Скиталец. Флибустьерское синее море (СИ) - Баранов Василий Данилович - Страница 3
- Предыдущая
- 3/17
- Следующая
– Когда мы залезли на мачту. Бежал по рее и чуть не сорвался. Струсил?
– Ну, струсил. Мачта же качалась, и ветер. – Оправдывался Юн.
– Ага, ветер! – Нет, все виноваты, обстоятельства так сложились. Бедненький!
– Но ведь Брайан О`Тул схватил нас за ворот рубахи и удержал, – говорил Юн.
– Удержал. Рубаху порвал. – Рубаха – пустяк. Тогда Данька узнал цену настоящей дружбы.
– Он же зашил нам ее потом. – Говорил Юн. – Он же извинился.
– Извинился. А где ты был, Юн, когда капитан назначил меня матросом? – Матросом Свен назначил его, а не этого удохлика.
– Я на сундуке сидел, на котором ты спишь в каюте капитана.
– Сидел на сундуке и ножками болтал. – Упрекал Данька свое детство.
– Ну, было. Было.
– Так. – Данька пытался найти еще что-нибудь, в чем виновато детство.
– А во время шторма? – Вспомнил Даня. – Того первого шторма, когда я с ребятами боролся со стихией.
– Я рядом был.
– А я думал, тебя волной смыло. – Ехидно заметил Данька.
– Нет, ты же видишь, я здесь. – Оправдывался Юн.
– Ладно. А когда мы с тобой, я еще был юнгой, мы стояли на палубе, а ребята пошли на абордаж. Помнишь? – Сам Данька помнил, как прирос ногами к палубе. И те ужасные картины.
– Помню, – признался Юн.
– Тогда мы с тобой впервые увидели, как льется кровь. Как убивают. Крики. Ты же испугался. Испугался, Юн? Это я из-за тебя стоял там в ступоре. Двинуться не мог.
– А я тут причем? Это ты сам застрял.
– Ага. А потом меня капитан тряс рукой, а рука в крови.
– Нет худа, без добра. – Говорил парень. – Когда ты увидел эти пятна крови на своей рубашке, здесь в этой комнате, когда ты вернулся оттуда, ты понял, что это не сон. А то еще бы долго думал, что все тебе приснилось.
– Думал бы. Я из-за тебя, Юн, ободрал ладони, когда спускался по канату с мачты. Потом из-за тебя, труса, прятал ладони от матери, что б она не увидела, что я их ободрал.
– Ты всегда во всем меня винишь. Если маленький, то и виноват. Так? – Голос Юна задрожал, он по-настоящему обиделся.
– Да, ладно. – Даньке отчего-то стало опять жалко этого пацана. – Не сердись.
– Зато в первом бою, – оживился Юн, – как я тебе помог.
– Это когда? Когда я убил испанца? – Данька хлопнул себя по колену рукой.
– Да. Это я тебе помог. Это же я тренировался с капитаном Свеном.
– Кто тренировался?! – Возмутился Даня. – Это меня капитан обещал сделать настоящим матросом. Это я учился сражаться, стрелять. А ты где-то отсиживался.
– Я не отсиживался. Я еще раньше учился фехтовать. Вспомни, я дрался с Извечным Злом.
– Это, с которым? – Спросил Даня. Увидел на столе книжонку в тонком переплете, которую он когда-то любил читать. Книга о скромном герое. Взял ее двумя пальцами.
– Вот с этим злом ты сражался?
– Да. Ты припомни, Даня, вот я со шпагой на кухне, а Зло бросилось на меня…
– Опомнись. Опомнись, Юн. Какая шпага? Ты схватил тогда кухонный нож, зажал его в своей ручонке, встал, стоял, как раскоряка и воображал, что дерешься с извечным Злом.
– Я с ним дрался! – Заявил Юн.
– И ты думаешь, это мне помогло?
– Конечно, – сообщило детство, – а потом мы бросились дальше в бой.
– Вот, вот. Именно бросились, очертя голову. И все из-за тебя. – Сказал Данька. – Если бы не ты. Ты тогда испугался. Испугался, что парни будут говорить, ты трус. Поэтому ты бросился ни о чем не думая.
– За то, я прикрыл тогда капитана.
– Ты? Ты прикрыл капитана? Когда испанец хотел ударить Свена в спину? Это я, я прикрыл своей грудью капитана. Ты бы ведь струсил.
– Не правда! Не струсил бы. – Юн вскочил на ноги. Минута, и броситься с кулаками.
– Ладно. Не струсил, может быть. – Решил не добивать свое детство Данька. Пусть успокоится.
– А здорово мы тогда маму испугали. – Вновь оживился Юн. Когда забинтованные обрывками рубахи появились здесь. С кровавым пятном.
– Юн, не стыдно? Мать испугали? Нашел чему радоваться. – Данька качал укоризненно головой.
– Я не радуюсь. – Детство начало чесать затылок. – Правда, не радуюсь.
– А где ты был, – Даня спрашивал своего собеседника, словно он был подозреваемым, – в то время, когда мы ночью крались по берегу, что бы захватить город? Когда на рассвете мы перебрались через стену форта с Брайаном и сняли всех часовых? Открыли ворота. В кустах прятался?
– Нет. – Оправдывалось детство. – В кустах и ночью, я бы испугался. Я с тобой был. С тобой не так страшно. И это мы с тобой ножички бросали и всех часовых сняли.
– Господи, вот ребенок. – Подумал Данька. – Мы же убили их. А он: ножички бросали.
– Ладно. – Сказал Даня, словно помиловал этого ребенка. – А что ты можешь сказать о том, когда меня ранило шальной пулей? Когда мы пробивались сквозь строй испанских кораблей?
– А? Вспомни, как Брайан вынимал из тебя пулю, а потом зашивал. Ковырял в тебе ножичком, а ты палку в зубах держал, чтобы не кричать от боли и не сломать зубы. Парни тебя за руки и за ноги держали, а ты верещал.
– Я не верещал. А стонал. – В самом деле, как ему было больно. И он думал, что умрет.
– Ну, стонал. – Согласилось детство. – И пытался бормотать: матросы не плачут. А сам все равно…
– Я не плакал. – Оборвал грубо детство Данька. Матросы не плачут, так учил его капитан. И это он будет помнить всю жизнь.
– Все равно. Ты еще вцепился в руку капитана. Ты думал, что помрешь. Вспомни!
– Помню. Думал. – Бессмысленно отрицать.
– Во! А Брайан тебя заштопал.
– Заштопал. Ты знаешь, как это было больно.
– Знаю. – На глазах Юна, выступила слезинка. – Но потом, когда ты уже поправлялся в доме капитана. Он не хотел брать тебя в поход. Я помог тебе пробраться ночью на корабль и спрятаться там.
– Ты, Юн? А мне кажется, это был Хуан. Он доставил меня на лодке к кораблю. Тот парень, которого мы захватили на испанском корабле, и капитан собирался его сжечь.
– А с Хуаном я подружился. – Заявил Юн. – Когда в трюм носил ему еду и воду. Хуан тогда еще твердил, что он слуга. Он нерадив, ленив и прожорлив. И его надо побоями учить уму-разуму. Так положено. Забавный такой.
– Точно, забавный. – Данька считал испанца своим другом.
– Если б не я, ты не полез бы ночью на корабль. А утром, капитан тебя объявил помощником боцмана. Это потому, что я…
– Господи, что ты выдумываешь, Юн. Капитан все без тебя решил.
– И что? Зато Жанетта, наша кухарка в доме Леона, она меня любит больше, чем тебя.
– В самом деле? – Совсем обнаглел.
– Ага. Это мне она каждый вечер приносит с кухни чего-нибудь вкусненького.
– И не правда. А Леон, управляющий домом Свена хромой бывший моряк, меня больше любит.
– Нет, меня.
– Не ври, меня.
У них завязался спор.
– Хорошо. – Согласился в конце Даня. – Они любят нас пополам.
– Это как, пополам?
– На половину тебя, наполовину меня. Может так, Юн? – Даня улыбнулся.
Детство улыбнулось ему в ответ.
– Заболтался я с тобой, Юн. Мне бежать пора. Макс со Славкой ждут. Они завтра уезжают. Надо попрощаться.
– Давай.
– Пожмем, Юн, друг другу руки. – Предложил Данька. – Мы же с тобой братаны.
И они пожали друг другу руки.
Даня пошел к выходу из комнаты, оглянулся.
– Юн, ты заходи ко мне. Не оставляй одного. Мне без тебя, дурачок, будет плохо.
– А можно, – вдруг решился Юн, – я с тобой пойду?
– Ты? Да ты – маленький. Таскать за собой всякую малышню. – Даня хитро прищурился. Куда от него денешься.
– Вот, чуть что, сразу маленький.
– Ты станешь хныкать.
– Я? Нет. Данечка, возьми меня с собой.
– Куда от тебя денешься. Идем, малышня.
Даня, одевшись, вышел из дома. Он шел к Максу и думал: совсем недавно на школьном дворе они с Максимом думали о том, как закончат школу. Когда это было? Давно. Миллион лет тому назад. Миллион лет до нашей эры. Вот именно, миллион лет до нашей эры! И сейчас она наша эра.
- Предыдущая
- 3/17
- Следующая