Все дороги ведут в Рим - Алферова Марианна Владимировна - Страница 82

• Предыдущая
• 82/86
• Следующая

– Да, там была одна, особенно мне понравилась.

– Скоро конец, – перебил его Элий.

– Еще пару часов медики тебя продержат.

– А дальше…

– Вот об этом «дальше» я и хочу поговорить.

– Вода Леты? Новое воплощение? В кого? И надо ли? Я помню прежние жизни. Они тенями маячат в моем мозгу. Очень тяжело. Это сбивает. – Логосу показалось, что веки умирающего дрогнули. Но глаза Элий не открыл.

– Как – в кого? – Логос отвечал почти беззаботно. – Ты же гладиатор, Элий, кем ты еще можешь стать?!

– Нет, не хочу этого.

– Думаешь, боги должны учесть твое желание?

– Не знаю. Но я слышал, что люди выбирают себе гениев, а не наоборот. Я устал исполнять чужие желания. Дай мне наконец исполнить свое.

– Я учту. Но позволь богу сделать за тебя выбор. Помнишь, как писал Плутарх? «Добродетельные души, в согласии с природою и божественной справедливостью, возносятся от людей к героям, от героев к гениям, а от гениев – если, словно в таинствах, до конца очистятся и осветятся… – к богам, достигнув этого самого прекрасного и самого блаженного предела не постановлением государства, но воистину по законам разума»[51]. Мир не может быть равнодушным и глухим. Пусть гении вернутся. Не сразу, но постепенно. Не те, прежние. Они не смогут. Но души людей пусть становятся гениями. И твоя душа, Элий, станет гением. Первым гением этого мира.

– Чьим гением?

– Гением Империи.

– Но смогу ли я? Я не правил Империей при жизни.

– И хорошо. Зато ты всегда думал о ней.

Платиновое сияние охватило всю комнату. У изголовья кровати, на металлических деталях приборов засветились холодные белые огни. Даже оконное стекло из черного сделалось серебристым. Лицо Элия покрылось слоем светящейся платины и стало казаться молодым, почти юным, точной копией того серебряного изображения на загородной вилле.

– Ты станешь новым гением Империи. Так что помогай Постуму изо всех сил. Думаю, работы тебе хватит как минимум на тысячу лет. Мы снова будем вместе. Ты и я. Два исполнителя желаний. Бог и гений.

Платиновое сияние вспыхнуло еще ярче и стало гаснуть.

Неожиданно Элий распахнул глаза. Он хотел что-то сказать, но кислородная маска мешала. Логос снял ее.

– Я хочу проститься с Постумом. Позови его, – попросил он Логоса. Голос его звучал тихо и невнятно.

Император вошел.

– Как ты? – зачем-то спросил Постум.

– Хорошо… Во время войны с Ганнибалом… сгорел храм Надежды в Риме… Но разве исчезла сама Надежда?…

Элий хотел еще что-то добавить. Но не смог – дыхание прервалось, и нестерпимая боль вновь пронзила сердце. Напрасно Элий пытался выговорить последнее свое слово: губы дрожали и не повиновались ему. Постум наклонился и уловил губами последний выдох отца. Глаза Элия были открыты. В последний раз Элий глянул на сына. И во взгляде его не было ни боли, ни печали. Чудилось ему, что видит он себя, молодого, много-много лет назад. В тот мир за пределом черты, уносил он образ Постума как итог своей жизни. Потому что на Постума был устремлен его последний взгляд. А юноша все удерживал дыхание, удерживал Элия здесь, рядом с собой. Но уж больше не стало сил, и он судорожно выдохнул. Платиновый абрис отделился от его губ и заскользил в вышину. Заскользил и замер под потолком, будто чего-то ожидая. Постум смотрел и не мог пошевелиться.

Потом Постум вытащил из кармашка на поясе серебряный стаканчик с костями – уж много лет не расставался он с этим подарком, смял тонкостенный стаканчик в кулаке, навсегда запечатывая кости Судьбы в серебро, и вложил самодельный шарик в руку умершего. Прежде эти кости всегда сулили Постуму только удачу. Император вручал свою судьбу новому гению. Гению, которого он сам выбрал.

Платиновый абрис под потолком кивнул юному Августу и, прошив потолок, исчез. Новый гений Империи начал свой полет.

Постум обнял обманчиво теплое тело умершего и разрыдался.

Тем временем Гет, наплакавшись в своей кладовой, заснул. Снилось ему, что он стал, как прежде, гением. И вот он, бестелесный, кружит над Тибуром, над многочисленными павильонами и садами Адриановой виллы, и в небе видит другого гения, очерченного лишь платиновым силуэтом. Гет только-только хотел спросить, куда они летят, но тут в животе у него заурчало, и он почувствовал сильнейший приступ голода.

Гет проснулся. За дверью слышался шум шагов. Все куда-то шли, торопились, бежали. Почти не было слышно голосов. Лишь изредка – женский вскрик и плач.

«Я сплю, – сказал сам себе Гет. – Потому что этого не может быть».

Он закрыл глаза и вновь заснул. И сон его начался ровно с того мига, с которого оборвался.

Платиновый абрис гения встречал его в вышине.

Макрин обещал встретить Бенита и Порцию в деревушке. Макрин не погиб. О нет! Цезон Галл застрелился, а Макрин остался в живых и даже не попал в плен. Счастливо переждав все бури, он объявился вновь, готовый служить диктатору, ибо знал, что лишь диктатору стоит служить, а любая другая служба бессмысленна. Макрин обещал переправить Бенита в Новую Атлантиду, где бывшего диктатора ожидал отец.

Бенит был одет как простой разнорабочий – в толстую шерстяную тунику с длинными рукавами и брюки, в солдатские калиги. В тихой деревеньке, в крайнем доме немногословная хозяйка уступила Бениту и его спутнице спальню. Беглецы просидели целый день, глядя сквозь крошечное оконце на улицу. Было тихо: вот проехал крестьянин на старом авто, потом появился ослик с поклажей, за ним – старик в широкополой шляпе. По двору степенно расхаживали куры, девушка пронесла корзину с виноградом.

– Хорошо бы винограда, – сказала Порция. Она стояла у окна в одной нижней тунике.

В комнате было жарко натоплено, Бенит то и дело доставал платок и отирал пот, но не пожелал раздеться.

– Они превратили меня в козла отпущения, которого выгоняют из Города в канун Мартовских Ид, нагрузив всеми грехами. Вот и я так же, как тот козел, изгнан, и все беды свалены на меня.

Бывший диктатор вышел на улицу, попросил у девушки кисть винограда, вернулся. Виноград был спелый, сладкий до приторности. Бенит сел на кровать рядом с Порцией, и они вместе принялись обирать кисть ягода за ягодой. Ели молча, ничего не говоря. Появилась хозяйка, принесла тушеные бобы. Он спросил хозяйку, как ее зовут – она буркнула что-то неразборчивое.

От винограда и фасоли Бенита стало пучить. Несколько раз он выбегал в латрины. И всякий раз выглядывал во двор – не приехал ли Макрин. Макрина по-прежнему не было. Зато появилось открытое авто и в нем несколько странно одетых людей – в туниках хамелеоновой расцветки. Машина медленно объехала двор и остановилась. Вышел парнишка лет восемнадцати, расхлябанной, вовсе не армейской походкой подошел к Бениту.

– Патруль вигилов, – сообщил он. – Документы есть?

Бенит протянул фальшивый диплом, парнишка мельком глянул на фото, потом внимательно вгляделся в лицо Бенита. Тот нелепо улыбнулся, зябко поднял воротник куртки.

– Отдыхать приехал? – спросил вигил, не торопясь возвращать диплом.

– Да, отдыхать… только поженились мы… да… – промямлил Бенит.

Паренек нехотя вернул документы, сел в машину, и авто медленно поехало со двора. Паренек оглянулся, пристально вглядываясь в Бенита. Тот стоял и не мог пошевелиться. Потом с трудом переставляя ноги, будто к каждой было привязано по огромному камню, вернулся в комнату.

– Кажется, он меня узнал, – пробормотал Бенит.

– Кто узнал? – Порция по-прежнему жевала виноград – на тарелке перед ней лежала новая гроздь.

– Этот парень, что приезжал. Может быть, нам уехать отсюда?

• Предыдущая
• 82/86
• Следующая