Лирика - Бараташвили Николоз - Страница 11
- Предыдущая
- 11/11
Ей моя забота и любовь.
Ты ж, пожалуйста, не поленися,
Вся для въезда в город приготовь".
И советник выехал в Тбилиси.
Утром он на следующий день
Ехал через Ксанское ущелье.
Он свою семью под эту сень
Поселил в тревожные недели,
И естественно, что он с тропы
Завернуть решил к своим домашним.
Направляя к ним свои стопы,
Думал он о вечере вчерашнем:
"Слава, господи, путям твоим,
Одному ты вверил власть над краем.
Дурень и мудрец равны пред ним,
И его приказ непререкаем.
Как игральной костью, мы даем,
Царь, тебе играть своею долей,
Но не с тем, чтоб отдавать в заем
В третьи руки нашу жизнь и волю.
Пользуйся свободой для себя,
Возвышай нас и к величью двигай,
Но, правами злоупотреби,
Не передавай в чужое иго.
Может, случай с крепостью привел
До того царя в ожесточенье,
Что виной предателя он зол
И на остальное населенье?
Но Ираклий знает, как любим
В Грузии он от низов до знати.
Почему ж он сделался другим
И переменил свои понятья?
Но как знать? Возможно, лишь ему
Видимо вполне, что краю надо,
И доступное его уму
Не открыто для простого взгляда?"
В этих мыслях к дому подскакал
Наш советник по двору и лугу,
И на галерее увидал
Софью, верную свою супругу.
Выбежав навстречу до угла
И обнявшись с мужем у ограды,
На его лице она прочла
След заботы с первого же взгляда.
"Что с царем?" - она спросила, вдруг
Угадавши, чем советник болен.
"Кажется, грузинами, мой друг
Софья, наш Ираклий недоволен.
Он молчит и хмурится. Хотя
Это спорно, я такого мненья:
Он нас всех намерен не шутя
Наказать за неповиновенье.
Кажется, он русскому царю
С Грузией отдастся под защиту.
То-то будет время, посмотрю!
Вкруг грузинок франты, волокиты!
В Петербурге чем не благодать?
В государе вы отца найдете,
В государыне - вторую мать.
Жизнь начнется в холе и почете.
Роскошь, просвещенная среда,
Развлеченья, пышные палаты
Вас забыть заставят без труда
Лязг оружья, войны и утраты.
Рядом будут люди вам под стать.
И средь образованного барства
Кто опять захочет увидать
Грузии истерзанное царство?"
"Пусть умру я раньше, чем пойду
Домогаться счастья на чужбину.
Изменив родимому гнезду,
Я вдали иссохну от кручины.
Можно ли к немилому жилью
Душу привязать отделкой редкой?
Голая свобода соловью
Все не милей, чем золотая клетка.
Стоят ли богатство и почет,
Чтоб лишаться ради них свободы?!
Дома загрустится от забот
Есть с кем обсудить свои невзгоды.
Разве так заманчивы места
У царя чужого и царицы?
И у нас есть царская чета
Ею следовало бы гордиться".
Думал ли советник, что средь бед
Будет сердце женское так твердо?
Крепко обнял он жену в ответ,
Радуясь ее словам и гордый.
Женщины былого, слава вам!
Отчего, святые героини,
Ни одна из женщин больше нам
Вас напомнить не способна ныне!
Стынет в женщинах душевный пыл.
Без него теплей в столичной шубе.
Ветер севера оледенил
В жилах их следы отчизнолюбья.
Что им там до братьев, до сестер?
Им бы только жизнью наслаждаться.
Грузия? Грузины? Что за вздор!
Разве важно, как им называться?
Царь стоял и слезы проливал
Над тбилисской страшною картиной.
Он нашел обломки стен, развал,
Дым пожарищ, кругозор пустынный.
Он нигде не встретил ни души,
Лишь, как горький ропот, то и дело
Раздавался плеск Куры в тиши.
Лишь она от персов уцелела.
Вновь в Тбилиси двинулся народ,
Услыхав, что царь опять в столице.
Частью вновь отстроясь, в свой черед
Город уж не мог восстановиться.
Мирно годы отдыха прошли.
Вновь Ираклий ощутил желанье
Вынуть меч за горести земли,
Персам и лезгинам в воздаянье.
Было в старости ему дано
На османов вновь обрушить силы,
Но все было раньше решено,
Ибо сердце царское давно
Твердо судьбы Грузии решило.
1839
- Предыдущая
- 11/11