Генерал в Белом доме - Иванов Роберт Федорович - Страница 25

• Предыдущая
• 25/122
• Следующая

Послание Рузвельта Черчиллю было недвусмысленным напоминанием и британскому премьер-министру кто есть кто в англо-американских союзнических отношениях.

Однако Черчилль был не из тех политиков, которые без борьбы капитулируют пусть даже перед значительно более сильными соперниками или партнерами.

Единоначалие генерала Эйзенхауэра в Северной Африке ни в коей мере его не устраивало, и 10 февраля 1943 г. в очередном послании Рузвельту он заявляет: «Если будет подчеркиваться назначение генерала Эйзенхауэра верховным главнокомандующим, а соответствующие функции генерала Александера и вице-маршала авиации Теддера – затушевываться, я думаю, английская пресса обрушит на нас поток критики». Черчилль считал, что в этом случае «пресса выразит общее настроение, господствующее в стране, и найдется много людей, которые будут искренне считать, что английских командиров и английские войска незаслуженно обходят, исходя из каких-то соображений, ради международной политики».

Премьер-министр предлагал президенту свой план разделения обязанностей среди союзного генералитета в Северной Африке: «…генерал Эйзенхауэр – главнокомандующий, Александер командует войсками Объединенных Наций в Тунисе, а Теддер – военно-воздушными силами»[182].

Эти распри между англо-американскими союзниками на самом высоком уровне ставили Эйзенхауэра в очень сложное положение, так как ему приходилось ежедневно, если не ежечасно, решать многочисленные спорные проблемы, которые возникали между английскими и американскими вооруженными силами. Не без труда, но, продемонстрировав хорошие дипломатические способности, Эйзенхауэр успешно справлялся с этими трудными задачами. Свидетельством этого являлось, в частности, то, что он сумел сохранить и упрочить свои хорошие отношения с Черчиллем, который особенно болезненно реагировал на то, что в англо-американском военно-политическом союзе главенствующая роль США была бесспорна.

13 ноября генерал Кларк объявил корреспондентам, что Эйзенхауэр принял «реалистическое» решение, провозгласив Дарлана руководителем французов. Все вишисты оставались во французской Северной Африке на своих местах.

Активных участников борьбы против фашистской Германии и режима Виши не выпускали из тюремных застенков. В центральной алжирской тюрьме при молчаливом попустительстве союзных властей находились в заключении 27 коммунистов – депутатов Национального собрания Франции. Эйзенхауэр оставил без ответа обращение заключенных коммунистов, протестовавших против массовых репрессий вишистов. Только в феврале 1943 г. под давлением мировой прогрессивной общественности эти антифашисты были освобождены из тюрем и концентрационных лагерей[183]. Однако в Северной Африке сохранилось бесправное положение местных жителей»[184]. Взрыв возмущения потряс все страны антигитлеровской коалиции: первая же наступательная операция союзников свелась к открытому сотрудничеству с коллаборационистами. Рузвельт и Черчилль умыли руки. Они попытались сделать из Эйзенхауэра козла отпущения, заставить его принять на себя все издержки союзнической политики в Северной Африке. Рузвельт, в частности, заявил 17 ноября: «Я возложил на генерала Эйзенхауэра ответственность за принятие политических решений во время его пребывания в Северной и Западной Африке»[185].

Позднее Эйзенхауэр отмечал, что в своей деятельности в Алжире он руководствовался стремлением демократическим путем решать сложные политические проблемы Северной Африки и обеспечить англо-франко-американское единство в борьбе против нацистов[186]. Конечно, предпринимая в Алжире те или иные практические шаги, Эйзенхауэр сообразовывал свои действия с инструкциями госдепартамента, но это не меняло положения. Морально-политическая ответственность за принятие непопулярных решений о сотрудничестве с коллаборационистами реально ложилась на него. Убийство Дарлана несколько уменьшило политическую напряженность, но не сняло ее полностью. В разговоре с Милтоном, приехавшим в Алжир по делам службы военной информации, Эйзенхауэр заметил: «Если бы я мог стать простым командиром батальона и вести его в бой под огнем, все было бы куда проще»[187].

Особенно трудное положение для союзников создалось поздней осенью и к концу 1942 г. «Самые лучшие новости для союзников поступали той осенью из России. 19 ноября Красная Армия контратаковала… в Сталинграде. Через пять дней стало очевидно, что немцы попали в городе в ловушку. В этот день, 24 ноября, Эйзенхауэр писал Мэми: «Борьба русских продолжает волновать меня до глубины души. Они наносят такие сокрушительные удары, что нельзя не восхищаться ими. Я уверен, что русские уничтожат миллион проклятых гансов и даже больше! И я хотел, чтобы мы немедленно начали молотить проклятых немцев столь же успешно и в таких же масштабах, как русские»[188].

К концу января 1943 г. западные союзники сосредоточили в Северной Африке армию численностью более 400 тыс. человек. Кроме того, к ним присоединилось 200 тыс. человек из состава французских войск.

Несмотря на общее превосходство сил, западные союзники недостаточно решительно действовали и в Тунисе, где развернулись основные военные операции. Начались затяжные бои. Завершение военных операций в этом районе намечалось на февраль 1943 г., затем этот срок был передвинут на конец апреля. Пассивность союзных вооруженных сил в Тунисе дала возможность немецкому командованию маневрировать резервами, перебрасывать их с Запада на советско-германский фронт, где в то время шли ожесточенные сражения в Донбассе, на Харьковском и Курском направлениях.

В целом высадка союзников в Северной Африке имела важное значение как первая успешная англо-американская наступательная операция. Эйзенхауэр получил поздравительное послание от президента Рузвельта. Командующий войсками союзников придавал этому поздравлению столь важное значение, что разослал его всем своим подчиненным генералам. Президент поздравлял Эйзенхауэра и всех участников операции от себя лично «и от имени американского народа – с исключительно успешным выполнением труднейшей задачи». Рузвельт подчеркивал не только важное военное значение «Факела», но и политическое, как «свидетельство в высшей степени эффективного сотрудничества британских и американских вооруженных сил».

В США обратили внимание на то, что «даже Сталин присоединился к поздравлениям, заявив, как свидетельствовала «Нью-Йорк таймс», что «англо-американская кампания в Африке радикально повернула военную и политическую ситуацию в Европе в пользу союзников, открыла путь к скорому крушению германского и итальянского фашизма»[189].

Первая военная операция, которой руководил Эйзенхауэр, далась ему нелегко. Он «начал страдать от быстро прогрессировавшей бессонницы и убийственного темпа работы»[190]. По распоряжению Маршалла для Эйзенхауэра был введен более щадящий режим. Он получил возможность даже уделять какое-то время любимым физическим упражнениям.

Тем не менее в первой половине января Эйзенхауэр заболел.

Не успев по-настоящему оправиться от болезни, 15 января 1943 г. он вылетел в Касабланку, где должна была состояться встреча Рузвельта с Черчиллем. Во время полета что-то случилось с тяжелым бомбардировщиком Б-17. Мотор стал работать с перебоями, машину трясло, как в лихорадке. Команда и пассажиры уже приготовились прыгать с парашютами, но самолет все же удалось благополучно посадить. В Касабланке Эйзенхауэра ждали приятные вести. Маршалл предложил присвоить ему высшее воинское звание полного генерала, чтобы американский главнокомандующий имел, наконец, возможность на равных говорить со своими коллегами-союзниками. Рузвельт в ответ на это предложение не без основания сказал, что звания надо присваивать генералам за конкретные дела, а Эйзенхауэр еще не взял Тунис. Правда, спустя две недели после этого разговора президент дал все же согласие на повышение Эйзенхауэра в звании. 11 февраля 1943 г. тот получил временное звание полного генерала[191].

• Предыдущая
• 25/122
• Следующая