Флибустьер. Вест-Индия - Ахманов Михаил Сергеевич - Страница 60

— Вместе с кабаком и старым Пью, — поддержал Кактус Джо. — Он, гад, пойло разбавляет! А это грех похуже чумы!

И правда ведь, сожгут! — забеспокоился Серов, подумав, что костер под самой крепостью совсем уж ни к чему. Как минимум, в форте насторожатся, заметив пламя, а в максимальном варианте сгорит половина города, а то и весь Бас-Тер. Он привстал, собираясь сказать об этом, но тут упала скамья и под столом зашевелились.

— Э, да там кто-то еще есть! — промолвил Тегг и щелкнул курком пистолета. — Ну-ка вылезай, ублюдок! Я тебе дырку в башке проделаю!

— Не стреляйте, братцы! — раздался знакомый голос, и из-под стола показалась рожа Мортимера. Был он грязен и растрепан, штаны и рубаха в пыли, в волосах застрял какой-то мусор, и взор слегка мутноват. Но, как заметил Серов, сапог он еще не лишился. Другая пара — те, что торчали в проходе, как два неподвижных бревна, — принадлежала несомненно Хенку.

Мортимер попытался встать, но это ему не удалось.

— Прах и пепел! — пробормотал он. — До чего я рад видеть вас, парни! Мисс Шейла, мое почтение… Мистер Тегг, сэр… И подельник тоже здесь…

Кактус Джо поднял Мортимера на ноги, а Боб отвесил ему оплеуху:

— Хрр… Он тебе не подельник, краб вонючий! Он — капитан!

Впервые Серова назвали капитаном. Для корсаров этот титул значил много больше, чем искусство прокладывать курс и управлять кораблем или палить из пушек. Капитан — тот, кто ведет в бой, кто делит добычу и ее находит, кто гарантирует справедливость, закон и порядок на судне. А главное, думает за всех… Эта способность, умение думать и предугадывать ход событий, являлась талантом редким и ценным в минувшие века. В эпоху Серова, когда человечество размножилось, провидцев стало больше, зато их порода измельчала до политологов, писателей и биржевых агентов. Искать капитана пиратского судна среди подобной шушеры — занятие безнадежное.

Хрипатый Боб вытащил нож.

— Не чумной, жечь не будем, — заметил он, осмотрев Мортимера. — Что пррикажешь, капитан? Крровь пустить или подвесить за рребро? В память о Галлахерре и Рросано?

Переглянувшись с Теггом, Серов покачал головой:

— Это успеется. Сперва я его допрошу.

Щеки Мортимера побледнели. Он дернулся, но Боб и Джо держали крепко, а кончик клинка Хрипатого упирался в горло.

— Братья… за что, братья?.. Я ведь лекаря не убивал… ни лекаря, ни Чарли Галлахера… Вы ведь там были и видели сами… Нет на мне их крови, Спасителем клянусь! Я только…

— Ты только предал их и нас, Иуда, — сказал Серов. — Ну, об этом позже… позже, когда я решу, что делать с тобой и с дубиной Хенком. А сейчас отвечай! Когда «Ворон» пришел на Тортугу?

— Третьего дня… или четвертого?.. Четвертого, должно быть! Слушай, Боб, убрал бы ты ножик, а то я ничего не соображаю, только задница потеет.

— Хрр… Перребьешься, — каркнул Хрипатый.

— Что случилось, когда вы пришли в Бас-Тер? — спросил Серов. — Отчего на борту вся команда?

— Не вся. — Мортимер внезапно ухмыльнулся. — Мы с Хенком здесь! И Люк, и Алан Шестипалый, и Тиррел с тремя своими парнями, и кое-кто еще с пушечной палубы. Затаились, по кабакам сидят и не желают на «Ворон» возвращаться.

— Почему? Разве все вы не куплены Пилом? Губы Мортимера скривились. Покосившись на Хрипатого, он осторожно поднял руку, почесал свой длинный нос и с унылым видом молвил:

— Вроде бы куплены и вроде бы нет… Серебро, как было обещано, он раздал еще в том испанском городишке — всю ночь слитки рубили да тащили на весы. Потом пришли в Бас-Тер. Глядь, а тут гуляют парни Ашера и Пикардийца… Хотя гулять им не с чего: Ашер на Кубу ходил, взял табак да сахар, а у Пикардийца и того нет. Злые, как черти, прах и пепел! Ну, Пил велел, чтоб серебро обратно в трюм вернули — ради безопасности и для обмена на монету. По сотне песо каждому оставил, на выпивку и баб. Сошли мы на берег, устроили кутеж, и кое-кто, — тут Мортимер отвел блудливые глазки, — по пьяни начал похваляться. Мол, на «Вороне» денег немерено… Ашер с Пикардийцем как о том узнали, принялись собирать своих да двинули посудины к выходу из бухты. Пил видит, дело плохо — послал Садлера и Дойча вытащить всех из кабаков. Теперь сидят с мушкетами на серебре, а Пил торгуется с Ашером и Пикардийцем. Они по миллиону требуют, так что нам все одно своей доли не видать. Не видать! — Стиснув кулак, Мортимер с яростью ударил по столу.

— Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал… — молвил Серов на русском и повернулся к Теггу. — Это что же получается, Сэмсон? Свои хотят своих же и ограбить? А как же закон Берегового братства?

— Нынче не времена Грамона и Моргана, — отозвался бомбардир. — На «Вороне» две дюжины пушек, а у Пикардиица с Ашером — три. Вот и весь закон! — Мрачно нахмурившись, Тегг добавил: — Ну, это дело поправимое. Клянусь преисподней, из форта я достану любую лоханку в этой луже! — Он ткнул пальцем в сторону гавани, потом, уставившись на Мортимера, прорычал: — Ты, мешок дерьма! Ты знаешь, где прячется Тиррел и другие парни? Те, что не желают вернуться на «Ворон»?

— Можно поискать, — кивнул Мортимер.

— Нужно! Если капитан не возражает. — Тегг отвесил Серову короткий поклон.

— Капитан не возражает. Нам понадобятся все, кто может держать мушкет и саблю. — Серов сделал повелительный жест, и Джо с Бобом отпустили его подельника. — Разбуди Хенка! Отправитесь за нашими, и если соберете хотя бы десять человек, глотка твоя останется целой. Ясно, Морти?

— Да, капитан! Слушаюсь, сэр!

С улицы донесся стук копыт и ржание мулов, потом раздались голоса Тернана и Брюса Кука. Шотландец распахнул дверцу в перегородке, вошел и устремился к огромной бутыли на столе.

— Тут еще что-нибудь есть? Отлично! Де Кюсси назначил встречу в десять. За подарок благодарит и предлагает маркизу свое гостеприимство. Ужин, выпивку, кровать и двух девчонок-негритянок. Я бы не отказался.

— В какой-нибудь более подходящий вечерок. На эту ночь у маркиза другие планы. — Серов улыбнулся и нежно погладил плечико Шейлы. — Не пора ли тебе переодеться, милая? Посмотрим, что найдется в сундуке. Нам нужен наряд воздушный, облегающий… Такой, чтоб у любого гвардейца челюсть отвисла.

— Лучше я ее сверну, — сказала Шейла Джин Амалия, направляясь к сундуку.

За кабаком папаши Пью лежал темный пыльный переулок, переходивший в крутую тропу, что упиралась в ворота форта. Тропа была довольно широкой и четверть века назад, когда в крепость закатывали пушки, могла считаться трактом. Но с той поры по ней поднимались лишь солдаты да мулы, тащившие ядра и бочки с порохом, так что с обоих краев дорога заросла кустарником и кактусом с дюймовыми шипами. У самых ворот, собранных из корабельного бруса и обитых железом, кусты и заросли кактуса вырубили, обозначив площадку в тридцать футов длиной и двадцать шириной. В дневное время она хорошо просматривалась с надвратного укрепления, однако ночью здесь было темно, как в акульем желудке. Два факела по сторонам ворот высвечивали пятачок земли, голой и высохшей почти до каменной твердости.

Шейла остановилась на границе света и тьмы. Серов, спрятавшись за огромным, толщиной с телеграфный столб кактусом, видел лишь ее силуэт: прямая спина, осиная талия и пышные, похожие на крылья бабочки юбки. Это платье не предназначалось для чужих глаз: корсаж был слишком низким, плечи полностью открытыми, а во всех остальных местах тонкий шелк подчеркивал формы женского тела слишком детально и соблазнительно. Надо думать, фру ван Зейдель хотела покрасоваться в этом наряде в опочивальне или в столь же подходящем месте перед законным супругом или счастливым любовником, дабы возбудить их пыл. Та же задача была у Шейлы Джин Амалии, и, говоря по чести, вооружилась она не хуже, чем дама с Кюрасао.

На стене, меж зубцами парапета, возникла усатая рожа часового.

— Qui va? Etre debout! — выкрикнул страж и тут же с удивлением добавил: — Tete Dieu! La fillette![89]