Героев выбирает небо... - Кравчик Макс - Страница 21

Я помылся, переоделся в чистую футболку, простирнул носки и нижнее белье, и отправился спать. Комнатку мне выделили не большую, но уютную. Односпальная кровать, столик и невысокий фанерный шкафчик — это все что в ней было, очень аскетично, зато уютно. И когда лёг в кровать, понял, насколько я истощен усталостью и бессонными приключениями. Проваливаясь в колыбель сна и отдыха, я мысленно отметил, как же здесь все-таки хорошо…

… холод, леденящий кожу, нестерпимый холод. Я открываю глаза и вижу над собой тёмное небо. Чёрные тучи, причудливых форм, заволокли его плотным одеялом. Я лежу на сырой земле, а по всему телу разбежались мурашки от холода. Сон — это был всего лишь сон, который меня перенес в необычное место, которое могло ожить только на страницах фантастического романа. Это все мне пригрезилось. Я начал анализировать воспоминания из этого сна, приходя к выводу, что я нахожусь все там же, возле озера среди камней и скал. По-видимому, я упал и ударился головой, а потеряв сознание, мне все это привиделось. Глеб, Илья, неприятный дядюшка Виктор, город Орасмар, и жестокие воины из племени Тыман. Все это было дурным сном, не более того. Я поднялся на ноги, осмотрелся, вглядываясь в темноту, так и есть вот оно озеро. Все вокруг выглядело точно так же, как и до этого кошмарного сна. Насти рядом не было, но это меня не смутило, я понимал, что она могла испугаться, что я сильно ударился, и побежала за помощью обратно к дворцу. Голова почему-то не болела, но это не самая плохая новость. Скорее всего, я долго провалялся без сознания и уже почти ничего не ощущал, да и погода, бушевавшая здесь во время моего путешествия в мир грёз, уже успокоилась и прекратила поливать землю ливнем, что говорило о моём длительном бессознательном состоянии. Вспоминая дорогу, направился в сторону усадьбы, переплетая слегка непослушными ногами. Все тело ныло, и плохо поддавалось управлению, как ватное. Но заставляя себя преодолевать бессилие, я шаг за шагом топал к людям. Ворота, через которые я перелезал, были открыты настежь, что меня немного озадачило, но обращать на такие мелочи в моём состоянии не приходилось, вот я и не обратил. Пошел дальше. Пробираясь сквозь заросли и раскисшую грязь, постоянно сбивался с тропинки, словно она пыталась от меня ускользнуть. И вот когда я должен был выйти к терассе дворца — этого не произошло. Вместо здания, передо мною выросла громадная скала, черная как обсидиан и такая же таинственная. В ней, едва заметно в кромешной тьме, виднелся небольшой вход в пещеру и, не придумав ничего умнее, я направился к нему. Войдя в пещеру, по телу пробежал озноб, от леденящей тишины, темноты и пустоты. Начал продвигаться на ощупь, когда последние проблески света от входа в пещеру, перестали переливаться у меня за спиной, почувствовал, что меня поглощает первобытный, животный страх. Я слышал свое тяжелое, взволнованное дыхание, которое разносилось, будоражащими воображение звуками, по всей пещере. Она шла тоннелем вглубь скалы и немного изгибалась вправо. Так, продвигаясь в никуда, я думал о том, что меня ждет в конце. И вдруг увидел на изгибе коридора из твердой каменной породы легкие танцующие блики. Словно кто-то держал свечку за выступом тоннеля, который резко менял своё направление и уходил влево. Держал ее и при этом тихонько, даже беззвучно пританцовывал. Но пройдя до поворота, который все явственнее показывал мне скачущие тени и блики, тускло красноватого цвета, увидел, что за ним никого нет. А играющие на стенах пещеры, огоньки, куда только мог добраться, отбрасывал деревянный факел, торчащий из разлома в стене. Я вытащил его и направился дальше, водя из стороны в сторону, подсвечивая себе дорогу. Под ногами все время хрустело и потрескивало. Я сперва, не обратил на это внимания, но когда у меня появился свет, я подсветил пол и увидел, что он усеян человеческими костями и раздробленными черепами. Неожиданный настил пола меня сильно встревожил, и я крепче сжав факел, более осторожно начал продвигаться вглубь. Моё чутье мне подсказывало, что ничего хорошего произойти не может в таком месте и поэтому я поспешил навстречу неизвестному. Логики в этом было мало, но я чётко осознавал, что обратного пути нет. И пещера, словно в подтверждение моим мыслям, начала как будто затягиваться позади меня, придвигая стены и смыкая их за спиной. Я прибавил шаг, дыхание участилось, а атмосфера в тоннеле стала невыносимо гнетущей. Клаустрофобией я никогда не страдал, но сейчас я испытывал что-то наподобие панической атаки, вызванной именно этой болезнью. Как вдруг я увидел проблески света в конце тоннеля. С губ сорвался истеричный смешок, вызванный собственной мыслью о свете в конце тоннеля, и я зажал рот рукой, чтобы не навлечь на себя исход, который описывался этой фразой. Проходя все дальше, свет становился все ярче, но был не дневным. Оно и понятно на улице хозяйничала ночь. Свет был искусственным, от таких же маленьких факелов как у меня или может быть больше. А может, их было больше по количеству, не знаю. Выйдя из пещеры, мне открылась чудовищная картина.

Выход заканчивался огромной поляной, похожей на место стоянки племени Тыман, но сейчас она была похоже на средневековую арену, где воины убивают друг друга за честь и доблесть, во имя развлечения толпы. На этой арене стояли люди, образовывая круг. Это были Тыманцы. На скалах за поляной, неспешно мотая свирепыми, ужасными мордами, стояли огромные волки, глядя вниз раскалёнными докрасна, угольками глаз. Я сильно испугался такой картины и впал в ступор. Казалось, все тело отняло, и я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Только глаза неустанно смотрели, обрисовывая новые ужасы, открывшиеся моему взору. Возле подножья самой скалы был огромный, каменный трон, с инкрустированными в него человеческими останками. Белые кости и черепа, отблёскивали огоньками факелов, что предавало трону и его хозяину еще большей зловещности. На троне восседал огромный воин, с заплетенной в косичку бородой, которая начинала расти от самых глаз. Глаза были неразличимы, как две черные тени под бровями. Длинные волосы были собраны в хвост, а брови домиком предавали лицу некого аристократизма или даже царственности. Он был здесь царь и бог. И все собравшиеся, громко выкрикивали что-то во славу вожака. Из оцепенения меня вывела резкая тишина, ворвавшаяся вместо рёва толпы и отразившаяся от скал, переходящим из стороны в сторону звуком, как в кинотеатре. Все воины Тыман, как один, резко обернулись в мою сторону. Мне захотелось закричать от ужаса и убежать обратно в пещеру, но позади уже не было хода, через который я пришел. И тут я увидел Настю. Посреди арены, стоял вкопанный деревянный столб, к которому она была прикована. Под ее ногами были разложены дрова, сено и много хвороста — это было кострище. Настя свисала обмякшим чучелом на тоненьких руках, а все ее тело покрывали многочисленные раны и синяки. Я рванул с места к ней, в надежде помочь освободиться. Но толпа стояла, не издавая ни звука, и никто не попытался мне помешать. Потому что бежать у меня не получалось. Я так и стоял как каменный голем которому забыли сделать ноги, и ничего не мог предпринять. А тем временем к Насте подошел высокий боец, с закутанным в куфию лицом, затем медленно размотал ткань своей маски и обнажил лицо. Я сразу узнал его — это был Зарах. Он взял у одного из бойцов факел и кинул его в хворост под ногами Насти. «Нееет» — прокричал я, но было уже поздно, Настя вспыхнула в огне как спичка, а я все пытался бежать к ней, но у меня ничего не выходило. Меня словно парализовало. А Настя кричала: «Кукареку! Кукареку!»…

Встрепенувшись от тревожного сна, пару секунд не мог понять, где я нахожусь. Утро наступило по всем законам деревенской жизни, с пениями петухов. И мозг, обрабатывая эту информацию, перестал бить тревогу по поводу увиденного. Это был всего лишь кошмар. Так всегда бывает, когда в короткие сроки человек испытывает множество эмоциональных и физических потрясений. Тело было покрыто потом так, что на постели остались мокрые пятна. Меня знобило от холода, окутавшего мою скромную комнатку под утро. Подсознание смешало коктейлем все увиденное ранее, плюс общие чувства, испытываемые организмом во время сна. Отсюда образы холода, мокрой земли и дрожи тела.