Меч президента - Бунич Игорь Львович - Страница 68
- Предыдущая
- 68/76
- Следующая
Помимо дезертирства, были буквально провалены два последних призыва в армию. Призывники предпочитали отправиться в тюрьму или в бега, а не явиться в военкомат. Их вылавливали чуть ли не на улицах, пытаясь заткнуть зияющие дыры некомплекта, хотя бы в частях стратегического назначения. В армию хлынули целые категории хронически больных людей, признанных годными для службы, умножая число мрачных трагедий.
Едва ли в лучшем положении находился офицерский корпус. В отличие от своих солдат, идущих в армию на до смешного короткий срок в два года, где по всем правилам российского абсурда первый год считались «молодыми», а второй
— «дедами», офицеры шли в армию фактически на всю жизнь.
Показатель офицерской смертности в мирное время хотя и считался официально секретным, был известен всем и примерно равнялся солдатской смертности, хотя офицеров было, разумеется, более чем на порядок меньше. И хотя причины смертности, если не считать самоубийств, были принципиально другими, чем у солдат, от этого легче не становилось. Глобальные выводы войск из восточной Европы и Прибалтики фактически в чистое поле создавали проблемы с размещением и обучением хотя бы офицерских и сверхсрочных кадров, которые, как все отлично понимали, решить было совершенно невозможно при всех благих намерениях собственного правительства и Запада.
Офицеры практически были поставлены перед вопросом, где раздобыть хлеб насущный. Денежное содержание, хотя и поднималось время от времени, совсем не могло соперничать с галопирующей инфляцией, приводя привыкший к другой жизни офицерский корпус в состояние ярости к тем, кто «развалил страну и затеял эти проклятые реформы».
Если к этому прибавить извечный квартирный вопрос и тот факт, что денежные накопления офицеров за время службы превратились в пыль, то не надо обладать большой фантазией, чтобы представить, с каким энтузиазмом офицеры и солдаты желали бы защищать президента в его борьбе с Верховным Советом и наоборот.
Неминуемое крупное сокращение офицерского корпуса, включая и генералов, которых в Советской армии накопилось едва ли не больше, чем в остальных армиях мира вместе взятых, порождало апатию, под покровом которой вызревала лихая мысль: не разогнать ли, пока не поздно, обе ветви власти и самостоятельно выступить врачевателем недугов, терзающих страну.
При всей своей лояльности к президенту генерал Грачев несколько раз даже в публичных выступлениях призывал политиков разного толка оставить армию в покое и не провоцировать ее навести тот порядок в стране, который она посчитает нужным.
Но армию в покос не оставляли. Пользуясь общим упадком и деградацией общества, ее постоянно будоражили то деятели типа подполковника Терехова, то неувядаемые марксисты товарища Зюганова, то общество «Память», то священники из катакомбных церквей с горящими фанатичным огнем глазами, то авантюристы типа Дэви Марии Христос. И только демократы фактически не вели никакой работы в Вооруженных силах, пустив продекларированные военные реформы на самотек и выбрав из всех видов воздействия на армию лишь урезание ее бюджета, не считая смутных угроз ее вообще разогнать. Президент-демократ, он же Верховный главнокомандующий, должен был служить единственным гарантом приверженности армии светлым идеям демократии. Единственное, чем правительство могло утешить армию — это постоянное напоминание о ее подвигах в годы Отечественной войны. Но эта заезженная пластинка, непрерывно играющая в течение 50 лет, с каждым годом становилась все менее эффективной, особенно в реальностях сегодняшнего дня.
Из августовского путча армия, по выражению тогдашнего начальника Генерального штаба генерала армии Моисеева, выскочила «ошпаренной», и ни за какие блага, ордена и чины не хотела, чтобы ее снова окунули с головой в выгребную яму политической борьбы тщеславных авантюристов, подогретую расплавленным металлом «социального озверения».
Коллегия высказалась в поддержку президента, но с кучей оговорок.
Добиться у президента четких социальных гарантий и известных привилегий для кадрового состава Вооруженных сил. Ясно и четко сформулировать военную доктрину с учетом того, что Россия, как правопреемница СССР, сохраняет статус сверхдержавы. Прекратить все попытки урезания военного бюджета и быстрыми законодательными методами обеспечить призыв в армию. И, наконец, что самое важное, принять срочные экономические меры, чтобы спасти от разрушения драгоценный ВПК.
Не вводить ни одного военнослужащего на улицы столицы, если президент не даст своего согласия по всем пунктам их требований.
А выполнение этих требований означал резкий поворот в обратную сторону от всех попыток реформировать экономическую и политическую жизнь агонизирующей страны.
Но это никого из коллегии Министерства абсолютно не интересовало.
Всем были известны те посулы, которые давал армии Руцкой, если та поддержит его. Но на лихого «полковника» ставить боялись. Из потока его обещаний становилось ясно, что большую часть удастся воплотить в жизнь только в результате многолетних боевых действий, исход которых был, прямо скажем, проблематичным. Воевать же никому не хотелось, а по большому счету, было и нечем. Многие, если не головой, то инстинктом понимали: втянись сейчас страна в какие-либо военные авантюры даже с так называемым «ближним зарубежьем» под флагом восстановления СССР, и страна погибнет окончательно вместе с генеральскими дачами, банями, «мерседесами», «приватизированной» и «акционированной» собственностью и охотничьими угодьями.
Поддержка же Ельцина означала и дальше сытую и размеренную жизнь, огражденную высоким забором от страны и ее проблем.
В перспективе, конечно.
В заключение наметили, какие части можно быстро использовать, если того потребует сложившаяся обстановка. Пока решили не трогать Таманскую и Кантемировскую дивизии, приведя в повышенную готовность 16-ю бригаду спецназа полковника Тишина и 218-й отдельный батальон спецназа подполковника Колыгина.
Было еще одно обстоятельство, которое все присутствующие не могли не принимать во внимание. События, последовавшие после августовского путча относительно персональных судеб высшего военного руководства, напоминали осколки разорвавшегося снаряда, разящие кого попало, вслепую. Маршала Язова и генерала Варенникова посадили. А вот маршала Ахромеева ликвидировали, заставив всех поверить в то, что старый солдат и ветеран нескольких войн способен повеситься, как забеременевшая десятиклассница. Начальника Генштаба Моисеева — фактически главного заговорщика — с миром и почестями отпустили в отставку.
Министром обороны стал не генерал-полковник Кобец, постоянно мелькавший на экране телевизора как командующий обороной Белого Дома, которого уже все прочили на этот пост, особенно после производства его в генералы армии, а никому тогда не известный генерал-майор Грачев, который даже не значился в секретном справочнике ЦРУ «Военное руководство СССР».
Нынешние события, независимо от того, назовут их путчем или нет, также могли очень больно ударить по всем, кто проявил инициативу или ждал приказа, кто действовал решительно и кто решительно ничего не делал. Здесь пригоден был только старый, «совковый» — принцип: «не высовывайся», по крайней мере до получения гарантий.
Но гарантий никаких не было, и никто не думал их давать. Во всяком случае, Грачев уже несколько раз пытался дозвониться до президента после возвращения с прогулки. Президента не было, и никто из его аппарата не знал, где Ельцин находиться.
На лице Грачева была явная растерянность.
Министр безопасности Руцкого генерал Баранников сидел в выделенном ему просторном кабинете, подписывая ордера на арест. Сбоку у его стола пристроился Сергей Бабурин со списками лиц, подлежащих аресту и интернированию «за попытку антиконституционного переворота».
Списки были частично отпечатаны, частично — написаны от руки с массой помарок и исправлений. Часть фамилий была вычеркнута, а над ними были написаны новые. Депутат Иона Андронов несколько раз звонил по телефону, интересуясь, не забыли ли включить в список Бурбулиса и Козырева. Его успокаивали, уверяя, что эти двое есть во всех списках, но настырный Андронов имел информацию, что эти фамилии хотя и вносятся в список, но каким-то чудесным образом из всех списков исчезают. Вот и сейчас, диктуя Баранникову фамилии, Бабурин, к своему великому удивлению, обнаружил, что фамилия Бурбулиса в его списке вычеркнута жирными красными чернилами, а поверх нее записан какой-то Фридман. Фамилия Фридман считалась настоящей фамилией министра иностранных дел Андрея Козырева, а настоящей фамилией Бурбулиса считался именно Бурбулис, поскольку лучше и нарочно не придумаешь. Бабурин хотел проконсультироваться с многоопытным Баранниковым, что все это значит, но подняв голову от списков, увидел, что министр безопасности смотрит на дверь своего кабинета, побледнев так, как будто увидел привидение.
- Предыдущая
- 68/76
- Следующая
