Колдун из Темногорска - Алферова Марианна Владимировна - Страница 28

• Предыдущая
• 28/104
• Следующая

– Это уж это слишком! – воскликнула Лена и перехватила его руку.

– Почему?

– Потому.

Она решила, что он будет настаивать, и уже приготовилась как следует поломаться, а потом уступить. Ведь не могла же она пойти на это, не поломавшись! Но, к ее удивлению, Стен послушно отстранился и даже передвинулся на другой край дивана. Лена растерялась. Что же теперь делать? Не лезть же первой к нему? А ей так хотелось, чтобы он вновь обнял ее! Скорчив обиженную гримасу, Лена принялась заправлять блузку, и Стен отвернулся. Ну надо же! Подобной скромности она не ожидала. Может быть, он просто боится? Вот смех-то… Кто мог подумать!

Лена залезла с ногами на диван и уселась поближе к Алексею. Не вплотную, но так, чтобы он мог, будто ненароком ее коснуться.

Он долго молчал, просто неприлично долго, потом глотнул побольше воздуха, будто собирался погрузиться в воду.

– Я должен тебе кое-что сказать, а ты…

Впрочем, Ленка поняла все и так, будто он произнес вслух окончание фразы.

Сейчас он расскажет ей нечто важное, а потом она должна решить, может он остаться или нет. Лена согласно кивнула и приготовилась слушать. Она заранее для себя решила: все, что скажет Алексей, не имеет ни малейшего значение. Сегодня он останется у нее. Со всеми вытекающими из этого последствиями.

– Еще есть вино? – спросил Стеновский.

– Нет, только водка.

– Неси.

– Ты что, будешь пить водку? – изумилась она.

– Да.

Она принесла с кухни початую бутылку. Алексей налил себе в фужер, выпил залпом и закусил конфетой.

– Я пить не буду, – предупредила Ленка и запрятала бутылку подальше в шкаф, чтобы у кавалера не появилось соблазна вылакать бутылку до дна.

– Тебе и не надо.

Стен засмеялся и затряс головой, дивясь тому, как быстро хмелеет. Однако в этот раз ему не понадобилось собираться с духом, чтобы произнести:

– Знаешь, те листовки на демонстрации. Это я разбросал. Сам на машинке напечатал. Под копирку. Сто двадцать штук.

Она ожидала чего угодно, но только не этого. А где же признания в любви, в чувствах, где все это? О чем он болтает? При чем эти дурацкие листочки, в конце концов!

– Это же глупо! – только и смогла выдохнуть она.

– Мо-жет, мо-жет, мо-жет бы-ыть, – произнес он нараспев.

– Зачем? Ты скажи, зачем? – простонала Лена.

– Я должен был это сделать. – В словах Стена прозвучала такая убежденность, что Лена растерялась. – Нельзя больше ждать, – проговорил он тихо, глядя прямо перед собой – в пустоту. – Я устал ждать.

– Почему? – спросила она.

Он посмотрел ей в глаза. В его взгляде были боль и растерянность. Кажется, впервые Лешка не находил слов. Он схватил Лену за руку, не замечая, что причиняет боль.

– Неужели ты не понимаешь! Мнимое время кончилось.

Стен отвернулся, затряс головой, болезненная гримаса свела рот. Он знал нечто такое, о чем не в силах был рассказать. Об этом своем знании хотелось кричать, орать на весь мир. Он это чувствовал. И Лена почувствовала тоже.

– Нельзя дольше ждать, – повторил он, как заклинание.

Она вдруг поняла. Не то, о чем невнятно бормотал Лешка, а чем все это грозит. Подобный случай был у отца на работе, и там все закончилось очень-очень плохо.

– Тебя надо срочно спасать! – Внутри стало противно холодеть, будто она проглотила порцию мороженого целиком. – Тебя найдут – это ясно, как дважды два. Надо… Говорят, чистосердечное признание облегчает душу.

– Возможно, – усмехнулся Стен.

– Тьфу, совсем с тобой заговорилась. Хотела сказать – наказание. И не придирайся к словам – ты отлично понимаешь, о чем речь.

– Не совсем.

– Надо обязательно пойти туда и признаться. Скажешь: не подумал, просто хотел пошутить. Так, мол, и так, простите. Из школы характеристику напишем. Маргарита всегда за тебя горой – ты же самый талантливый ученик в ее выпуске. Я как староста тоже подпишу. Кошка, правда, сволочь, возникать начнет. Но ничего, мы ее уломаем. Влепят тебе выговор по комсомольской линии, так мы тебя на поруки возьмем. Главное, надо все это побыстрее сделать. Пока тебя не накрыли.

– Ты это серьезно?

– Конечно.

– И ты будешь по-прежнему… – Стен запнулся, у него едва не вырвалось запретное «любить». – Уважать меня? После ползанья на коленях и лизания пяток?

– А что тут такого! Надо на время спрятать гордость в карман. На обществоведении или истории болтаем всякую муру – и ничего. Все равно раскаешься, не сейчас, так потом, когда уже никакого толка не будет. А пока есть шанс.

– Не-е-ет, – замотал головой Стеновский. – Окончательно я на четыре копыта не встал. Перед кем я должен унижаться? Перед ними? – Он откинул по своему обыкновению голову назад, ноздри тонко очерченного носа дрогнули. – Нет уж, извини, дорогая, но твой план не подходит.

– Ишь какой! – Ленка соскочила с дивана и даже топнула ногой, негодуя. – Выходит, ты лучше всех? А остальные подонки – так, что ли? Дурацкие листовки ты, надо полагать, от большого ума написал!

У него задрожали губы, на щеках выступили красные пятна. Таким она никогда его прежде не видела.

– Дура, – тихо, с ненавистью проговорил он.

– Сам дурак!

На глаза ей набежали слезы, Лешкино лицо расплылось мутным пятном. Она слышала, как хлопнула входная дверь. Он ушел, ушел навсегда. А как все могло бы быть хорошо: где еще найти такого парня, как Стен – умный, оригинальный, симпатичный, в будущем он мог выбрать любой институт или даже университет: с его способностями можно куда угодно без блата попасть. Все девчонки ей завидовали! Но теперь все рухнуло. Почему?! О, Господи, почему? Ведь она не отступилась от него, как это сделала бы любая на ее месте, она хотела спасти. А он? Стал строить из себя гордеца. Ну, и кому нужна его паршивая гордость? Дурак!

Так рассуждала она в тот вечер, уткнувшись лицом в подушку и заливаясь слезами.

Теперь же, вспоминая, Лена все больше уверялась, что это был своего рода экзамен, а она не поняла, срезалась на первой ступени. Так ей и надо! Да, так и надо. Но до чего же обидно!

Со дня на день Ленка ожидала события. Нет, она не желала Стену зла, она хотела, чтобы он вышел сухим из воды, но здравый смысл подсказывал, что Алексею ни за что не удастся ускользнуть. Она не ошиблась. Через день его вызвали прямо с урока математики. Маргарита Николаевна вошла в класс и объявила похоронным голосом:

– Стеновский, выйди, пожалуйста.

Лицо Маргариты было белым и слегка перекошенным.

– Сумку возьми, – сказала она и отвернулась, будто ей было неприятно смотреть на Алексея.

– Счастливчик, – хихикнул Кирша, – отдыхать будет.

– Это он! – с торжеством в голосе выкрикнула Кошкина и ткнула в Алексея пальцем. – Я так и знала! Это он листовки разбросал.

В классе вдруг стало необыкновенно тихо. Лена почему-то вспомнила листок с текстом Лешкиной песни и подумала, что надо бы его спрятать в надежном месте, а почему именно спрятать, а не уничтожить, и сама не поняла. Стеновский оглянулся. Ленка опустила голову – боялась расплакаться, а он, верно, подумал, что она от него отрекается. Глупый! Разве она могла отречься от него добровольно? Ну, если велят, если прикажут, запугают, тогда – да. Но ведь, если запугают, это не считается? Ведь так?

Стен взял сумку и вышел. После этого в школе его видели только один раз: через две недели на собрании, где его исключали из комсомола.

Все эти дни о нем почти ничего не говорили. Если кто нечаянно упоминал его имя, все замолкали, и делалось так неловко, будто помянули умершего. В самом деле, он был наполовину мертвец, – изгой, которого выгонят из школы и отдадут под суд. И хотя как несовершеннолетний срок он мог получить только условный, все равно теперь повсюду он – прокаженный. Да и некогда было говорить о таких глупостях – в их экспериментальной школе после окончания девятого сдавали экзамены по математике и физике, так что в июне еще рано было расслабляться.

• Предыдущая
• 28/104
• Следующая