Не будите спящую тайгу - Буровский Андрей Михайлович - Страница 41

• Предыдущая
• 41/93
• Следующая

— Я не знаю, потому что мне не интересно. Девок много, случается, что убивают. Вы не знаете, потому что вам и не положено. Не для того убили, чтоб вы знали. А я узнать могу, тот, кому положено, всегда узнает. Что, начальник, сильно узнать надо?

— Оставьте вы «начальника», Фрол! Да, я прошу вас узнать. Если узнаете, вы можете просить все, что угодно. Абсолютно все, что у меня есть. Возьметесь?

Последнее слово Простатитов пытался произнести деловито, решительно, а получилась опять просьба. Фрол растопырил пальцы, с усмешкой рассматривал собственную руку.

— Говорите, все что угодно? А если я выполню, а вы — нет?

— Проверяйте.

— А если мне такое нужно, что трудно проверить, тогда как?

— Проверяйте, как сумеете, всеми средствами.

— А если на это время нужно?

— Тогда сделайте и подождите.

Фрол рассматривал ногти, усмехался. Повисла давящая тишина.

— По-моему, лучше не так. Лучше я вас попрошу, вы исполните. Тогда и я исполню — хорошо?

— А что вам надо?

— Не спрашиваете, что попрошу?

— Не спрашиваю. Буду в силах — выполню.

— Тогда так.

Неуловимо быстрым движением Фрол повернулся к Простатитову лицом, придвинулся, аккуратно положил руки на стол. Исчез его акцент полублатного уголовника, исчезли попытки играть то ли Ивана-дурака, то ли мужика, позванного к барину. Теперь Фрол говорил убедительно, просто, для доходчивости делал паузы.

— Вы должны проиграть предвыборную кампанию. Выиграть должен Нанду. Вы должны вести кампанию как можно более равнодушно и постепенно сдавать позиции. Это нетрудно, но делать надо так, чтобы никто вашей игры не понял. Как вести кампанию, какие силы привлекать — ваше дело. Но если вы проиграете, я найду убийцу вашей девушки. — Здесь Фрол сделал паузу подлиннее. — Если согласны, напишите вот тут ее имя, фамилию, отчество. И все, что о ней знаете.

Повисла тишина, но уже не страшная, не пугающая ничуть. И в этой тишине раздался негромкий, твердый голос Простатитова. И на этот раз Фрол не мог скрыть удивления. Ваня сказал:

— Вы мало просите, Фрол. Я сам собирался в отставку. Может, возьмете еще миллион долларов?

Апрель и май 1998 года

С тех пор Ваня Простатитов начал жить совсем иначе. Нет, он в отставку не ушел. Потому что тогда, в комнатке без окон, забитой старыми кабелями и сломанными штативами, если Фрол и понял, что ему вернули все сторицей, если и был разочарован, он и глазом не моргнул в ответ. Фрол прокашлялся и произнес так же внятно:

— Мне не нужна ваша отставка. И не нужны ваши деньги, сколько бы их ни было. Мне нужно, чтобы вы проиграли борьбу. Проиграете? Тогда пишите все, что надо знать про девку.

— Сроки исполнения?

— Вашего?

— Нет, Фрол, конечно же, вашего.

— Давайте так… Как только вы проиграете первый тур выборов, к вам придет человек… Я пока не могу сказать, кто. И твердо обещаю вам, кто бы ни был убийца, я вам выдам его головой. Что называется, со всеми потрохами.

— Не совсем хорошо, Фрол… Я вынужден сделать дело, полагаясь только на ваше слово. Кто мне гарантирует, что вы сдержите свое?

Несколько секунд Фрол внимательно смотрел в глаза губернатору. Зрачки в зрачки.

— Я понимаю, почему вам страшно бывает в управе… Мне вот тоже стало страшно с вами, Иван Валерьевич. Видите ли, до сих пор никто не мог поймать меня на том, что я не сдержал данного слова. Такого просто не случается. Но если вы хотите, мы напишем контракт и заверим его у нотариуса. Устраивает?

— Не обижайтесь, Фрол. Просто обманывали меня очень много, что поделать…

— К тому же, уж простите, у вас нет выбора. Другого варианта я вам не предоставлю, и если вы не выполните моей просьбы, убийцы вам не получить. А выборы вы все равно проиграете, — ввернул Фрол.

— Если проиграю, зачем вам…

— Для надежности.

— Хорошо, Фрол, вот, я пишу данные…

На самом деле сведения о Женьке были записаны давно, на отдельной бумажке.

Фрол усмехнулся, сунул бумагу в карман, молча прикоснулся кончиками пальцев к кепке. Простатитов и не заметил, как в комнате не стало Фрола. Вроде только что он шел еще к двери, еще как будто не дошел… И вот его уже не было, и не было даже звука шагов в коридоре, словно он растаял в воздухе.

Ваня был один. Стало слышно, как шипит лампа дневного света, стало заметно, как сгущаются тени в углу. Стало неприятно и почему-то даже жутко в этой душной комнатке без окон. И он еще несколько минут выбирался по везде одинаковым сводчатым коридорам, грязным, с какими-то кабелями и ломаной мебелью, гулко звеневшим под его шагами. Пока вдруг, совершенно неожиданно, не выломился в полную людей, ярко освещенную комнату, где приятные молодые люди пылко обсуждали что-то, а хорошо одетые девушки обносили их кофе.

И с этого времени для Простатитова началась совсем другая, непривычная жизнь. Стало ненужным куда-то рваться, что-то делать. Вроде бы он хотел бежать, действовать, руководить, поднимать и агитировать. Он сам понимал, что сказывается многолетняя привычка, что организм требует привычных нагрузок. И стал сознательно переключаться — на чтение литературы. На то, чтобы выехать за город, потрогать рукой лунки у деревьев, мокрый, слежавшийся снег.

— Что с вами?! Может быть, надо помочь? — спрашивали в управе.

Ваня пожимал плечами. Он понимал, что и правда стал равнодушен ко всему.

Слухом земля полнится. Сам всенародно избранный Папа всего послесоветского народа потребовал его к себе в Москву.

— Мы тут, понимашь, не для себя тут, понимашь, делаем! Ты не один тут, понимашь, живешь! Ты давай думай, как тебе против этого дебила, понимашь! Тебя губернатором сделали, — не без труда выговорил Папа трудное слово. — Так ты давай тоже для обчества!

Прооравшись, Папа тяжело задышал, замотал косматой головой. И подошел к Ване, обнял за плечи подагрическими руками, обдал смрадом перегара.

— Ну что, что с тобой делается, а?! Ведь в законе был…

Он и правда был у Папы «в законе». Месяц назад он приложил бы все усилия, чтобы соответствовать. Месяц назад его задел бы разнос. Показалось бы унизительным, что на него публично орут. Было бы важным сделать так, чтобы им были довольны. Сейчас он только соглашается:

— Да… да…

Заранее зная, что не будет делать ничего. В Москве некуда было уехать. Читать в номере тоже было нечего. В гостинице «Октябрьская» было все необходимое для специфического новорусского счастья: девки, педики на любой вкус, препараты на такой же любой, разливанное море напитков. Вернувшись, Простатитов попросил в номер коньяку, тихо выпил два, потом три стакана и провалился, рухнув на кровать в полном беспамятстве.

Под утро он проснулся (или очнулся?) одетый, с невероятно тяжелой головой. Во всем номере горел свет — везде, где только мог гореть. Валялись какие-то объедки на столике, грустила недопитая бутылка. Ваня пытался набрать номер, сделать заказ… из горла вылетало только какое-то прерывистое сиплое хрипение. Ваня сам стал с интересом слушать, что у него получается, но заказ-то сделать не получилось. Пришлось встать, несколько раз пролетев через весь номер и чувствительно впечатываясь в стены. Как был в чудовищно помятых брюках, с распухшей физиономией, спустился в бар и сразу же засадил двести граммов коньяку. А вернувшись в номер с бутылкой, часть благородного напитка выпил, а часть вылил на брюки.

В Министерство финансов предстояло пойти к десяти, к Рыжей Лисе — к двенадцати, а Папа звал к двум, к обеду. Нужно ли говорить, что никуда Ваня не попал? Встречи вроде бы перенесли, но Ваня тут же принял меры — чудовищно нализался уже с вечера и хорошо добавил утром. Было тяжело и гадко; болели и желудок, и печенка, болела и кружилась голова, координации движений не стало никакой, а немолодое сердце отзывалось сериями перебоев. Больше всего Ваня боялся, что все это безобразие затянется, но к вечеру второго дня его погрузили в самолет и отправили в родной Карск.

• Предыдущая
• 41/93
• Следующая