Фиктивная помолвка - Бэлоу Мэри - Страница 10
- Предыдущая
- 10/49
- Следующая
– Ты как всегда издеваешься над моими чувствами. Так далеко дело не зайдет, Фрэнсис. Что бы ни случилось, я расторгну помолвку, не доводя дела до свадьбы. Даю тебе слово.
– Боже правый, Софи! Представляешь, какой разразится скандал?
– Скандал меня не волнует.
– Взволнует. Никто не захочет прикоснуться к тебе и тридцатифутовым шестом после того, как ты бросишь сына герцога почти у самого алтаря!
– Меня это вполне устраивает. Я уже говорила тебе, что вообще не собираюсь выходить замуж. И не желаю, чтобы меня трогали шестами или чем-либо иным!
– Я говорю не только о женихах, Софи. Никто не станет никуда тебя приглашать. Ты станешь отверженной, парией.
– Чепуха.
– Только не говори, что я не предупреждал тебя. Вперед, и делай то, что задумала. Раз ты дала слово, что откажешься от брака, так сама и делай это. Я определенно на такое не способен.
– О, Фрэнсис, ты так добр, – просияла София. – Я не думала, что мне удастся уговорить тебя согласиться на оглашение. Ты замечательный!
– Софи, – нахмурился он, – прошу тебя, поменьше восторженных слов вроде «добрый» и « замечательный». Они заставляют меня нервничать. Давай лучше надеяться, что твой отец скажет «нет» и пошлет меня подальше. Честно говоря, очень хотелось бы надеяться на это.
– Венчание в деревенской церкви, звон колоколов, хоровое пение, органная музыка и приходский священник в праздничном облачении, – с мечтательным взглядом протянула София. – О, Фрэнсис, ведь все это не может не напомнить им об их свадьбе и не тронуть их души. Не может!
– Ах, сумасшедший дом, сумасшедший дом, твои двери широко распахнуты, и ты определенно ждешь меня.
Граф Клифтон заканчивал партию в кегли, когда из дома вышла София. «Должно быть, разговаривала с Оливией», – решил он, так как заметил, что миссис Биддефорд пришла на площадку еще час назад, и немного расслабился, надеясь, что графиня вразумила дочь.
Он с большим облегчением прочел письмо, в котором Оливия сообщала, что приедет. С большим облегчением, но и еще с каким-то чувством. Он совсем не был уверен, что на самом деле снова хочет видеть ее, несмотря на то, что ее портрет всегда был с ним, куда бы он ни ездил: портрет всегда стоял у его кровати, это было последнее, на что он смотрел вечером перед тем, как погасить свет, и первое, на что он смотрел утром, прежде чем встать с кровати. Но портрет и реальный человек – далеко не одно и то же.
В конце игры граф попросил разрешения уйти и засмеялся, когда лорд Уитли заметил, что с удовольствием отпускает такого классного игрока.
– Могу держать пари, Клифтон, что летом вы проводите все свободное время в тренировках и теперь выставляете всех нас, остальных смертных, неуклюжими недотепами, – пошутил гость.
– Я специально приобрел огромный зонтик на случай дождливой погоды, так что не теряю даром ни мгновения, – откликнулся граф.
Увидев, что София и Саттон увлеченно беседуют, прогуливаясь немного в стороне от остальных, он решил, что дочь пересказывает юноше разговор с матерью. София раскраснелась, но не казалась особенно огорченной. Сейчас граф не боялся оставить молодых людей без присмотра – они находились в окружении гостей, среди которых были и родители Саттона, – и направился в дом.
Графини не было в ее личных апартаментах, не было ее ни в большой гостиной, ни в малой, ни в одном из салонов. «Ее милость решила прогуляться», – сказал ему лакей, когда он наконец догадался спросить. Граф вышел на террасу и обвел взглядом все дорожки английского парка – они были пусты. Скамейка у фонтана тоже пуста. Он вышел в парк, чтобы взглянуть на ту его часть, которая была не видна с террасы. А если бы Оливия пошла на игровую площадку, он встретил бы ее по дороге в дом.
«Где она может быть? – размышлял граф. – В деревне? Но если ей было что-то нужно, она поехала бы вместе с Биддефордами и Софией. В потайном садике? Неужели она помнит его?»
В последние годы жизни старого графа этот потайной сад пришел в запустение и безнадежно зарос, а замок на калитке заржавел. Придя туда после похорон, граф Клифтон стоял на том месте, где в первый раз поцеловал Ливи, и чувствовал еще большую безнадежность, чем на церковном дворе, когда смотрел на деревянный ящик, где было все, что осталось от горячо любимого отца. Ему казалось, что состояние сада как в зеркале отражает его судьбу, но привести его в порядок, вернуть ему прежний вид воспринималось им как непосильная и бесполезная задача. Зачем приводить в порядок садик, который почти никого из ныне живущих не интересовал? Дом окружали большие газоны, а дальше на многие мили тянулся ухоженный парк. Кому нужен крошечный садик, спрятанный среди леса? «Мне, вот кому», – ответил себе граф. Как и портрет у кровати, это было воспоминание, оставшееся у него об Оливии. Она любила сад, и в тот месяц перед их свадьбой Маркус всегда знал, где найти ее, и часто приходил туда к ней. Она никогда не запирала от него калитку, хотя, оставаясь вдвоем, они не раз отгораживались от всего мира, чтобы насладиться объятиями.
«Неужели Оливия помнит этот сад? И пошла туда? Неужели это не было местом, куда она направилась бы в последнюю очередь?» – продолжал спрашивать себя граф. И все же с самого начала его не оставляла надежда, что она там. С того момента, как ему стало известно, что графиня приедет, он не запирал калитку, надеясь, что только она и никто другой, быть может, найдет к ней дорогу, потому что не желал допускать в потайной сад ни своих гостей, ни даже Софию.
Свернув с главной дорожки, лорд Клифтон энергично шагал через лес, пока не подошел к стене, заросшей плющом, под которым скрывалась арочная калитка. Остановившись у закрытой калитки, он положил руку на щеколду и принялся убеждать себя, что Оливии не может быть там и очень глупо искать ее там, что если даже она там, то было бы ошибкой войти туда, что если она пришла сюда, значит, ей хотелось тишины и уединения, и, во всяком случае, если она там, то наверняка заперла калитку. Но калитка оказалась незапертой и, когда он поднял щеколду, легко распахнулась внутрь на хорошо смазанных петлях.
От контраста между тем, что было за стеной, и тем, что оставалось снаружи, у любого, впервые увидевшего этот сад, могло бы перехватить дыхание. Снаружи росли высокие старые деревья, и царивший полумрак приглушал все цвета. Внутри открывалось пышное цветение и буйство красок. Расположенные в центре каменные часы были окружены уже отцветающими молодыми плодовыми деревьями; за калиткой начиналась мощеная дорожка, по обе стороны которой раскинулись травяные лужайки; в противоположных углах сада были устроены скалистые горки, покрытые цветочными коврами; по стенам карабкались плетистые розы. Садовники графа не жалели времени на то, чтобы поддерживать эту красоту в безупречном состоянии.
Оливия в муслиновом платье такого же сочного зеленого цвета, как трава, сидела, обхватив колени, на плоском камне одной из горок. Войдя, Клифтон осторожно закрыл за собой калитку, но не стал запирать ее.
– Ты сохранил его, Маркус? – Она пристально смотрела на него, приподняв одну бровь.
– Да, – Ответил он, подойдя ближе.
– Почему?
Несколько минут он не отвечал – разве мог он назвать ей истинную причину?
– Наверное, наследственная сентиментальность, – наконец произнес он. – Знаешь, когда что-то столь несказанно красиво, ощущаешь потребность оставаться верным этой красоте.
Она кивнула, видимо, удовлетворившись таким объяснением.
«Ты несказанно красива», – подумал он. Портрет возле его кровати больше не давал представления о ней. В Оливии уже не было цветения юности, она была женщиной, более пленительной, чем молодая девушка.
– Итак? – спросил он.
– Маркус, я не знаю, можно ли это предотвратить, – ответила она. – София всей душой стремится к браку, и я не заметила, чтобы все сказанное мною вызвало у нее хоть малейшее сомнение в правильности и благоразумии выбранного пути.
- Предыдущая
- 10/49
- Следующая
