Палм-бич - Бут Пат - Страница 63
- Предыдущая
- 63/104
- Следующая
Последовавшая борцовская схватка оставила Лайзу выжатой, как лимон, и возлежащей на служащих ей подпорками подушках в отдельной палате больницы «Добрый самаритянин». Она выглядела так, будто провела десять раундов на ринге против Доктора Смерти. Вокруг нее цветы в огромном количестве боролись за свою порцию кислорода, и это было лишь видимой частью цветочного айсберга. В магазинах Палм-Бич было скуплено все, что выглядело разноцветным и веселым, и вряд ли в больнице оставался хоть один пациент, которому ничего не перепало от избытка этого доброжелательного восторга.
Лайза не питала в отношении этого никаких иллюзий. Объяснение ее популярности сидело в углу скромного помещения и походило на дорогостоящее пугало в райском саду. Всем, кто имел в клинике какой-то вес, было известно, в чем тут дело. Лайза Старр была протеже и подругой Марджори Дюпон Донахью. Некоторые даже произносили слова «принцесса крови». Проигнорировать рождение ее незаконного ребенка было бы промашкой, поскольку для незадачливого покорителя вершины общества это могло бы превратить ведущую вверх лестницу в скользкую горку, по которой он скатился бы в забытье. Мало оказалось таких, кто захотел рискнуть, и отказавшиеся от риска были очень даже правы. К огромному удивлению Лайзы, Марджори Донахью записывала имена всех, кто присылал цветы, в маленькую черную книжечку.
– Это может показаться мелочью, Лайза, – сказала она. – Но если ты сможешь заметить неуважительность достаточно рано, ее легко устранить, пока этот бутон еще не раскрылся в цветок.
Лайза снова рассмеялась, но усвоила урок. В этой жизни нельзя бояться перебора в осторожности, если хочешь чего-нибудь добиться. Необходимо постоянно быть начеку и не упускать ни одной детали, если хочешь, чтобы все шло нормально.
Она посмотрела на лежащего у нее на руках младенца и уже в тысячный раз попыталась разобраться, что же она к нему чувствует. Он был по-своему мил. Очень мал. Идеально сложен. Конечно же, очень слаб. Какой-то беззащитный и поэтому очаровательный. Безуспешно пыталась она обойтись без штампов. У нее было чувство, будто она что-то сотворила, и сотворила нечто стоящее, но ожидала она большего… много большего. Может быть, ей еще рано об этом думать. Кажется, это зовется «тоска по материнскому чувству»? Но она не ощущала никакой тоски и подавленности, только усталость и немалую обиду, а еще некоторую опустошенность. Лайза улыбнулась самой себе при мысли об опустошенности. Вот уж действительно полная чушь. Нечто подобное болтают герои мыльных опер. «Как ты себя чувствуешь, Мэри Лу?» – «Опустошенной, Крейг, такой ужасно опустошенной».
Она разрешила себе подумать об отце ребенка. Так было легче. Более твердая почва под ногами. Реальные эмоции. Этот мерзавец со своей мерзавкой-женой. Какое невероятное, невозможное, умопомрачительное совпадение – Джо Энн находится в палате дальше по коридору и сейчас мечется в предродовых схватках. Два маленьких Бобби Стэнсфилда выскакивают из соседних стручков с разницей во времени едва ли в сутки. Воистину черный юмор. Забавный и злой одновременно. Ее ребенок, не имеющий в глазах всего света отца, и законное, как верховный суд, дитя Джо Энн, которое в одно мгновение станет и богатым, и знаменитым, с полученной уже при рождении серебряной ложкой во рту. А маленький Скотт Старр так никогда и не сможет носить фамилию Стэнсфилд, которая так много значит в том мире, где ему предстоит жить.
И снова Лайза позволила себе горько улыбнуться. С помощью этого причудливо разветвленного растения – сплетен медицинских сестер – она узнала, что палата Джо Энн настолько же пуста, насколько ее переполнена цветами. Даже муж не потрудился навестить ее. Бобби Стэнсфилд. Ну хорошо, он мог не знать о Скотте, но ведь наверняка мог бы заглянуть к своей жене. В том, что касается отцовства, он занимал верхнюю строчку таблицы по потенции, но во всем остальном, имевшем хоть какое-то значение, его показателем был один огромный ноль. Впрочем, Джо Энн и не заслужила ничего лучшего. Она получила то, что хотела. Теперь ей придется научиться довольствоваться тем, что имеет. Все деньги, какие только возможны на свете, и ни одного друга, который прислал бы цветы. Быть замужем за сверхзвездой и не знать любви. Обладать божественным телом и быть лишенной сердца и души. В этом перевернутом с ног на голову мире Господь словно играл в кости, отбирая одной рукой то, что давал другой.
– О чем же ты таком задумалась? – спросила Марджори.
Лайза вздохнула.
– О, Марджори, я уж и не знаю, что думать. Я только что думала о Бобби и о маленьком Скотте, о Джо Энн, которая лежит там одна в палате чуть дальше по коридору. Все так перепуталось. Мне кажется, единственное, чему можно радоваться, так это тому, что этот малыш никогда и не узнает, что предшествовало его рождению.
– Разумеется, не узнает, – промолвила Марджори с категоричностью в голосе. Она внимательно посмотрела на Лайзу. Не наступил ли тот самый момент, которого она дожидалась, чтобы сделать свой ход? – Ты ведь сама знаешь, моя дорогая Лайза. Что тебе требуется – так это муж. В приличном обществе женщина с ребенком должна иметь мужа.
– Марджори, вы все шутите. Для начала, кто же возьмет меня замуж с неизвестно чьим ребенком? А потом, вся эта любовь вызывает у меня тошноту при одной мысли.
– Будь разумной, дорогая. Я говорю о замужестве – не о любви. Наивно путать две эти вещи. Я уверена, мы найдем кого-нибудь, кто будет более чем счастлив взять тебя в жены, и неважно, есть у тебя ребенок или нет. Во всяком случае, этот человек вполне может притвориться, будто это его ребенок. Какой-нибудь милый старый чудак с пачкой банкнот, соответствующей его самомнению, – вот кто нам нужен.
Лайза не удержалась от смеха.
– Хорошо, Марджори, кто?
Все это казалось ей довольно забавной игрой.
– Я уже думала над этим, дорогая. В самом деле, много думала. У меня имеется короткий список с одним только именем. Вернон Блэсс.
Лайза охнула в ответ.
– Вернон Блэсс. Но, Марджори, ему же семьдесят один. Он сам мне это сказал. В нашем городе это может означать, что ему, вероятно, восемьдесят пять.
Марджори этот ответ совсем не выбил из колеи. Она и не рассчитывала, что Лайза сразу же согласится. Как и для всего наиболее достойного в этой жизни, тут требовались время и кропотливая работа.
– Никто не может иметь в этой жизни сразу все, дорогая. Он коренной обитатель Палм-Бич. Член Эверглейдс-клуба, куда входил и его отец. Издательский бизнес этого семейства, вполне очевидно, весьма прибылен. Ничего фантастического, но бизнес надежный. Потом, этот прекрасный особняк на Саут-Оушн-бульвар. Бизнес плюс особняк должны стоить около двадцати миллионов. Он вдовец, детей у него нет, по крайней мере, насколько нам известно. Таким образом, когда он умрет, ты получишь все. Он все время повсюду твердит о том, как ты ему нравишься. Это будет замечательно, дорогая, брак, свершившийся на небесах. Такого шанса нельзя упустить.
К концу небольшой речи неподдельный восторг буквально захлестнул Марджори – она размышляла о преимуществах, которые Лайза немедленно обретет в результате планируемого ею брака. Миссис Вернон Блэсс и ее сын Скотт Блэсс. Это будет фундаментом, на котором можно возвести все, что угодно. И это даст ей, Марджори Донахью, самую желанную в старости вещь – ее предполагаемую наследницу. Лайзу можно будет подготовить к тому, чтобы она унаследовала ее власть. Ее власть будет жить после того, как она сойдет в могилу. Бессмертие. Передающаяся по наследству корона. Когда придет глубокая старость, корону не удастся вырвать у нее из рук выскочке вроде Джо Энн Стэнсфилд. Она сможет уйти из этого мира, сохранив все достоинство своего нынешнего положения, и будет ожидать прощального пения труб в. свою честь со спокойным осознанием того, что ее королевство не развалится на части с ее кончиной, что в умелых руках Лайзы оно останется нерушимым монументом ее памяти.
Лайза молчала. Конечно, все это было в высшей степени странным – более странных вещей ей никогда и не приходилось слышать. Два слова, однако, раскатами грома отдавались в ее сознании. Скотт Блэсс.
- Предыдущая
- 63/104
- Следующая
