Ярче солнца (ЛП) - Джонс Даринда - Страница 21

- Сам, что ли, клепаешь?

Я мрачнею и качаю головой.

- Имей в виду, cabrón, на свете полно чокнутых сук. Будь начеку.

Сидя в интернете, я ни разу и не подумал поискать что-то подобное. Поэтому, когда в следующий раз оказываюсь перед компьютером (якобы посещаю онлайн-семинары о том, как писать мемуары), первым делом открываю поисковик. Амадор прав. Мне посвящена уйма фан-клубов. С отвращением закрываю страницу за страницей. Это даже хуже, чем все те женщины, которые постоянно заполняют заявления на свидания со мной. На кой хрен им это надо? Они меня даже не знают. И уж точно встречаться, как нормальным людям, нам не светит. Поэтому я снова и снова отказываюсь от таких встреч.

А сегодня опять получил открытку. Кажется, уже четвертую. Поначалу я и думать о них забывал, но последняя привлекла внимание. Открытки не подписаны. Приходят из разных городов по всему Нью-Мексико. Но на последней была надпись: «Жаль, что тебя здесь нет». Зацепил не почерк, а запах. Знакомый. Приторно-сладкий. Дешевый. У меня чуть ум за разум не зашел.

Одно ясно: нужно выбираться из тюрьмы. И поскорее.

У моего нового сокамерника синдром Аспергера. Не так чтобы очень запущено, но по сравнению с нормальными людьми он немного тормоз. Впрочем, мы в тюрьме. Тут почти каждый немного тормоз по сравнению с нормальными людьми. Чувак огромный, сильный и легко поддается внушению. Есть у меня подозрение, что его кузен, который тоже сидит, режиссер их совместных цирковых номеров. Поначалу они держатся друг друга. Динамика прозрачна. Бо говорит Джерри Ли, что делать, где стоять, кого избить, и Джерри Ли слепо выполняет все указания.

Как правило, я в подобное дерьмо не лезу, но в этот раз вынужден вмешаться. Мне на хрен не надо, чтобы какой-нибудь неприятель Бо заявился в камеру, чтобы прикончить второго брата. Пока мне везло, но с некоторых пор я стал ценить жизнь гораздо больше. К тому же Бо – конченый кусок дерьма, зря расходующий воздух. Если это о чем-то говорит, то в аду его прописали с шести лет.

- С ним все будет путем, - говорю я Джерри Ли, когда его брата выкатывают на носилках. – Марафоны, конечно, ему не бегать, но…

К моему удивлению, Джерри Ли не особенно расстроен. Если бы меня попросили описать его чувства, я бы сказал, что ему полегчало.

Мой план включает помощь главарей пары-тройки банд, которым я в свое время оказал кое-какие услуги, чтобы потом, если понадобится, получить ответные. Хотя вряд ли они догадываются, что я веду счет. Да и закончится все раньше, чем они хоть что-нибудь поймут.

В ту ночь, пока они спят, я наношу каждому визит. Нашептываю всякую чушь. Вроде той, что другие главари собираются воевать и пора готовить армию. Эти ночные визиты продолжаются целую неделю, к концу которой напряжение в тюрьме хоть ножом режь.

Еще один день и еще одну ночь я жду, когда прорастут семена моего плана, а потом, вместо того чтобы предотвратить войну, я ее развязываю. Людьми на удивление легко манипулировать. Пара слов в нужное ухо в режиме призрака, намеренно устроенная ссора, и все катится в тартарары.

Мы во дворе. Зеки злобно косятся друг на друга. Охранники внимательно наблюдают за происходящим. А потом начинается мой спектакль. Группа зеков идет через двор. Выглядят они как ни в чем не бывало, но жестокие и опасные мужики, которые двигаются сообща в одном направлении, не могут не привлечь внимания.

Из динамиков орет сигнал тревоги. Охранники во дворе бегут за защитным снаряжением. Те, что на вышках, целятся из винтовок.

Но мне не нужно, чтобы все закончилось слишком быстро. По плану, охранники должны быть на грани. Так, чтобы пальцы на спусковых крючках могли дернуться чисто рефлекторно.

Голос из динамиков приказывает заключенным лечь на землю. Некоторые слушаются. Некоторые – нет.

Джерри Ли реагирует именно так, как я и ожидал. Замирает с огромными от страха глазами. Он не понимает, чего от него хотят. И, когда охранник с вышки делает предупреждающий выстрел, Джерри Ли стоит на месте, как парализованный.

Чтобы все прекратилось, хватает двух выстрелов. Некоторые успели друг друга поколотить и теперь покрыты кровью, но даже они ложатся на землю. Я и вовсе на земле с самого начала. А Джерри Ли все еще стоит.

Я почти жалею, что использую его как наживку, но мне известен протокол. А еще я знаю охранника с вышки. И выбрал его не случайно. Бывший снайпер морской пехоты промахнуться не может.

Когда он прицеливается в землю у ног Джерри Ли, я начинаю действовать. План рискованный, но все-таки выполнимый. За нескончаемые часы, которые у меня были на раздумья, я научился останавливать время. Ненадолго. Даже не знаю наверняка, останавливается ли оно, или я просто на короткий период оказываюсь в каком-то другом измерении, где время течет иначе.

Короче говоря, когда охранник нажимает на спусковой крючок, я даже не останавливаю, а замедляю время, пока не вижу, как сквозь воздух медленно летит пуля. Она попадет в землю в полуметре от ноги Джерри Ли.

Я бросаюсь к нему, мысленно ежась от того, что знаю: когда время вернется, ему будет, мягко говоря, неприятно.

- Дико извиняюсь, - бормочу я и сбиваю Джерри Ли с ног.

Потом занимаю идеальную позицию, делаю глубокий вдох и отпускаю время.

Оно с ревом возвращается, но я не замечаю – слишком занят тем, что ловлю черепом пулю. Даже для меня это чересчур. Когда пуля вспахивает около сантиметра серого вещества и проходит навылет, я с трудом превозмогаю естественный порыв схватиться за голову и свернуться в позе зародыша. А еще борюсь с диким желанием заматериться вслух и вслух же у себя спросить, о чем, черт меня дери, я думал.

Пуля дробит кость в черепе, и осколки рассыпаются по траве.

Сигнал тревоги все еще орет. Заключенных загоняют в камеры. По всей тюрьме блокируют выходы. Кто-то вызывает скорую.

Первым ко мне подбегает О’Коннел – охранник, которому я помог пару лет назад во время мини-бунта. Он и есть тот самый снайпер с вышки, в личном деле которого зарегистрирован самый дальний выстрел за всю историю морской пехоты. За ним – заместитель начальника тюрьмы Нил Госсет. В костюме и при галстуке. Я думаю, что он молодец – явился во двор без намека на защитные причиндалы. О’Коннел прижимает к моей голове полотенце. Остается только надеяться, что чистое.

Я не шевелюсь. Притворяюсь, будто без сознания, и жалею, что приходится притворяться: голова болит нечеловечески. Наверное, потому, что половина мозгов валяется на траве. 

Когда приезжает скорая, я выхожу из тела и смотрю, как меня грузят на носилки и везут в больницу. А поскольку я, по идее, в коме, то в тело не возвращаюсь, пока не возьмут все анализы и не проведут необходимые тесты. Заскакиваю к Ким. Проверяю, как дела у Амадора, Бьянки и детей.

Но с Датч остаюсь надолго. Смотрю, как она работает, как общается с людьми – живыми и мертвыми. Она невероятная. А энергия у нее просто заразительная.

Я в Лас-Крусесе. Прочесываю каждый божий притон. А через пару дней меня вызывает Датч. Я тут же оказываюсь рядом, но на этот раз она спит и даже не знает, что сделала. Наверное, она вообще не догадывается, что сама меня зовет.

И вдруг что-то происходит. Что-то волнующее и совершенно новое. Датч втягивает меня в свой сон. Поначалу ощущения странные. Полнейшая дезориентация. Все равно что идти по желе сквозь туман. Но потом завеса отодвигается, и я вижу Датч.

Даже во сне она лежит в постели. Одеяло сбилось и запуталось вокруг щиколоток. На лице – прядь волос. Голова запрокинута. Спина дугой. В кулаках она так крепко сжимает простыню, что побелели суставы.

Я подхожу ближе. Смахиваю с ее лица волосы.

Датч вздрагивает, когда я к ней прикасаюсь, и между нами искрит ток. Сны бывают разными, но этот просто убийственный. На пышной груди натянулась футболка, ниже которой – голая кожа и крошечный треугольник темных волос. Датч снова выгибается, а я еще раз смотрю на футболку. На ней написано «Перед употреблением обертку снять».