлана? Сам он не знал о госте ничего, кроме имени. Имя было чужестранным, диковинным и почти непроизносимым, нечто вроде «Кликитак». Только заканчивалось хриплым выдохом: «Кликитагх?»

Конечно, были кое-какие намеки, из которых можно было сделать определенные выводы. Плечи у чужака были широкими, грудь — мошной, руки — большими и мускулистыми. Фигура человека действия. Кроме того, выглядел он необычно: белокурая борода, густые белокурые волосы и лицо, обветренное за время морского путешествия до бледно-красного цвета.

И никогда в жизни Мелилоту не приходилось прежде видеть, чтобы на лице человека так явственно отпечаталось выражение несчастья, — даже тогда, когда ему приходилось иметь дело с какой-нибудь знатной, но неграмотной дамой, которая уже отчаялась узнать, получает ли ее муж какие-нибудь тайные послания, или перехватить хоть что-нибудь, написанное неверным супругом. Возможно, только Инас Йорл, который из-за наложенного на него проклятия изменял свой облик, пол, а время от времени и видовую принадлежность, усмотрел бы в этой неприятной и затруднительной ситуации некий извращенный юмор…

Мелилот завершил свою историю, и Жарвина, заливаясь смехом, захлопала в ладоши. Хорошенькая десятилетняя девочка, тихонько стоявшая в углу с кувшином вина, по ошибке приняла эти хлопки за знак снова наполнить кружки и поспешно повиновалась. Мелилот не стал ее останавливать. Он надеялся все же развязать язык чужаку, и спиртное было в этом деле главным его союзником.

— Я заметил, сударь, — произнес Мелилот с недовольством, которое было лишь отчасти наигранным, — что вас не позабавила моя история о злоключениях капитана Стонга. Осмелюсь предположить, причина этого в том, что вам неизвестны существеннейшие подробности, на которые я ссылался лишь мимоходом, — о том, что такое проклятие С'данзо, и о том, насколько искусным колдуном является Мизраит? У вас вид человека, прибывшего издалека и не знакомого ни с обычаями, ни с достопримечательностями Санктуария.

Кликитагх шевельнулся и в первый раз издал хоть какой-то звук помимо невежливого ворчанья — чужак даже не поблагодарил хозяина дома за обильную трапезу.

— Нет, господин, — отозвался Кликитагх. — Это потому частью, что я плохо понимаю, что вы говорите.

Гм! В Мелштоте заговорили профессиональные инстинкты. Какой же у парня язык родной? Мелилот не мог опознать ни акцент, ни странную манеру построения фразы. А вдруг Кликитагх знает какой-нибудь язык из тех, которых нет в списке, висящем на двери скриптория Мелилота, хотя там и так значилось на три-четыре языка больше, чем могли предложить даже самые удачливые из его конкурентов. Ради этого стоило бы не пожалеть времени и покопаться в мозгах чужака…

Прежде чем Мелилот успел сформулировать какое-либо предложение, Кликитагх снова заговорил:

— А другая важная часть, почему это не есть предмет для шутки, — проклятие. Говорю как несчастная жертва, хорошо знаю о муке несправедливого и жестокого проклятия, лежащего на неповинном человеке, мне.