Великое восстановление наук, Разделение наук - Бэкон Фрэнсис - Страница 65

FUGE -- беги

Вот пример такого написания:

F

U

G

Е

aabab.

baabb.

ааbbа.

aabaa.

Здесь нужно иметь наготове другой, двойной, алфавит, состоящий из букв обычного алфавита, как заглавных, так и строчных, изображенных двумя произвольно выбранными шрифтами (которые каждый может выбрать по своему усмотрению).

Пример двойного алфавита:

abab

abab

abab

abab

AAaa

BBbb

CCcc

DDdd

abab

abab

abab

abab

EEee

FFff

GGgg

HHhh

abab

abab

abab

abab

IIii

KKkk

LLll

MMmm

abab

abab

abab

abab

NNnn

OOoo

PPpp

QQqq

abab

abab

abab

abab

RRrr

SSss

TTtt

UUuu

abab

abab

abab

abab

WWww

XXxx

YYyy

ZZzz

Затем, написав внутреннее письмо двухбуквенным алфавитом, нужно приложить к нему буква к букве внешнее письмо, написанное двойным алфавитом, и потом расшифровать. Пусть внешним письмом будет Manere te volo donec venero (Я хочу, чтобы ты оставался на месте, пока я не приду). Пример такого приспособления:

F

U

G

E

aabab

b

аа

bb aa

bba

aa

baa

Maner

е

te

vo lo

don

ec

ven(ero)

Приведем еще один, более полный пример такого шифра, дающего возможность писать все посредством всего.

Внутреннее письмо

Пусть им будет письмо спартанцев, посланное ими некогда на скитале:

"Perditae res: Mindarus cecidit: milites esuriunt: neque hinc nos extricare, neque hic diutius manere possumus".

(Все погибло. Миндар убит. Воины голодают. Мы не можем ни уйти отсюда ни оставаться здесь дольше.)

Внешнее письмо

Пусть им будет отрывок из первого письма Цицерона; в него должно быть вставлено письмо спартанцев:

"Ego omni officio, ас potius pietate erga te, caeteris satisfacio omnibus: mihi ipse nunquam satisfacio. Tanta est enim magnitudo tuorum, erga me meritorum, ut quoniam tu, nisi perfecta re, de me non conquiesti: ego, quia non idem in tua causa efficio, vitiam mihi esse acerbam putem. In causa haec sunt: Ammonius regis legatus aperte pecunia nos oppugnat. Res agitur per eosdem creditores, per quos, cum tu aderas, agebatur. Regis causa, si qui sunt, qui velint, qui pauci sunt, omnes ad Pompeium rem deferri volunt. Senatus religionis calumniam, non religione, sed malevolentia, et illius regiae largitionis invidia, comprobat, etc."

Учение о шифрах влечет за собой другое учение, связанное с первым. Это учение о дешифровке, или раскрытии, шифров, если даже ключ к ним совершенно неизвестен. Это, конечно, очень трудное дело, требующее в то же время большой изобретательности; это искусство (точно так же, как и искусство шифра) используется в секретных государственных делах. Но если проявить достаточно ловкости и предосторожности, то можно было бы сделать это искусство бесполезным, хотя, судя по нынешнему положению дел, оно приносит немалую пользу. Ведь если бы были приняты надежные и хорошие шифры, то большинство из них было бы абсолютно недоступно для дешифровки, исключалась бы всякая возможность их раскрытия, хотя они и оставались бы достаточно удобными и легкими для написания и прочтения. Но неопытность и невежество секретарей и служащих при королевских дворах столь велики, что даже важнейшие документы в большинстве случаев доверяются шифрам ненадежным и легко дешифруемым.

Между тем у кого-нибудь может возникнуть подозрение, что мы, перечисляя науки и, так сказать, проводя их смотр, стремимся вызвать как можно больше удивления, увеличивая и умножая число наук, которые мы выстраиваем как бы в боевой порядок, тогда как в таком коротком исследовании можно, пожалуй, лишь похвастаться их числом и едва ли можно действительно развернуть их силы. Но мы будем честно придерживаться принятого нами плана и, создавая этот глобус наук, не хотим пропустить на нем даже самых маленьких и отдаленных островков. Кажется, мы коснулись этих наук отнюдь не поверхностно, хотя и вкратце; наоборот, острым пером мы извлекли из огромной массы их материала главное зерно, самое сущность этих наук. Судить об этом мы предоставляем людям действительно опытным в этих науках. Ведь очень многие, желающие показаться широко образованными, умеют лишь то и дело щеголять научными терминами и показной ученостью, вызывая изумление невежд и насмешки людей, глубоко владеющих этой наукой. Мы надеемся, что наше сочинение произведет совершенно противоположный эффект, привлечет самое пристальное внимание людей, наиболее сведущих в каждой из этих наук, а для остальных не будет представлять какой-нибудь ценности. Если же кто-нибудь считает, что мы слишком большое внимание уделяем наукам, которые могут показаться не столь уж важными, то пусть он посмотрит вокруг себя и увидит, что люди, считавшиеся, бесспорно, значительными и знаменитыми в своих провинциях, приехав в метрополию и оказавшись в столице, почти смешались с толпой, потеряв свое былое величие; точно так же нет ничего удивительного и в том, что эти менее важные науки рядом с фундаментальными и высшими науками теряют свое значение, тогда как для тех, кто целиком посвятил себя их изучению, они представляются особенно важными и прекрасными. Но о средствах изложения сказано достаточно. Глава II

Учение о методе изложения является основной и главной частью искусства сообщения. Эта дисциплина получает название мудрости сообщения. Перечисляются различные методы и указываются их преимущества и недостатки

Перейдем к учению о методе изложения. Обычно его рассматривают в диалектике. Находит оно свое место и в риторике под именем "расположение". Однако то обстоятельство, что эту дисциплину рассматривали всегда как служанку других наук, явилось причиной того, что очень многое из того, что могло бы быть полезным для познания метода, оказалось упущенным. Поэтому мы решили установить основополагающее и главное учение о методе, которому мы даем общее наименование "мудрость сообщения". Итак, будем стараться скорее перечислить различные роды метода (а они весьма разнообразны), чем установить их подразделения. Не имеет никакого смысла говорить о "единственном методе" и о бесконечных дихотомиях ^. Ведь это было какое-то помрачение науки, которое быстро прошло, нечто, безусловно, несерьезное и одновременно в высшей степени вредное для нее. Ибо, когда сторонники такого подхода извращают явления в угоду законам своего метода, а все, что не подходит под их дихотомии, либо отбрасывают, либо, не считаясь с природой, искажают, они тем самым уподобляются людям, выбрасывающим зерна наук и оставляющим себе лишь сухую и никому не нужную шелуху. Такой подход рождает лишь бессодержательные компендии, разрушая самое основание наук.

Итак, установим первое различение метода: метод может быть либо магистральный, либо инициативный. Иод словом "инициативный" мы повес не понимаем то, что этот метод должен давать нам только начала (initia) знаний, в то время как первый излагает науку в полном виде; наоборот, заимствуя этот термин из священных обрядов, мы называем инициативным такой метод, который раскрывает и обнажает перед нами самые глубокие тайны науки. Магистральный метод наставляет, инициативный приобщает. Магистральный требует веры в свои слова, инициативный скорее стремится подвергнуть их испытанию. Первый передает знания всем без исключения учащимся, второй -- только сыновьям науки. Наконец, для первого цель наук (в их настоящем состоянии) -практическая польза; для второго же такой целью является продолжение и дальнейшее развитие самих наук. Второй метод представляется заброшенной и заваленной дорогой: ведь до сих пор науки преподаются у нас обычно таким образом, как будто и учитель, и ученик, словно по уговору, взаимно стремятся к заблуждениям. Ведь тот, кто учит, стремится в первую очередь к тому, чтобы вызвать максимальное доверие к своим словам, а вовсе не к тому, чтобы найти наиболее удобный способ подвергнуть их проверке и испытанию; тот же, кто учится, стремится немедленно получить удовлетворяющие его сведения и вовсе не нуждается ни в каком исследовании; для него значительно приятнее не сомневаться, чем не заблуждаться. Таким образом, и учитель из-за честолюбия боится обнаружить непрочность своей науки, и ученик из-за нежелания утруждать себя не хочет испытать собственные силы. Знание же передается другим, подобно ткани, которую нужно выткать до конца, и его следует вкладывать в чужие умы таким же точно методом (если это возможно), каким оно было первоначально найдено. И этого, конечно, можно добиться только в том знании, которое приобретено с помощью индукции; что же касается того предвзятого (anticipata) и незрелого знания, которым мы располагаем, вряд ли кто-нибудь легко сможет сказать, каким путем он пришел к нему. Однако всякий, разумеется, в состоянии в большей или меньшей степени пересмотреть собственные познания и вновь пройти путь становления своего знания и обретения доверия к нему и тем самым пересадить знание в голову слушателя в таком виде, в каком оно выросло в его собственной голове. Ведь с науками происходит то же, что и с растениями: если просто нужно какое-то растение, то судьба корня для тебя безразлична, если же ты хочешь пересадить его в другую почву, то с корнями нужно обращаться осторожнее, чем с отростками. Так же и тот метод изложения, который получил распространение в наше время, открывает нам своего рода стволы наук, может быть даже и прекрасные, но совершенно лишенные корней; они, без сомнения, очень хороши для плотника, но совершенно бесполезны для садовника. Поэтому если ты стремишься к тому, чтобы развивались науки, то не нужно слишком заботиться о стволах, нужно все старания приложить к тому, чтобы, извлекая из земли корни, не повредить их; пусть даже на них останется приставшая к ним земля. С этим методом изложения имеет некоторое сходство метод математиков, применяемый ими в их науке; что же касается общего применения такого метода, то мне нигде не приходилось видеть его, точно так же как и того, чтобы кто-нибудь занимался его исследованием. Поэтому мы отнесли этот метод к числу предметов, требующих исследования и разработки, и будем называть его "передача факела", или "метод, обращенный к потомству".