Из Парижа в Бразилию по суше - Буссенар Луи Анри - Страница 39

• Предыдущая
• 39/146
• Следующая

Отряд быстро добрался до истоков Анюя, где горный хребет, распадаясь чуть севернее Полярного круга на два отрога, сворачивает к Анадырскому заливу.

К концу вторых суток всадники пересекли реку Бараниха и, разбив лагерь под скалой, развели, как и в предыдущую ночь, костер из топляка — затонувших при сплаве леса бревен, выброшенных затем на берег водоема и представляющих собой единственно доступный в тундре вид топлива.

На третий день казаки увидели реку Чаун, на восточном берегу которой и устроили привал.

На четвертый день, примерно в десять ночи, когда позади осталось еще пятнадцать километров, проводник прокричал хрипло:

— Останавливаемся! Впереди селение!

При слабом свете звезд есаул — а незнакомец был именно им — разглядел снежные конусовидные холмы, отстоявшие, словно гигантские снопы, на некотором расстоянии один от другого. Это и были, очевидно, чумы, где несчастные обитатели арктических земель пережидают нескончаемую полярную ночь.

Внезапно мрак исчез, и традиционные жилища стали видны совсем ясно: произошло своеобразное природное явление, обычное в этих краях.

С двух сторон — на западе и востоке — обозначились неожиданно две светящиеся колонны. Прорезав небосвод строго по вертикали, они начали затем, будто под воздействием неведомой силы, клониться друг к другу и, соединившись вершинами, образовали над линией горизонта арку, которая тут же, как бы растворившись в воздухе, превратилась в пурпурный занавес, затрепетавший над землей. В районе расположения магнитного полюса взметнулся яркий всполох, окончательно рассеявший тьму. Все, что находилось на поверхности земли, приобрело четкие очертания, в то время как звезды на небе, напротив, поблекли и, словно погружаясь в кроваво-красное зарево, стали исчезать одна за другой. Спустя мгновение на тундру обрушились сверху многоцветным, переливавшимся всеми цветами радуги каскадом подвижные, как при фейерверке, огоньки, сиявшие, подобно драгоценным камням при электрическом освещении. Казалось, что над всей планетой бушевало яростное пламя, достававшее языками своими до зенита[139] и низвергавшееся оттуда искрящимся дождем.

Казаки во главе со своим начальником, будучи людьми практичными, отнеслись к несравненной красоте этого феномена совершенно равнодушно: северное сияние имело для них смысл лишь в той мере, в какой позволяло рассмотреть получше все окрест.

Прямо напротив отряда возвышался огромный, наполовину заваленный снегом чум. Из отверстия в самом верху его валил густой дым с тошнотворным запахом подгоревшего масла. Узкая полоска оленьей шкуры, заменявшая дверь, была наполовину откинута.

Смутно различавшиеся в проеме две головы в толстых капюшонах при виде служилых отпрянули внутрь, и тотчас же кожаный полог плотно прикрыл вход в жилье.

— Тысяча проклятий! Казаки — и с ними бывший исправник из Томска! — произнес кто-то в чуме взволнованным и вместе с тем сдержанно-тихим голосом, так что снаружи услышать говорившего было нельзя.

Первая встреча Алексея Богданова с томским исправником. —Задержка в пути. — Болезнь Алексея. —У чукчей. —Внутреннее устройство арктического жилища. —Воспоминание о ночи в арестантском бараке. —В жаре и смраде. —Погоня. —Несгибаемая воля северных народов. —Борьба чукчей за независимость. —Бесценная свобода. —Поражение русских. —Блага цивилизации в глазах соседей полярного медведя. —План Шолема.

Постараемся, не впадая в многословные рассуждения, рассказать читателю по возможности покороче о том, как Алексей Богданов сбежал из томской тюрьмы едва ли не за день до отправки его в рудники города Нерчинска в Забайкалье и добрался до Иркутска.

Подготовка к побегу длилась довольно долго, с того времени, когда он находился еще в Москве. Преданные друзья, убежденные в его невиновности, раздобыли для него фальшивый паспорт на имя купца Федора Ловатина, хотя, учитывая суровые нравы русской полиции, и шли при этом на огромный риск.

В европейской части России и в Западной Сибири за этапниками следят очень строго, так что побег там практически невозможен, но во второй половине пути контроль за ссыльнокаторжными постепенно ослабевает: тяжелые климатические условия и необъятные пространства удерживают несчастных в составе арестантских партий надежнее любых охранников.

На это Алексей и рассчитывал. Ловко припрятав в подкладке одежды паспорт и деньги, он терпеливо ждал, когда окажется в Восточной Сибири, чтобы осуществить свой дерзкий замысел.

По прибытии колонны в Томск Алексея вызвали к возглавлявшему местную полицию исправнику, испытывавшему острую нужду в писаре, и поручили ему поработать в этом качестве в канцелярии до тех пор, пока его партию не поведут в Забайкалье.

Алексей сразу же решил воспользоваться представившимся ему счастливым случаем, чтобы бежать, пока его не заключили в один из страшных нерчинских рудников. В свои планы он посвятил проживавшего в городе ссыльного поляка, человека надежного, умевшего хранить тайну.

Работая в канцелярии, Алексей познакомился со своим сверстником, Николаем Битжинским, в недавнем прошлом студентом, который так же, как и он, страстно мечтал о свободе. Товарищ по несчастью, узнав о намерении Алексея бежать, тотчас же выразил желание присоединиться к нему. И вот однажды, вместо того чтобы вернуться на вечернюю перекличку в тюрьму, они пробрались тайком в дом отважившегося помочь им поляка. Алексей немедленно сбрил огромную бородищу и, неузнаваемо изменившись, смело отправился на почтовую станцию, где нанял по предъявлении паспорта тройку с санями, стремительно понесшими его в Иркутск. Федор Ловатин, торговец мехами, коим стал теперь Алексей Богданов, рассчитывал добраться до самой восточной точки Сибири и оттуда переправиться в Америку.

Николай же остался у поляка — по крайней мере на две недели, в течение которых Алексей должен был оказаться вне пределов досягаемости властей предержащих. Храбрый юноша решил после долгих раздумий устроиться на почтовую линию ямщиком, чтобы, не вызывая ничьих подозрений, добраться до Иркутска, а затем, с помощью новых друзей, до Кяхты, откуда до Маймачена — первого города по ту сторону российско-монгольской границы — рукой подать.

Молодые люди ничуть не сомневались в успешном осуществлении своего плана, дерзкого и вместе с тем исключительно простого.

В это-то время и появились в Томске Жак Арно и Жюльен де Клене, приметами своими отдаленно напоминавшие беглецов. Впрочем, сходство или несходство — вещи весьма относительные, не поддающиеся точному толкованию, а посему и оценивающиеся в значительной мере сугубо субъективно. Для исправника, например, не находившего места от ярости и желавшего во что бы то ни стало разыскать беглецов, оказалось достаточно и приблизительного сходства с дерзкими преступниками людей, выдававших себя за французов, чтобы пуститься по ложному следу, столь трагически отразившемуся на дальнейшей его судьбе.

Без труда добравшись до Иркутска, Федор Ловатин, как уже известно читателю, встретился с французами, пришедшими в восторг от того, что их попутчиком будет человек, отлично знающий и их язык, и их страну. Ну а далее — ледовый лагерь в русле реки Хандыги, встреча с пониженным в должности исправником, бой за свою свободу, гонка по снежной пустыне, миниатюрные деревца и нападение волков.

Нелегкое путешествие, изобиловавшее неожиданными приключениями, оказалось не в состоянии сломить волю друзей: они по-прежнему были здоровы, энергичны и прекрасно себя чувствовали, хотя и испытывали некоторую усталость и ощущали отсутствие комфорта. Радуясь числу преодоленных ими километров, смельчаки уже представляли себе, как вот-вот их взору откроется подернутый дымкой тумана затянутый льдом Берингов пролив, за которым они смогут наконец считать себя вне опасности.

• Предыдущая
• 39/146
• Следующая