Северная Пальмира - Алферова Марианна Владимировна - Страница 42

• Предыдущая
• 42/82
• Следующая

– Элий? Ну и что из того? Пусть приходит. Он не увидит меня. Радость моя, ты можешь говорить с ним, а я буду тебя ласкать. – Она коснулась кончиком язычка его губ.

– Только не задирай тунику, – предостерёг Квинт.

– Не бойся, не буду. Все будет очень пристойно.

– Давай в другой раз! – воскликнул Квинт раздражённо.

– Зачем же в другой раз? Я невидима, нам никто не мешает. Не так ли?

– У меня масса дел. Дом не обустроен и…

– Разве это твой дом? Почему ты должен его обустраивать?

– Это дом Элия.

– Но не твой. Значит, тебе до него нет никакого дела. Ну так займёмся делами более приятными.

Она заглушила все возражения поцелуем. Она была ненасытна, требовала ласк ещё и ещё. И Квинт не мог ускользнуть, как ни пытался. Он уже и тяготился, и старался избегать её. Тщетно! То в комнате, то в коридоре она поджидала его, невидимая для прочих, и обвивала своими цепкими лианьими руками, и целовала, целовала… Квинт похудел, он почти не спал, порой при других – то при Элии, то при Летиции – начинал спорить со своей красоткой, позабыв, что только для него она видима и слышима, а для прочих его речи звучат бредом. Иногда, совершенно обезумев, он сбегал в какую-нибудь гостиницу в Северной Пальмире и отсыпался там и отъедался, никем не тревожимый. Но он служил Элию и должен был каждый раз возвращаться. А возвратившись, попадал в объятия прекрасной дочери домового, и объятия эти раз от раза становились все страстнее, все ненасытнее. Это не любовь, и даже не страсть – это гибель. Гибель, которую видит только он. Сладостная гибель. И неотвратимая. Он знал, что изгнание чем-то таким и кончится. И никто не может его спасти. Даже Элий. Надо спасаться самому. Немедленно.

– Здесь есть кто-нибудь? – услышал он молодой звонкий голос.

В первый миг почудилось – голос Летиции, потом понял – нет, не она, хотя отдалённо голос и похож.

Он спешно оттолкнул тайную свою любовницу и, на ходу заправляя под пояс тунику, выбежал в атрий. Девушка в меховой шубке стояла у входа. Небрежным жестом она откинул капюшон с каштановых кудрей. Квинт сразу приметил и тёмные брови, и чуть вздёрнутую верхнюю губу, и курносый носик. Далеко не красавица, но вся – сплошное удивление и дерзость. Сердце у него в груди так и прыгнуло. И будто на ухо кто-то шепнул: она…

– Было открыто, – сказала девушка. – А я всегда захожу в открытые двери. Из любопытства. Я ужасно любопытная.

– Да, я забыл закрыть дверь… то есть не отворил… то есть я не привратник, но привратника пока нет… – он совсем запутался в словах под взглядом серо-зелёных глаз.

– Я – Ольга, сестра Платона. Мне надо видеть Элия Перегрина.

– Он вышел потренироваться. А я…

– Не пялься на неё! – прошипела дочка домового. Невидимые требовательные руки повернули голову Квинта, невидимые губы впились в его губы.

– Как это его нет?! Мне срочно нужно его видеть, – нахмурила собольи брови Ольга, приметив, что странный римлянин глядит куда-то вбок и то ли что-то шепчет, то ли целует кого-то, хотя в атрии никого, кроме них двоих, нет.

– Видеть Элия? Это ещё зачем? – строго спросил Квинт, и какая-то совершенно беспричинная ревность кольнула сердце.

– По очень деликатному делу. Не знаю, как и подступиться, – она просительно улыбнулась – почувствовала, что на Квинта произвела впечатление, и тут же поспешила этим воспользоваться. – Он какой? Строгий? Гордый? Мне кажется, он должен быть добрым. Как ты.

– Что я могу сделать для тебя?… – начал Квинт.

– Не смей, не смей, – шептала на ухо невидимая любовница.

– Завтра бой в амфитеатре.

– Элий завтра не дерётся.

– Неужели? Как же так! – Она в отчаянии схватила Квинта за руку. И от её прикосновения жар побежал по его телу. – Что ж получается? А как же уговор? Говорят, будто бы Элий просил всегда… да… всегда ставить против него Сенеку.

– Так и есть.

Она отпустила его руку, хотя Квинт и пытался её удержать.

– Выходит, Диоген, паразит, обманул! – Ещё один взгляд из-под длинных ресниц, выразительнее прежнего. – Завтра Сенека дерётся с Платоном.

– Я пойду поищу Элия, – Квинт выскочил на улицу в одной тунике и в домашних сандалиях. Снегом сразу обожгло босые ноги. Невидимая любовница висла на нем и осыпала лицо его и шею поцелуями.

– Если ты покинешь меня, я умру, – шептала дочь домового. – Она же уродина, уродина, и ей уже двадцать пять. Я знаю!

Пока Квинт отбивался от назойливой любы, пока выпроваживал назад в атрий, а она вновь порывалась мчаться за ним, прошло немало времени. От дома он успел отойти шагов на двадцать, когда увидел бредущего по снегу человека. Тот шёл не по расчищенной аллее, а по снежной целине. Пошатнулся, едва не упал. Но двинулся дальше. Квинт бросился навстречу. Человек сделал ещё шаг и осел в сугроб.

Элий – а это был он – схватил пригоршню снега и приложил к разбитой губе. Верхняя шерстяная туника на плече и груди была разорвана. Ольга подбежала к ним, бесцеремонно оттеснив Квинта.

– Император! – Кажется, она боялась, как бы Квинт не опередил её и не испортил дело. Элий отбросил подальше в сугроб ком окровавленного снега. – Знаю, ты не дерёшься завтра. Но мой брат Платон… его Диоген поставил против Сенеки.

Элий вновь зачерпнул пригоршню снега и приложил к кровоточащей губе.

– Что из того?

– Но Сенеку можешь победить только ты, Император. – Она улыбнулась, склонила голову набок. За эту улыбку она хотела купить его жизнь. Неведомо как Элий, а Квинт свою согласен был продать. – Разве нет? – Новая улыбка, обольстительней прежней. – Ведь так, так? Не мучай же меня, Перегрин. Скажи – да.

– Сенека силён. – Элий почти против воли улыбнулся, тут же скривился от боли и спешно приложил к губе пригоршню чистого снега.

– А ты искуснее. Ты победишь. Платон, бедняжка, не сможет. Куда ему, косорукому. Ты победил его в первый раз, неужто во второй не одолеешь?

– Если я выйду завтра на арену, что ты мне обещаешь? – Элий как-то странно посмотрел на неё, потом на Квинта. Сумасшедшие искры вспыхнули в его глазах и погасли.

Ольга невинно округлила глаза:

– И ты мне откажешь? Так же нельзя! Ведь ты – исполнитель желаний… Когда ты дерёшься на арене, я всегда что-нибудь загадываю на твой бой.

– Ха… – выдохнул Элий. – Признаться, я как-то об этом забыл. Но за исполнение желаний приходится платить.

Она опустилась на колени в снег и поцеловала его в окровавленные губы – Элию вряд ли этот поцелуй был в этот момент особенно приятен. Потом провела пальчиком по своим губам, стирая его кровь.

– Ну что ж, пусть так… Квинт, позвони вигилам, пусть заберут труп Сенеки, он лежит в снегу на Берёзовой аллее.

– Элий, ты чудо! Ты исполняешь желания, прежде чем тебя об этом попросят! Я тебя люблю! – она захлопала в ладоши, вскочила, чмокнула Квинта в щеку и побежала к дороге.

И Квинт, обо всем позабыв, побежал за ней. А невидимая любовница хватала за тунику, за волосы и, уже, верно, совсем обезумев, впилась зубами в шею. Тогда он оттолкнул её и наконец нагнал Ольгу. Она уже садилась в мотосани. Сквозь защитные очки глаза её смотрели загадочней, чем прежде.

– Мы ещё увидимся, да?

– Возможно. – Она окинула его взглядом, будто оценивала.

– Не возможно, а точно, точно…

– Я умру, если ты меня бросишь, – шептала дочь домового.

Из-под полозьев вырвался сноп ледяных искр и осыпал Квинта. Ольга умчалась. Квинт смотрел ей вслед и не замечал, что стоит в домашних сандалиях на снегу.

Через час, когда Элий уже принял ванну и переоделся, Квинт отправился встречать прибывшего в поместье вигила. Центурион, здоровенный детина с рыжими усами, свисающими на грудь, морозом превращёнными в две сосульки, был явно недоволен. Квинт толком объяснить ничего не мог: дочка домового теребила губами ухо. Хозяин оборонялся и вынужден был убить человека… На аллее остался труп в снегу.

– Нет там никакого трупа, – заявил вигил. – Кровь на снегу есть. А тела нет. Я уже все осмотрел.

• Предыдущая
• 42/82
• Следующая