С Красным Крестом - Буссенар Луи Анри - Страница 22

• Предыдущая
• 22/39
• Следующая

Порядок и чистота мало-помалу наводились, оживала надежда. Менее слабые больные предлагали свои услуги Фрикетте для ухода за товарищами.

Барка, совершив путешествие сухим путем, нашел Фрикетту. На все руки мастер, старый солдат превратился в добровольного фельдшера и ухаживал за больными.

Иногда при этом происходили комические сцены.

Хотя инструмент, излюбленный мольеровскими докторами, уже значительно усовершенствован, но употребление его осталось все то же, и Барка достиг в его применении замечательной ловкости. Инструмент с гибкой трубкой и костяным наконечником казался ему очень похожим на наргилэ. Он так и называл его.

— Эй, товарищ, выкури трубочку! — обращался Барка к больному, которому было предписано это средство.

Товарищ сопротивлялся, не понимая, в чем дело.

Барка убеждал, настаивал и, наконец, торжествовал.

— Доктор приказал… тебия велит… Ну, кури наргилэ.

Все смеялись, и веселый хохот прокатывался по койкам, заставляя на минуту забыть неумолимую болезнь.

Удивительно то, что в этой зараженной среде Фрикетта была постоянно здорова. Она ела на ходу, почти не спала и при этом не чувствовала ни болезни, ни слабости.

Как часто женщины, нежный вид которых, по-видимому, делает их неспособными к перенесению таких трудов, оказываются гораздо выносливее мужчин при исполнении подобных неблагодарных обязанностей! Их энергия как бы обновляется при соприкосновении со страданием, их вера находит новую пищу в лишениях, и самоотречение еще больше возвышает их душу. И подобного самоотвержения хватает не на один час или один день, но на месяцы, на годы, на целую жизнь!

До самого национального праздника 14 июля жизнь Фрикетты в Сюбербиевилле прошла без всяких выдающихся событий. В этот день войскам была выдана тройная порция и был дан полный отдых. Вечером в городе было устроено шествие с факелами и разноцветными фонариками.

После нескольких часов веселье улеглось, но страдание не знало отдыха. Звук шагов мула заставил вздрогнуть Фрикетту, сидевшую на складном стуле. Она хорошо знала этот мерный шаг, возвещавший прибытие больного.

«Еще! — думала она. — Когда же Господь сжалится над ними!»

Двое служителей тотчас вышли и сняли с седла умирающего.

При виде молодой девушки грустная улыбка появилась на бледном исхудалом лице. Он поднял руку к козырьку и проговорил еле слышно:

— Здравствуйте… Это я, Пэпен… капрал… или скорее мой скелет… И не сержант я, а должно быть, кандидат на тот свет.

Мадемуазель Фрикетта с одинаковой заботой относилась ко всем своим больным. Она никому не отдавала предпочтения — несчастье равняло всех в ее глазах. Но когда она увидела капрала, ее будто ножом кольнуло в сердце. Для нее маленький капрал не был обыкновенным больным: это был товарищ, друг, земляк. Они вместе ходили в школу, иногда вместе гуляли. Семейства их поддерживали знакомство: отцы обменивались своими мечтами о славе, которую принесет война, матери — своими опасениями.

Мимолетная встреча молодых людей была радостной и трогательной.

Молодой, веселый, решительный солдат не похож был на тех, которые оставляют свои кости в чужой земле. Он казался одним из тех счастливцев, которые с насмешкой смотрят на болезнь и смерть и возвращаются отовсюду.

И вдруг теперь он оказался умирающим. Три дня тому назад он заболел дизентерией в острой форме, осложнившейся лихорадкой.

Теперь он мучился от ужасных болей, терзавших его внутренности, как раскаленным железом, и заставлявших его исхудалое лицо искажаться судорогой.

Он кусал простыню, чтобы не крикнуть, и бросал на девушку отчаянные, умоляющие взоры, будто хотел сказать ей: «Спасите меня!»

В ожидании доктора, которого она поспешно вызвала, Фрикетта дала больному сильную дозу опия. Затем она внимательно исследовала его.

Совершенно изменившаяся физиономия солдатика выражала полный упадок сил и безнадежность. Сухой, почерневший, весь потрескавшийся язык судорожно подергивался, и на слизистой оболочке рта уже показались гангренозные пятна.

Фрикетта сразу увидела, что его состояние почти безнадежное.

Когда опий не произвел желанного действия, Фрикетта, пользовавшаяся самостоятельностью в выборе средств, решилась применить подкожное впрыскивание морфия. Больной почувствовал облегчение и впал в полузабытье.

Между тем прибыл главный врач. Он внимательно осмотрел больного, одобрил меры, принятые молодой девушкой, и грустно покачал головой. Когда он вышел, Фрикетта последовала за ним.

— Он может спастись только чудом, — отвечал доктор.

Фрикетта глубоко вздохнула и проговорила:

— Бедные родители… Он у них один… какое горе!

Доктор немедленно применил самое эффективное лечение при заболевании дизентерией: каломель, ипекакуану, строжайшую диету, тщательный присмотр.

Никто не щадил сил для ухода за бедным капралом — одним из самых тяжелых больных.

В первые дни ему стало несколько лучше, бедняга немного ободрился и повеселел. При виде этой веселости у молодой девушки сердце разрывалось на части. Он рассыпался перед ней в благодарностях:

— Какая вы добрая, Фрикетта! Вы ухаживаете за мной как мать… как родная сестра.

— Вы — француз и военный… Вы олицетворяете здесь родину, знамя которой защищаете.

— Да, я понимаю вас и восхищаюсь вами… Если я вылечусь, буду обязан только вам.

— Без сомнения, вы выздоровеете.

— А что скажут старики, когда я вернусь в наш домишко?.. Мамаша станет на вас молиться. Золотая она женщина. А папа Пепэн… всегда веселый добряк! Как сейчас вижу его, нагнувшегося со своим моноклем в глазу над часами, в которых он отыскивает соринку и при этом корчит гримаску… вот так… — Он мигал глазом, будто придерживая лупу, и смеялся… а по впалым щекам катились слезы.

Фрикетта слушала серьезно, растроганная этими воспоминаниями. Перед ней вставал уголок предместья. Она видела, как проезжали экипажи, трамваи, тяжелые повозки и ручные тележки, видела мелочные лавочки, на вывесках которых читала знакомые имена… кондитера, у которого покупала лакомства на мелочь, получаемую от матери в награду за хорошие успехи, видела журнальный киоск и в нем старуху-продавщицу, дававшую ей просматривать красивые картинки в журналах; наконец, она переносилась в мастерскую, где работает всегда задумчивый отец. Дальше ей представлялась мать, в сотый раз перечитывающая письма из Японии, из Джибути, из Мадагаскара и не отрывающая глаз от ее портрета, окруженного золотыми венками, полученными ею в награду в колледже. Ей казалось, что она слышит отца, который говорит:

— А что делает в эту минуту наша Фрикетта?.. Где-то наша дорогая девочка?

А мать разговаривает с ее портретом, будто с нею самою:

— Дочка моя!.. Дорогая!.. Зачем ты нас бросила?

При этих воспоминаниях навертывались слезы, которые она поспешно вытирала.

Стон умирающего нарушил ее мечты и заставил ее возвратиться к действительности.

Целую неделю больному становилось то лучше, то хуже. Маленький солдатик не хотел умирать и энергично боролся с болезнью. Наступило 28 июля, день его рождения, когда ему должно было исполниться 22 года. Грустный это был день!

Утром у него сделалось такое кровотечение, что бедняга лишился чувств. Фрикетта думала, что все уже кончено. Будь больной во Франции, он мог еще выздороветь, но здесь, при его упадке сил, надежды не оставалось. Капрал пришел в себя после укола эфира и кофеина, и сам вдруг понял, что ему недолго осталось жить. Он собрал последние силы, пристально взглянул на Фрикетту, нагнувшуюся над его изголовьем, и проговорил уже слабеющим голосом:

— Мадемуазель Фрикетта… прощайте! Когда увидите их… отца… маму… моих дорогих… скажите им, что я умер храбро… Скажите, что моя последняя мысль была о них… Передайте им мои бумаги… мою солдатскую книжку; они увидят, что меня ни разу не оштрафовали: все листки чистые… Похороните меня с медальоном, который у меня на шее: в нем их портреты и портрет той… на которой я должен был жениться… по возвращении… Обещаете вы мне это?

• Предыдущая
• 22/39
• Следующая