Цена свободы - Нечаев Павел - Страница 21

• Предыдущая
• 21/65
• Следующая

Существо с соседних нар разразилось матом. Сделав вид, что испуган, и растерян, я отодвинулся вглубь нар, и сел там, обхватив руками колени. Я все время повторял: «нет, нет, нет», и мотал головой. Хмырь обрадовано заржал, и отвалил. Я вполне оправдал его ожидания, роль слегка сдвинутой крысы оказалась очень удобной.

Снаружи послышались металлические звуки, били в рельс. Народ вокруг оживился, все полезли с нар и потянулись к выходу, звякая жестянками. Я решил делать как все, и тоже, взяв жестянку, слез с нар и пошел к выходу. Снаружи, на площадке, стоял староста. Строились кацетники [1]. Это я так про себя называл рабов. Кстати, слово раб тут было не в ходу. Стражники, а точнее, как они сами себя называли, «офицеры безопасности», звали рабов «быдло», или «вонючки», рабы, за глаза, естественно, называли стражников «мусора». Подчиняясь командам старосты, метались какие-то люди с палками, наверное, помощники старосты, они строили кацетников в три шеренги.

— Быстро, быстро! Ты сюда, ты туда, — летало над толпой. Наконец, когда кацетники сформировали какое-то подобие строя, староста отдал приказ, и цепочка кацетников потянулась к баку на колесиках, из открытой крышки которого валил пар, возле бака стояла тележка с сухарями. Кацетник с белой шапкой на голове зачерпывал половником баланду, другой такой же совал в руку подошедшего сухарь и подзывал следующего. Получивший пайку отходил в сторону, и возвращался назад в барак, или садился на корточки у стенки. Те, кто еще не получил, стояли в строю, и помощники старосты бдительно следили, чтобы к ним не пристроился никто из уже отоварившихся, и не получил пайку по второму разу. Дошла очередь и до меня, кацетник с белой шапкой сморщился, унюхав идущую от меня вонь, прикрикнул:

— Ровнее держи, ровнее! А то не получишь! — и плеснул мне в жестянку баланды. Я отошел, помешивая вонючую коричневатую бурду ложкой, не решаясь попробовать. Я не был голоден, но пренебрегать едой, какая бы она ни была, не стоило, неизвестно, сколько мне еще предстоит здесь провести. Кроме того, пренебрегающая едой «крыса» могла привлечь к себе ненужное внимание.

— Хавай! Жуй-глотай! — неправильно истолковал мои колебания староста. И как углядел? Непрост староста, с ним надо будет поосторожнее. — Это тебе не ляжку друга уплетать. Привыкли там друг друга жрать, а мне с вами возись. И на кой хрен хозяева вас сюда тащат, людоедов, моя б воля, я бы вас всех в расход! Ничего, я из тебя сделаю человека!

Староста еще немного поорал, и переключился на другого. Я, превозмогая отвращение, стал быстро есть баланду, стараясь не сосредотачиваться на вкусе. Все закончили жрать, староста опять всех построил, и, сверяясь со списком в наладоннике, провел перекличку. Он выкрикивал имя и фамилию, народ отвечал: «здесь!». Тех, кто отвечал недостаточно громко, староста заставлял повторять по нескольку раз. Одного вызвал из строя, и поручил заботам своего помощника, тот отвел провинившегося в сторону, и оттуда послышалось мерное «лечь-встать». Когда он называл фамилии, я мысленно вел счет, всего в строю оказалось двести тринадцать человек. Если прибавить к ним старосту и помощников, получается, что в отряде был двести тридцать один человек. Я мысленно присвистнул: по пути к коменданту я насчитал восемь таких же бараков, если все они заполнены, как наш, то население туннеля даже по первым прикидкам превышало численность членов всех Семей, вместе взятых. А ведь был еще второй туннель, мы были в первой его части, самой короткой, длиной в два с половиной километра. Потом туннель выходил на поверхность, там гору пересекало ущелье, через него, на высоте пятидесяти метров от земли дугой выгибались соединяющие обе половинки туннеля эстакады и транспортная развязка. Вторая часть туннеля была длиной около четырех километров. И если в этом туннеле столько народу, то сколько же их во втором?

После поверки всех загнали назад в барак, лязгнул снаружи засов, запирая железную дверь. В крохотное окошко я заметил, что снаружи погасили половину ламп, и туннель погрузился в полумрак. Вот такой у них был «вечер». Староста ушел спать в свою каморку, обитатели барака оказались предоставлены сами себе. Началась ночная жизнь. В свете тусклых загаженных ламп дневного света, которых едва-едва хватало, чтоб разогнать темноту, обитатели барака ссорились, менялись, играли в карты. Некоторые, я бы сказал, больше половины, просто лежали на своих нарах, уставившись в потолок. Уже глубокой ночью я услышал, как где-то в бараке завязалась ссора. Раздраженные голоса звучали все громче, потом кто-то закричал, даже не закричал, а завизжал, как поросенок, крик перешел в хрип и все затихло. Я пытался заснуть, но не мог, все тело чесалось. Барак кишел вшами, не избежал их компании и я. Кажется, я в ту ночь таки не заснул, стоило мне задремать, как укусы проклятых тварей будили меня, и я принимался неистово чесаться. Первая ночь в туннеле оказалась сущим адом.

Удары в рельс разбудили обитателей барака. Наступило «утро», вдоль нар забегали помощники старосты, стаскивая с нар замешкавшихся, пинками и ударами палок они выгоняли всех наружу и строили. Раздали завтрак, кусок хлеба и полчерпака баланды, опять повторился ритуал с построением и перекличкой. На этот раз возле старосты стоял какой-то человек. Этот был одет по высшему разряду — меховые унты, шапка, дубленка, шарф ручной вязки, лицо гладкое, чисто выбритое и упитанное. Начальничек, в общем. Оказалось, что кого-то не хватает, но недоразумение быстро разрешилось. Помощники старосты скрылись в бараке, и вскоре вынесли оттуда окровавленное полуголое тело. Зрелище, судя по всему, было обычным, и пересудов в строю не вызвало. Сверяясь с наладонником — вот он, хай-тек на службе феодализма, староста стал распределять кацетников «по работам», выкликая фамилии. Помощники старосты, они же бригадиры, строили кацетников и уводили. Я, вместе с еще десятком кацетников попал в бригаду говновозов, нашей обязанностью было вывозить бочки-параши. Бригадир повел нас через дверь в соседний туннель, я попал туда впервые, поэтому смотрел и мотал на ус. Этот туннель был пониже, и играл роль склада, как и большой, он был двухполосным, на одной полосе впритык стояли машины, контейнеры, сотни двадцатифутовых контейнеров, вторая полоса оставалась свободной. Нас проводили мимо закутанных в брезент машин, в которых я опознал бронетехнику, я старался запоминать все, мимо чего мы проходили. Фрайман накопил немалую силу, у него было даже несколько танков, о прочей гусенично-колесной стреляющей технике я и не говорю. Бронетранспортеры, тягачи, генераторы, просто тентованные грузовики, было несколько передвижных радиостанций большой мощности, один за другим стояли прицепы-цистерны с горючим. Работали генераторы, было холодно, дул пронизывающий сквозняк. В конце и начале туннеля был виден свет, он не был закупорен, так выхлопные газы от работающих генераторов уносило сквозняком.

Между машин стояла тележка, это и была наша цель. Повинуясь командам бригадира, мы впряглись в тележку, и направились к началу туннеля. Нашей задачей было вытащить все параши от начала туннеля и до конца. Кроме нас была еще одна такая бригада, женская. Женский барак был следующим после нашего, там все с виду было так же, как у нас, только закутанные в рванье фигуры были без бород, да староста материлась простуженным визгливым баском. Нам было запрещено разговаривать с женщинами, или подходить к женскому бараку. Бригадир просветил меня на этот счет ударом палки по голове, когда я неосторожно сделал шаг в ту сторону. Я заметил, что остальные кацетники, проходя мимо женского барака, старались даже не смотреть в ту сторону.

Мы нагружали на тележку бочки, и, надрываясь, катили ее ко второму концу туннеля, тому, что выходил в ущелье. Там мы опорожняли их, наклоняя над пропастью, содержимое выливалось вниз, снег под выгнувшейся дугой эстакадой был желто-коричневого цвета. Назначение оказалось удачным, совершая рейсы туда-сюда, я сделал множество ценных наблюдений. Были еще бригады строителей, бригады сборщиков снега, бригады водовозов. Сборщики снега снаружи привозили сани с бочками, куда забивали снег, вот вам и объяснение убранному снегу в окрестностях. Бочки расставляли в туннеле, снег постепенно таял, воду пропускали через примитивный уголный фильтр. Потом развозили куда следовало — в кухонный блок, ставили бочки в бараках, отвозили во второй туннель. Чистоту в туннеле поддерживали дети, на вид, от двенадцати и до шестнадцати, младше я не заметил. Все грязные, оборванные изможденные, с горящими голодом глазами. Жили они в отдельном детском бараке. С ведрами и швабрами они сновали по туннелю, подбирая мусор, вычищая и вымывая, чистота была идеальная.

• Предыдущая
• 21/65
• Следующая