Колесо судьбы - Стил Даниэла - Страница 1

• 1/84
• Следующая

В декабре 1941 года Америка была в шоке. Где-то «наверху» уже составили и разрешили к публикации списки убитых и раненых, и практически каждый рядовой американец чувствовал, как сильно колотится в его груди сердце, подхлестываемое зарождающейся жаждой мести. Такого с нами еще никогда не бывало. Нас наконец задели за живое, и дело заключалось не только в том, что конгресс объявил войну. Это значило для нас много больше. Вся нация была охвачена ужасом, гневом, ожиданием худшего. Японские самолеты в любое время дня и ночи могут появиться в небе над такими городами, как Чикаго, Лос-Анджелес, Омаха, Бостон, Нью-Йорк, и сровнять их с землей – эта мысль была нестерпимой. Война была уже не где-то далеко, у «них», теперь она пришла к нам.

11 декабря, ближе к вечеру, Эндрю Робертс торопливо шагал в сторону дома, расположенного в восточной части города. Дул холодный ветер, и он поднял воротник пальто, размышляя над тем, как отнесется к новости Джин. Два дня назад, ставя свою подпись на бумагах, он не испытывал никаких сомнений, но когда пришел домой и взглянул в ее лицо, слова застряли у него в горле. Однако пути назад не было. Сегодня уже вторник, и он должен ей сказать, что в субботу уезжает в Сан-Диего. Обязан сказать.

Когда Эндрю поднимался по ступеням переднего крыльца небольшого дома, построенного из железистого песчаника, над его головой прогромыхал поезд надземной железной дороги, проложенной по Третьей авеню. Они жили здесь меньше года, но шум от проходящих поездов уже стал привычным. Поначалу внезапный грохот приводил их в смятение по вечерам, когда они сидели, тесно обнявшись, в гостиной или забавлялись, лежа в кровати. Их немудреная утварь дрожала и гремела, когда по эстакаде проносился поезд, но теперь они не обращали на это внимания. Энди полюбил свою крохотную квартирку, которую Джин содержала в идеальном порядке. Иногда она вставала в пять часов, чтобы испечь ему домашние пирожки с черникой и успеть навести чистоту перед уходом на работу. Она оказалась чудесной хозяйкой, даже лучше, чем можно было ожидать. С этой мыслью он вставил ключ в замочную скважину. На площадке гулял ветер, два светильника вышли из строя, но, как только он переступил порог своего жилища, на него пахнуло домашним теплом и уютом. На окнах – накрахмаленные белые занавески, сшитые Джин из кисеи, на полу – симпатичный голубой коврик: мягкая мебель обтянута заново – чтобы научиться этому, Джин ходила на специальные вечерние курсы. Мебель они купили подержанную, но благодаря неусыпным стараниям Джин она блестела, как новая. Эндрю огляделся вокруг и внезапно ощутил прилив грусти, впервые после того, как записался добровольцем. У него больно сжалось сердце, когда он представил себе, как скажет Джин, что через три дня должен уехать из Нью-Йорка; на глазах его выступили непрошеные слезы при мысли о том, что он не знает, когда вернется и вернется ли вообще… «А, черт! Разве в этом дело, – пристыдил он самого себя. – Если я не пойду воевать с япошками, то кто тогда пойдет? Если их не остановить, в один прекрасный день эти мерзавцы прилетят сюда и начнут сбрасывать бомбы на Нью-Йорк, на мой дом… на Джин».

Он сел в кресло, которое она обтянула ласкающей глаз изумрудного цвета тканью, и погрузился в размышления – о Сан-Диего, о Японии, о приближающемся Рождестве, о Джин… Неизвестно, сколько времени он так просидел. Но вот он поднял голову и прислушался: в замке поворачивался ее ключ. Она распахнула дверь и встала на пороге, держа в обеих руках пакеты с провизией из ближнего универсама. В темноте Джин не заметила мужа; включив в прихожей свет, она вздрогнула от неожиданности: Энди сидел в кресле и с улыбкой смотрел на нее. Прядь белокурых волос упала низко на лоб, зеленые глаза уставились на Джин, не мигая. Он был такой же красивый, как и шесть лет назад, когда они познакомились. Ему было семнадцать, а ей – пятнадцать. Теперь ему двадцать три.

– Здравствуй, любимый! Почему ты дома?

– Мне захотелось посмотреть на тебя.

Он подошел к ней и забрал одной рукой все пакеты разом. Джин обратила на него свои большие темно-карие глаза с обычным для нее выражением обожания, которое она постоянно испытывала к своему мужу. Да и как было не обожать его: Эндрю учился два года в колледже, на вечернем отделении, занимался легкой атлетикой, играл в футбол – пока не повредил себе колено, а в баскетболе ему не было равных. Они повстречались, когда он был на втором курсе, и все эти годы Энди оставался в ее глазах героем. Джин могла гордиться: ее муж получил хорошее место агента в крупнейшей дилерской фирме, где занимался продажей легковых автомобилей марки «бьюик». Джин знала, что когда-нибудь он сделается менеджером и, возможно, будет продолжать учебу – они часто говорили об этом. А пока он приносил домой неплохие проценты с выручки. Эти деньги вкупе с ее заработком позволяли им сводить концы с концами. Она умела растягивать доллар до бесконечности, ее научила этому постоянная нужда. Родители Джин погибли в автокатастрофе, когда ей было восемнадцать лет, и с тех пор она содержала себя сама. К счастью, ей удалось еще до этого закончить курсы секретарей, и довольно-таки успешно: она была способной ученицей. Вот уже почти три года, как она работает в одной и той же адвокатской фирме. Энди тоже гордится ею. Она выглядит так эффектно, когда отправляется по утрам на службу в красивого покроя костюме; она шьет на себя сама, шляпки и перчатки выбирает очень придирчиво, изучив предварительно модели на витринах магазинов и посоветовавшись с мужем.

Джин стянула перчатки, сняла мягкую фетровую шляпу и бросила все на большое зеленое кресло. Он с улыбкой наблюдал за ней.

– Как прошел у тебя день, моя ненаглядная?

Эндрю любил дразнить ее: то ущипнет, то уткнется носом в шею, то поднимет на руки, делая вид, что хочет ее украсть. Так было дома, после его возвращения с работы. У себя на службе она, разумеется, держалась, как того требовало положение секретарши. Время от времени он заглядывал к ней в офис: Джин выглядела такой неприступной и строгой, что он почти боялся ее. Вообще говоря, такой она и была по натуре и только после свадьбы немного отошла, оттаяла.

Он поцеловал ее в шею, пониже затылка, и она ощутила дрожь в позвоночнике.

– Обожди, дай уберу покупки… – Она многозначительно улыбнулась и хотела взять у него пакеты, но он отвел руки и поцеловал ее в губы.

– Зачем ждать?

– Энди… перестань… – шептала она, тогда как его нетерпеливые руки уже стаскивали с нее тяжелое пальто и расстегивали блестящие черные пуговицы на ее пиджаке. Пакеты с покупками валялись на полу, а они стояли, тесно прижавшись друг к другу, соединив губы в жарком поцелуе. Наконец Джин оттолкнула его голову: она чуть не задохнулась. Однако он не разжимал рук.

– Энди… что это на тебя нашло сегодня?

– Лучше не спрашивай… – Он улыбнулся загадочной улыбкой, страшась проговориться, и зажал ей рот новым поцелуем. Действуя одной рукой, он снял с нее пиджак и блузку. Через минуту упала на пол и юбка, открыв белый ажурный пояс с резинками и такие же панталоны, капроновые чулки со швом и пару умопомрачительных ног.

Он пробежал руками по ее бедрам и снова крепко прижал к себе; она не сопротивлялась, когда он опрокинул ее на кушетку, и сама распахнула на нем рубашку. В этот момент послышался грохот надземного поезда. Оба засмеялись. «Черти бы его взяли!» – пробормотал он, расстегивая одной рукой ее бюстгальтер. Она улыбнулась.

– Ты знаешь, мне эти звуки стали даже как будто нравиться.

На этот раз она поцеловала его сама, и минуту спустя их тела слились так же тесно, как губы. Прошли, казалось, долгие часы, прежде чем они заговорили снова. У входной двери горел свет, а в гостиной, где они лежали, и в маленькой спаленке позади нее было темно. Но и в темноте он почувствовал на себе пристальный взгляд жены.

• 1/84
• Следующая