Все дороги ведут в Рим - Алферова Марианна Владимировна - Страница 75

• Предыдущая
• 75/86
• Следующая

Элий пытался осознать происходящее. Каракорум – это где-то очень далеко – в монгольских степях. Что же получается: если бы Чингисхан умер чуть раньше, варвары бы ушли сами, и не было бы никакой битвы? Или не ушли бы? Или битва все равно была нужна?

– Как он умер? – спросил Элий.

– По официальным сообщениям – упал с лошади. Но я думаю, он давно уже не мог сесть ни на какую лошадь.

– Его убили… – сказал Элий скорее утвердительно, чем вопросительно.

– Вот она, игра случая, Философ… – Рутилий уселся на пустующую кровать. – Открой тайну, как управлять случаем. Ты столько лет исполнял желания. Ты заставлял богов повиноваться себе. Открой мне тайну – как?

– Зачем? – спросил Элий. – Что тебя так беспокоит? Бремя ответственности? Или боязнь сделать неправильный выбор? Или боишься самого себя? Или что твоя верность не выдержит испытания?

Рутилий не ответил. Он почти умоляюще смотрел на Элия. Он хотел, чтобы его разгадали. Потому что он сам себя разгадать не мог.

– Ты хочешь знать, есть ли у Постума шанс действительно стать императором? Не будет ли твое служение напрасным? Ты заручился моим обещанием не претендовать на императорскую власть. Теперь ты хочешь, чтобы я тебе гарантировал, что Империя признает Постума? Что «Патроны римского народа» будут изгнаны? Твой отец не требовал гарантий, что Нисибис не падет, когда шел за мной. – Рутилий хотел его перебить, и Элий повысил голос. – Я сказал им тогда, что любой может вернуться назад. Любой. Но они все остались. Твой отец сказал, что должен меня охранять – и все. – Элий вдруг отчетливо представил утро в степи, ковер цветущих эфемеров и увидел себя будто со стороны в броненагруднике, со шлемом на груди, идущим с тремя центуриями своей гвардии в Нисибис. Неожиданно слезы навернулись на глаза. И тут же высохли. И молодой Рутилий – Элий был уверен в этом – тоже увидел эту картину. – Никому из нас не гарантировано, что его жизнь не будет напрасной!

Рутилий вскочил. Лицо его пылало. Он хотел что-то сказать. Но не нашел слов. Потом нашел. Выругался. Выкрикнул, будто пролаял команду: «Все не так»! и выскочил из палатки.

Но Элий знал, что там, на воздухе, сдернув бронешлем и подставив лицо ночному ветру, Рутилий шепчет сам себе: «Все так, все так…» Но ни Элию, ни Августу он никогда в этом не сознается.

Элий бы предпочел, чтобы на месте молодого префекта был его отец. В том Рутилии никто бы не усомнился. Но что поделать – время другое. Сейчас нельзя поручиться ни за чью верность. Талантливые есть, дерзкие – тоже. Верных не найти. Бенитово клеймо не может исчезнуть мгновенно. Верность придется воспитывать вновь, очень медленно, годами.

В третью стражу Элий встретил у ворот лагеря одетого в кожаную тунику невысокого человека. Воин носил форму «Аквилы». Элий проводил пилота в палатку императора.

Постум спал. Шорох и шепот заставили его заворочаться во сне. Он силился разлепить веки, но снотворное было слишком сильным. В палатке горел ночник. Элий прибавил немного света и повернул лампу так, чтобы свет падал на лицо спящему.

– Как он похож на тебя, – прошептала Летиция, переводя взгляд со спящего императора на лицо мужа.

– Почему ты не хочешь с ним встретиться днем? – отвечал Элий также шепотом.

– Не знаю. Вернее, знаю. Я этого еще не видела. Значит – еще не время.

Сидевший у изголовья раненого Крот поднялся и уступил Летиции место. Она опустилась на табурет, коснулась пальцами лба Постума. И тут же отдернула руку. Пальцы ее дрожали.

Гет, спавший под кроватью императора, высунул свою огромную голову.

– Давно не виделись, – сказал гений Летиции. – У тебя нет с собой чего-нибудь вкусненького? А то мне надоела стряпня кашеваров. От нее постоянно в животе урчит. А, учитывая объем моего живота, звук получается довольно громкий. Мне самому спать мешает. Не говоря о посторонних…

– Гет, лапушка…

– Да уж, лапушка. А пожрать ничего не принесла. Неужели забыла, что я спас императору жизнь? Разумеется, кто ж помнит о такой малости! И то, что я люблю свежие фрукты, забыла.

– Гет, ты днем сожрал целую корзину. Это ты тоже забыл! – шепотом напомнил Элий, наклоняясь к змею.

– А сейчас ночь – это ты тоже забыл. – И змей вновь нырнул под кровать императора. В животе у змея в самом деле громко урчало.

Неожиданно Летиция вскочила и едва не опрокинула табурет.

– Что случилось?

– Он открыл глаза. Он видел меня! – Она дрожала.

Элий взглянул в лицо Постуму. Веки сына были по-прежнему сомкнуты. Он спал.

– Разбуди его! – сказал Элий. – Сейчас же! – Он намеренно повысил голос. – Хочешь, я его разбужу, и мы поговорим? Он должен тебя увидеть.

– Нет! – Она замотала головой. – Не сейчас. Сейчас надо уйти.

И она выбежала из палатки.

На западе небо было кроваво-красным, но на востоке быстро темнело, и в этой тьме пытался укрыться всадник, что вынырнул из-за гряды фиолетовых облаков. Его белый конь, ставший огненным в лучах заката, был хорошо заметен, и Слейпнир легко нагонял беглеца. Сульде оглянулся. Лицо его было темным, глаза – налитыми кровью.

Увидев преследователя, Сульде оскалился.

– Оставь меня, Логос, – прохрипел беглец.

«Почему он называет меня Логосом?» – подивился Постум.

Император подкинул свой меч и поймал. Сульде даже не обнажил клинок. Он лишь мрачно смотрел на юного противника. Постум ринулся на врага. И тут же перед глазами его сверкнул огненный клинок. Как Сульде выхватил его – неведомо. Слейпнир захрапел, встал на дыбы и передним копытом выбил меч из десницы бога войны.

Когда Постум опомнился, противник был уже далеко – горящая красная точка на фоне темного неба. Постум оглянулся. Облака, ставшие уже дымчато-серыми, грядами сходились на горизонте. Император развернул Слейпнира и поехал по алой борозде меж облачных гряд. Он возвращался домой.

Странно, что от пустячной раны Постум так ослабел. Странно, что силы возвращались к нему так медленно. Может, эти сны, что преследуют его каждую ночь, тому виной?

– Еще рано, – сказал медик. – Август, ты не можешь появиться перед когортами.

До чего же упрям! Лыс, узколиц, в очках. Ходячая карикатура на служителя Эскулапа. И ко всему равнодушен – к боли, отчаянию и титулам. Явился в армию из Альбиона. Прежде они встречались, но каждый делает вид, что встречи той не было. И все же Постум несносному медику благодарен: никому не было сказано, что император был ранен в спину. Даже Рутилий не догадывается. Рутилий считает, что Постум получил пулю в грудь. Надежным человеком оказался Кассий Лентул. Хотя и вредный. Впрочем, как и все медики. Как все, кто властвует над чужой жизнью.

– Я хочу! – Постум упрямо набычился.

Что – «хочу» – он не договорил. Но и Кассий Лентул, и Элий знали, чего он хочет – проверить, как его встретят. Достаточно ли будет восторга в приветствии когорт. Император хочет знать, достанет ли этого восторга, чтобы вернуть Рим.

– Не торопись, – сказал Элий. – Ты слишком молод. Хорошо, что иногда ты ведешь себя как мальчишка. Это нравится. Но нельзя все время вести себя так. Это будет смешно. – Он поймал себя на том, что опять воспитывает. Воспитывает, когда уже поздно. И замолчал.

Слова отца задели Постума больше, чем он думал. Он едва не заплакал от обиды. Вот еще не хватало – разрыдаться. Он думал, что он может легче переносить боль, более стоек, более вынослив, более смел. А он всего лишь мальчишка. Жалкий мальчишка. Нет, никто не будет пылать к такому любовью. Легионы провозгласят Рутилия императором, если тот захочет, а он, Постум, будет униженно просить нового главнокомандующего сохранить ему жизнь. С кем-то из императоров такое уже было. Или это вранье? И убийца придумал все потом – и униженные просьбы, и собственное избрание?

• Предыдущая
• 75/86
• Следующая