Сезон штормов - Асприн Роберт Линн - Страница 43

Ярость отца обманутой невесты была встречена Вашанкой в его полной мощи, так что народ, повергнутый на землю, лежал в молчании, уставившись на битву в небесах и вцепившись пальцами в холодную топкую землю.

Ноги Вашанки были широко расставлены — одна на фундаменте его храма на западе, другая на стене гильдии магов. Удары его молний сотрясали небеса, его золоченые локоны подхватывались черными ветрами его соперника. Рев из луженого горла рэнканского бога-Громовержца бил по барабанным перепонкам, люди хватались за животы и сжимали головы руками. Гром грохотал, черные тучи, освещаемые изнутри, судорожно пульсировали, а вокруг царствовала тьма.

Среди этой бури Темпус громко звал Джихан и наконец схватил ее за руки:

— Останови это, ты можешь это сделать. Твоя и его гордость не стоят так много жизней. — Удар молнии поразил землю так близко, что синяя вспышка разряда лизнула его сандалии.

Она отшатнулась, отбросив волосы назад, остановилась, свирепо глядя на него глазами с красными зрачками. Потом что-то громко крикнула, губы ее искривились во вспышке света, но рев богов поглотил слова. Тогда она подняла руки к небесам и начала молиться.

У него больше не было времени на нее, война богов была его уделом, он чувствовал удары холодных лап бога-Громовержца и чувствовал, что субстанция Вашанки слабеет.

Он не остановился, завидев Нико и Джанни, только махнул им рукой, велев следовать за собой, и отправился сквозь яростный грохот к Дороге Храмов, где ждало дитя, порожденное человеком и богом.

Так они шли, не слыша друг друга и переговариваясь лишь жестами, пока через лужайки и аллеи не достигли основания храма Вашанки. Внутри усыпальницы было тише, она давала защиту от неба, на котором шла битва между светом и тьмой.

Нико посмотрел на оружие, которое вручил ему Ашкелон: кинжал для Темпуса, меч для Джанни.

— Но у тебя же ничего не останется, — вполголоса запротестовал Джанни, когда они оказались в затененных коридорах защищенного земного дома их бога.

— У меня есть это, — ответил Нико и показал свою грудь, закрытую броней.

Имел ли он в виду кирасу, подаренную ему Ашкелоном, или свои умственные достоинства, Темпус не спросил, а только пренебрежительно кинул кинжал назад и бросился в мрачный зал храма. Они последовали за ним.

И ощутили колдовство прежде, чем увидели бледный зеленый свет и почувствовали леденящий холод от наружной двери, под которую просачивался призрак магии, словно сера из горячего источника. Джанни зло заворчал. Губы Нико вытянулись в ухмылке:

— После тебя, командир!

Темпус открыл двери только после того, как Джанни перерезал кожаную ленту там, где она была пропущена внутрь, чтобы укрепить запоры. Среди колдовского огня он увидел Молина факельщика, готового сопротивляться яростнее, чем мог предположить Темпус.

На полу, в углу, танцовщица-северянка с волосами цвета воска крепко прижимала к груди маленького мальчика. У нее вырвался вздох облегчения: Темпус здесь, и она спасена.

Он ободряюще кивнул девушке, которая утверждала, что он ошибся в выборе бога. Он не был уверен, что здесь можно кого-то спасти. Но девушка или священник, или дитя, или город… или бог.., должны быть спасены. Он оглянулся и увидел своих пасынков, Нико и Джанни, с обнаженным оружием — оба готовы были биться с самим адом, если он прикажет. Темпус поднял руку, прищурив глаза, и повел их в бой со светом. Все его тело трепетало от сверхъестественной возможности вступить в игру столь мощных сил.

Для начала нужно было избавиться от Молина. Он поднял ослепленного светом священника и бросил его оземь, выдернув позолоченную икону из его замерзшей руки.

Он слышал хрипящее дыхание позади, но не смотрел вокруг, чтобы не видеть, как исчезает реальность. Он сражался теперь в каком-то высоком, холодном месте, и могущество Вашанки дышало в его правое ухо:

— Хорошо, что ты пришел, дитя, я приму твою помощь в этот день. — Левая сторона — его место для атаки в парном бою.

Вашанка был справа, прикрывая его, а внушающий уважение щит во всю длину тела был теперь в его левой руке. Тот, кого он увидел, поразил Темпуса: бог-Громовержец был наполовину котом, наполовину человеком, и его меч разил мощно, как лавина.

Позади черно-серый, разделенный цветами восходящего солнца, трепетал герб Вашанки на фоне неба. Он пронзил тучи, его удар парировал холод, который охватил появившийся меч и обжег кожу руки так, что пот превратился в лед, а плоть примерзла к гладкой поверхности рукоятки… Передышку в битве принес меч Темпуса, явившись оттуда, где он был спрятан магами, и начавший шевелиться в его руке. Розовый свет озарил лезвие, когда его бог принял помощь своего слуги. Сам меч не мог ничего значить, но в нем была сила Вашанки, и этого было достаточно.

Противники стояли в облаках, тяжело дыша, набираясь сил, чтобы продолжить битву. И тогда он сказал:

— Это неуважение, Буреносец. Месть недостойна богов. Ты запятнаешь себя, позволив себе мстить. Оставь девушку, Отец погоды, смертная жизнь принесет ей добро. Родитель не отвечает за ошибки ребенка, и ребенок за родителя не отвечает. — Он неторопливо положил щит, который ему дал бог, и, отодрав прилипшую рукоятку меча от ладони, сорвав кожу, положил свое оружие поверх щита. — Иди сразись со мной. Я не буду стоять в стороне, чтобы позволить тебе взять ребенка. Я привел Ашкелона к Сайме и расположил ее к нему. Это мой проступок, а не Вашанки. Как видишь, ты должен наказать меня, а не моего бога.

Но сделать это будет тебе нелегко: я скорее предпочту смерть, чем буду марионеткой в руках еще одной могущественной силы.

С продолжительным грохотом, вызвавшим у него приступ тошноты, тучи вокруг стали расходиться, и темнота начала исчезать. Темпус моргнул, протер глаза, обожженные неземным холодом, и, когда отнял руки, увидел себя стоящим в опаленном круге из зловонных испарений вместе с двумя кашляющими пасынками. Они тяжело дышали, но не выглядели серьезно пострадавшими. Джанни поддерживал Нико, который отбросил подаренную кирасу, и она светилась у его ног, словно остывала после нагрева в кузнице. Кинжал и меч валялись на грязных плитах пола, и меч Темпуса лежал поверх этой кучи.

Пришло время расспросов, которые не объяснили, куда вдруг исчез Темпус и почему снаряжение Нико раскалилось добела от водоворота холода. Осмотрев повреждения (ничего, кроме обморожения, волдырей, царапин и содранной кожи у Темпуса на руке, державшей меч), они немного поспорили относительно того, где могли бы восстановить свои силы.

Плачущий ребенок успокоился, и люди Факельщика (ни один из них не смог найти священника) сказали, что будут хорошо следить за ним и его матерью.

Выйдя из храма, они увидели, что спокойная ночь принесла в город холод и свежесть. Троица не спеша возвращалась в гильдию магов, чтобы привести в порядок свои доспехи и своих лошадей. Когда они добрались туда, то обнаружили, что Второй и Третий Хазарды объявили о том, что вечерняя конфронтация была делом их рук, космологической игрой, скромным развлечением, которое гости очень близко приняли к сердцу. Разве это не триумф Вашанки? Разве тучи дьявола не побеждены? Разве чудесный полог розово-лимонного летнего неба не возвратился и не осветил празднество гильдии магов?

Джанни пришел в ярость от лицемерия адептов и их угроз (Факельщик раньше пасынков вернулся назад в гильдию, растрепанный, крикливый, но ничуть не пострадавший) перевернуть все вверх дном, чтобы доказать, что все сказанное ими правда, но Темпус осадил его — пусть позволит глупцам верить в то, во что они верят, и сделал прощание кратким и вежливым.

Как бы пасынки ни относились к магам, они вынуждены были жить рядом с ними.

Когда наконец они выехали с улицы Аркана к таверне «Держи пиво», чтобы утолить жажду и где Нико мог узнать о судьбе интересовавшей его девушки, он вел в поводу лошадь, которую одолжил Ашкелону, поскольку ни владыка грез, ни его компаньонка Джихан не были обнаружены среди празднующих, тщетно пытавшихся еще раз создать видимость шумного веселья.