Смерть этажом ниже - Булычев Кир - Страница 24

• Предыдущая
• 24/39
• Следующая

Перед площадкой второго этажа Шубин остановился. Грузин и старик ждали сзади. Здесь было много дыма. Как Шубин ни вглядывался, он не понял – поднялся ли еще желтый туман.

– Не видно? – спросил сзади Руслан.

– Я пойду, – сказал Шубин.

– Подождите, – сказал старик. – Я вас буду держать за руку. Если вам, не дай Бог, станет дурно, я вас вытяну.

– Спасибо, не надо, – сказал Шубин, но руку протянул. Пальцы старика были сильными и прохладными.

– И я возьму, – сказал Руслан.

Он спустился на площадку. Ничего не случилось.

– Пошли, – сказал он.

Так они и прошли площадку, держась за руки, втроем.

Дальше было так дымно, что свет лампы проникал метра на два, не больше.

– Я включу огнетушитель, – сказал Руслан.

– Рано, – сказал Шубин. – До очага метров двадцать, не меньше.

– Может, и меньше, – сказал Руслан. Они прошли еще метров десять и близко услышали треск настоящего пожара.

– Плохо дело, – сказал Шубин.

Было куда теплее, чем на площадке, в лицо дула горячим ветром, сквозь дым пробивались оранжевые блестки.

– А теперь не рано, – сказал Руслан. Он перевернул огнетушитель. Он действовал по инструкции. Шубин подумал, что по закону подлости огнетушитель должен быть неисправен. У него же в руке был багор – бессмысленное оружие для борьбы с пожаром в гостиничном коридоре.

– Я пройду по номерам, – сказал старик.

– Зачем?

– Надо всюду включить воду. Пускай течет.

– Номера заперты, – сказал Шубин.

– Эх! – сказал Руслан радостно. Огнетушитель дернулся в его руке, и пенная струя рванулась вперед.

Шубин надеялся почему-то, что дым отступит, но струя пены смешалась с дымом, а тот не отступал. Дышать было невозможно – глаза резало так, что трудно было их открыть. Старик ударил ногой в дверь. Дверь открылась, а старик скрылся в темноте.

Стало слышно, как зашумела в ванной вода, – этот звук перекрыл треск пожара и шипение огнетушителя.

– Погоди, – Шубин схватил Руслана за руку. – Ты все истратишь.

– Понимаю, – сказал тот и скрылся впереди в тумане. Старик вышел из номера. Он нес большой белый ком.

– Я намочил полотенца, – сказал он. – Чтобы легче дышать.

Он вытащил из кома одно, и Шубин благодарно замотал им лицо. Показалось, что лучше.

– Эй, генацвале! – крикнул он. – Возьми противогаз!

Из дыма возник Руслан.

– Какой противогаз? – крикнул он.

Шубин протянул ему мокрое полотенце.

Сзади раздался крик:

– Вы где?

Это бежал командировочный. Он нес ведро.

– Мы вас не дождались, – сказал он. – Что делать?

– Вон там открыта дверь, – сказал старик. – Там течет вода.

– Понятно, – сказал командировочный.

Рядом появился еще человек, в дыму не разберешь – кто. Он тоже ринулся в номер, где текла вода, столкнулся в дверях с командировочным. Командировочный тут же, от двери, с силой плеснул водой вперед.

– Огонь дальше, – сказал Шубин.

– Без вас знаю, – крикнул командировочный и снова исчез в номере.

– Простите, – сказал старик. – Вы не будете так любезны помочь мне отойти немного.

Старик стоял у стены, запрокинув голову, и глаза его над белым полотенцем были мутными.

– Вам плохо?

– Сейчас пройдет.

– Ведра ни у кого нет? – спросили рядом.

– Возьмите багор, – сказал Шубин.

Он помог старику выйти в холл, что с трудом удалось сделать, так как навстречу бежали люди, в дыму и темноте они налетали друг на друга. Подняв лампу, чтобы обойти человека, который не мог разойтись с ними, Шубин узнал милиционера. Милиционер добыл где-то большой таз.

– Коля? – обрадовался Шубин. – Как там Спиридонов?

– А кто его знает. Лежит.

– Ладно. Возьми лампу и постарайся как-то организовать людей, – сказал Шубин. – А то, боюсь, они только мешают друг другу.

– Слушаюсь, – ответил милиционер.

Шубин в полной темноте вывел старика в холл, но и тут задерживаться было нельзя – из-за дыма трудно дышать. Вокруг были крики, метались люди, и Шубин подумал, что пожар был для них делом понятным и даже спасительным, потому что очень страшно было сидеть в тишине и чего-то ждать, когда в любой момент можно подойти к окну и увидеть мертвых людей на площади. Люди бежали на пожар с остервенением, но без страха, потому что пожар был бедствием объяснимым и всем было известно, что пожар можно потушить.

Шубин помог старику подняться этажом выше. Дыма было много и здесь, но, по крайней мере, можно было дышать.

– Есть тут кто живой? – спросил Шубин.

– Я на месте, – ответила дежурная, и Шубин различил ее силуэт за столом.

– Где-то было кресло, – сказал старик, отцепляясь от Шубина.

– Как вы себя чувствуете?

– Лучше, спасибо вам, – сказал старик. – Я уже сижу. Так что вы можете заниматься своими делами.

Шубин перевел дух, сердце еще билось, ноги еще бежали, надо было сообразить, что делать дальше.

– Вы идите, не беспокойтесь, – неправильно истолковал его колебания старик.

– Сейчас... Скажите, а вы кто по специальности?

– А почему вы спрашиваете?

– Вы читали Евангелие.

– Нет, я не священник. Я пианист. Я здесь на гастролях. Моя фамилия Володиевский, не приходилось слышать?

– Простите, я плохо разбираюсь в серьезной музыке.

– Меня мало кто помнит, – сказал старик. – Я всю жизнь подавал надежды. Но не больше. Но очень приятно, когда кто-то говорит мне: «Как же, слышал, неужели это вы?»

– Я к вам еще подойду, – сказал Шубин. Он обернулся к дежурной и добавил: – У вас там в аптечке есть что-нибудь от сердца?

– Не надо, – сказал Володиевский. – Я уже принял нитроглицерин.

Шубин пошел к Спиридонову.

Дверь в номер была закрыта. Он постучал:

– Войдите, – сказала Эля.

Шубин закрыл за собой дверь, чтобы не просачивался дым.

На столике у кровати горела керосиновая лампа. Эля сидела на стуле, держа Спиридонова за руку. Тот лежал на спине, глядя в потолок, одеяло ровным и пологим горбом покрывало его живот.

– Это ты Шубин? – спросил Спиридонов. – Ну как там?

– Горит, – сказал Шубин. – Но прибежало столько добровольцев, что, может, и обойдется.

– Если начало гореть как следует, нам не потушить, – сказал Спиридонов. – Глупо получилось.

– Почему глупо?

Эля поднялась со стула.

– Ты садись, – сказала она. – Хочешь, я тебе воды принесу? Только из под крана.

Эля все еще была в его аляске.

– Слушай, – вспомнил Шубин. – Там в кармане банка с растворимкой. Разведи мне холодной водой.

– Хорошо, – сказала Эля.

Она ушла в ванную.

– Я боюсь, что помру, – сказал Спиридонов.

– Еще чего не хватало.

– Ты думаешь, что я молодой? – сказал он. – Я же на фронте был. Я ран насмотрелся. Этот гад меня глубоко пронзил, слишком глубока. А они остановить не сумели. Перевязали, все сделали, а она идет. Я уж руку держу под одеялом, чтобы кровь под себя подгребать. Чего людей беспокоить.

– Нет, так не будет, – сказал Шубин, словно отменял приговор.

– Дурак ты, – сказал Спиридонов. – Может, я этого заслужил. Пожар почему? Потому что я сдуру сунулся, куда не следует, лампу опрокинул. Если погибнете, проклинайте меня.

– Вы хотели как лучше.

– Я всю жизнь хотел как лучше. А получалось не как лучше... А знаешь, мне лучше помереть как бы на боевом посту... Я не шучу, ШУбин. Я же понимал, чего Гронскому надо – на повышение, в Москву. Он старался, вторую очередь пустил без очистных – и отрапортовал. А я знал, что здесь липа. И про общественность знал, и про митинг. Все знал и дал понять Гронскому, что не замечаю. Даже вони не замечаю, в которой люди жала. Думал, что обойдется. Мне же тоже рапортовать – уже министру. А я уже пенсионный возраст прошел, сечешь? Если не выполним, мне уходить. А я еще сильный, у меня работать охота была... да что тебе говорить... Я и в Москву тебе не дал звонить... помнишь?

Шум воды в ванной прервался. В кране заурчало.

– Ну вот, – сказал Спиридонов.

• Предыдущая
• 24/39
• Следующая