Тамплиеры и другие тайные общества Средневековья - Кейтли Томас - Страница 9

Слава об имаме Моуафеке была велика во всей Персии, в те времена существовало убеждение, что те, кто удостоился счастья изучать Коран и Сунну[22] под его началом, обеспечивали свое существование и в загробной жизни. Соответственно, его школа была полна молодежи, жаждущей знаний и признания в будущем. Здесь Хасан встретил и очень близко сошелся с Омаром Хайямом, прославившимся впоследствии как поэт и астроном, а также с Низамом аль-Мульком (Управление королевством), который стал визирем у монархов королевства сельджуков. Последний в книге, которую он написал о себе и о своем времени, приводит следующий пример того, как рано в Хасане стали проявляться амбиции. Однажды, когда все трое, являвшиеся наиболее преуспевающими учениками имама, были вместе, Хасан сказал: «Считается, что воспитанники имама обеспечены счастливым будущим. Это правило может быть проверено на одном из нас. Давайте же поклянемся друг перед другом, что тот из нас, кто преуспеет, поможет двум другим разделить свою счастливую участь». Два его товарища охотно согласились, и клятва была дана.

Низам аль-Мульк пошел в политику, где его таланты и выдающиеся способности могли проявиться со всей полнотой. Он прошел через различные должностные ступеньки, пока, наконец, не получил высший пост в королевстве – визиря при Альп Арслане (Могучий Лев), втором монархе в династии Сельджукидов. Взлетев столь высоко, он не забыл своих старых друзей и, стараясь сдержать данное им обещание, с величайшей любезностью принял Омара Хайяма, который дожидался его, чтобы поздравить с таким повышением. Новый визирь предложил использовать все свои возможности, чтобы получить пост в правительстве для своего друга. Однако Омар, который был привержен эпикурейским наслаждениям и избегал всяческих трудов и забот, поблагодарив своего друга, отказался от предложенных услуг. Все, на что визирь смог его уговорить, – это согласиться на ежегодную пенсию в размере 1200 дукатов из казны Нишабура, в котором тот поселился, чтобы провести свои дни в тишине и спокойствии.

По-другому все было с Хасаном. В течение 10 лет правления Альп Арслана он держался вдалеке от визиря, возможно вынашивая собственные планы на будущее. Но когда на трон взошел молодой принц Малек-Шах (Король Королей), он понял, что его время пришло. Внезапно появившись во дворе молодого монарха, он стал ожидать могущественного визиря. Эта история рассказана самим визирем в его книге, озаглавленной «Васайя» (Политическое устройство), по которой ее излагает Мирхонд.

«Он пришел ко мне в Нишабур в год, когда Малек-Шах, избавившись от Каварда, усмирил волнения, вызванные его восстанием. Я принял его с величайшими почестями и со своей стороны исполнил все, что можно ожидать от человека, который является верным своей клятве и рабом заключенных соглашений. Каждый день я представлял ему новые доказательства своей дружбы и старался угождать его желаниям. Однажды он сказал мне:

– Ходжа (господин), ты принадлежишь к числу ученейших и достойнейших, ты знаешь, что блага этого мира не более чем кратковременные наслаждения. Неужели ты позволишь себе нарушить свои обязательства, дав обольстить себя привлекательной силой величия и любви народа? И не попадешь ли ты в число тех, кто нарушил клятву, данную пред Всевышним (выделено автором. – Пер.).

– Да хранят меня Небеса от этого! – ответил я.

– Хотя ты осыпаешь меня почестями, – продолжал он, – и хотя проявляемые тобой ко мне милости не имеют числа, ты не можешь не знать, что это совсем не то, как следует выполнять данную нами когда-то клятву не забывать друг друга.

– Ты прав, – сказал я, – и я готов сделать для тебя то, что я обещал. Весь почет и власть, которыми я обладаю, которые получены от моих предков и добыты мною самостоятельно, принадлежат тебе наравне со мной.

После этого я ввел его в окружение султана, дал ему чин и необходимые титулы и рассказал владыке обо всем, что было между нами в прошлом. Я настолько хвалебно отзывался об уровне его знаний, отличных способностях и высоких моральных качествах, что он получил пост министра и доверенного лица. Но, как и его отец, он был плутом, лицемером, тем, кто умел обманывать, и негодяем. Он настолько хорошо владел искусством прикрываться внешне честной и добродетельной натурой, что в короткое время целиком овладел расположением султана и внушил ему такое доверие к себе, что владыка слепо следовал его советам в большинстве вопросов такого значения и важности, какие требовали огромной честности и искренности, а для монарха всегда решающим было лишь мнение Хасана. Все это я рассказал для того, чтобы было понятно – именно я был тем, кто привел его к такому успеху. И вот, как следствие его дурной натуры, между мной и султаном начались трения, неприятным результатом которых, похоже, стало то, что в течение многих лет завоеванные и работавшие на меня положительная репутация и расположение превратились в пыль, были уничтожены. И в завершение злобность Хасана внезапно вырвалась наружу, а сила его зависти проявила себя самым ужасным образом в его действиях и словах».

Фактически Хасан сыграл роль предавшего друга. Все, что происходило в диване (государственный совет в Турции. – Пер.), подробнейшим образом передавалось султану и истолковывалось в самом дурном свете, а в удобные моменты делались намеки на некомпетентность и нечестность визиря. Сам визирь оставил описание, как он считает, самой худшей интриги своего бывшего школьного товарища, которую тот пытался провернуть. Султан, видимо желая точно и регулярно видеть баланс доходов и расходов своей империи, дал указание Низаму аль-Мульку подготовить его. Визирь запросил на выполнение этой задачи больше года времени. Хасан посчитал, что это хорошая возможность проявить себя, и дерзнул предложить выполнить требование султана за 40 дней, то есть меньше чем за одну десятую времени, которое требовалось визирю. Все работники финансового департамента немедленно были предоставлены в распоряжение Хасана. Сам визирь признает, что к концу 40-го дня баланс уже был готов к тому, чтобы быть представленным султану. Тем не менее в момент, когда можно было бы ожидать триумфа Хасана, наслаждающегося высочайшим расположением монарха, он опозоренным покидает двор и обещает отомстить султану и его министру. Этот случай остался без разъяснений со стороны «Гордости королевства», который тем не менее со всей наивностью (выделено автором. – Пер.) признает, что если Хасан не был принужден покинуть двор, то мог уйти и по своей воле. Другие же историки сообщают, что визирь в страхе перед последствиями прибегнул к помощи уловки и сумел выкрасть часть бумаг Хасана, так что, когда тот предстал перед султаном полным надежд и гордости и начал свой доклад, то ему пришлось остановиться из-за нехватки одного из самых важных документов. Поскольку он не смог объяснить причины заминки, султан пришел в ярость, посчитав это попыткой обмануть себя, и Хасан немедленно в величайшей спешке был вынужден покинуть двор.

Низам аль-Мульк, твердо настроившись не сдерживать себя в действиях с человеком, который пытался разрушить его жизнь, решил уничтожить его. Хасан бежал в Рей, но, не чувствуя себя там в безопасности, отправился дальше на юг и нашел убежище у своего друга – рейса[23] Абу эль-Фазла (Отец Совершенства) в городе Исфахане. Каковы были его планы до этого момента, неясно, но теперь, похоже, они приобрели определенную форму, и он беспрестанно размышлял о том, как отомстить за себя султану и визирю. Как-то в беседе с Абу эль-Фазлом, который, по всей видимости, согласился с его все же спорными убеждениями, Хасан, излив свою обиду на визиря и его хозяина, страстно завершил свою речь:

– Эх, если б только у меня было два верных друга, абсолютно преданных мне! Быстро б я опрокинул этого турка и крестьянина.

Под последними, естественно, понимались султан и визирь. Абу эль-Фазл, который был одним из наиболее ясно мыслящих людей своего времени и который еще не успел постичь дальновидные планы Хасана, предположил, что разочарование смутило рассудок его друга, и, будучи уверенным, что в данном случае убеждения не помогут, стал подавать ему с едой ароматные напитки и блюда, приготовленные с шафраном, с целью успокоить его мозг. Хасан, ощутив намерения его гостеприимного хозяина, решил покинуть его. Абу эль-Фазл напрасно задействовал все свое красноречие, чтобы уговорить того продлить свое пребывание. Хасан уехал и вскоре после этого обосновался в Египте.