Фиктивная помолвка - Бэлоу Мэри - Страница 46

• Предыдущая
• 46/49
• Следующая

Оливия вела себя отвратительно грубо и осознавала это, но ничего не могла с собой поделать. Можно было или вести себя так, или со слезами броситься к Марку в объятия, но она не желала показывать ему, насколько он ей нужен, показывать, что беспрестанно днем и ночью тоскует по нему с того момента, как прошлым летом вернулась из Клифтона. Он приехал из-за ребенка, оставив леди Монингтон, чтобы, вернувшись назад, можно было похвастаться новорожденным. «Правда ли то, что он сказал об этой женщине?» – ревниво спросила себя Оливия.

– Позволь, я помогу тебе.

Его рука была намного тверже, чем у Кларенса, на нее гораздо надежнее было опираться, но расстояние до дома вдруг показалось Оливии огромным.

– Что случилось? – забеспокоился граф, когда она остановилась.

– Он опять пошевелился. Мне нужно добраться до дома. Сегодня я себя неважно чувствую.

– И не было никого, кто настоял бы, чтобы ты оставалась дома, когда тебе нехорошо? Теперь я буду с тобой.

– Впереди еще две недели, а София родилась позже срока, так что, возможно, с этим ребенком будет то же самое. Возможно, ждать еще месяц. Если ты останешься, то пропустишь часть сезона. Тебе нет необходимости оставаться, я немедленно дам тебе знать.

– Лучше побереги силы, чтобы добраться до дома. Если ты вспомнишь, это и мой дом, Ливи. Я собирался приехать сюда и пожить здесь некоторое время.

– Я не хочу, чтобы ты был здесь.

– Правда? Очень жаль.

– Я надеялась, что приедет София.

– Я послал ей письмо, но не дождался ответа. У меня появилось внезапное и странное, непреодолимое желание навестить свою жену. Единственное, что мне известно, – София и Фрэнсис могут приехать вслед за мной. Что случилось?

Оливия снова остановилась и сделала глубокий вдох вместо того, чтобы поставить ногу на нижнюю ступеньку крыльца.

– По-моему, этот ребенок не собирается ждать еще две недели. Думаю, он готов появиться на свет гораздо раньше.

Парадные двери дома были открыты, в холле собралось гораздо больше слуг, чем обычно, и все они с любопытством смотрели на хозяина, которого либо вообще никогда не видели, либо не видели много лет. Граф быстро отдал распоряжения, и вскоре один из слуг уже торопился за горничной графини, другой – за миссис Оливер, третий – за доктором, а остальные, широко раскрыв глаза, смотрели, как граф, словно пушинку, подняв на руки беременную жену, почти бегом поднимается с ней по лестнице.

Оливия не могла лечь. Боли между схватками становились все острее.

– Попробуйте лечь на бок, – посоветовала горничная.

– Чтобы унять боль, нужно поджать колени к груди, – сказала миссис Оливер.

– Положите под плечи подушку, тогда она будет в согнутом положении, – сказал доктор.

– Надо понять, в чем дело, и позволить моей жене делать так, как ей удобнее всего, – заявил граф. – Нет, черт возьми, я не уйду из комнаты. Моя супруга вот-вот произведет на свет моего ребенка, и будь я проклят, если не останусь в комнате вопреки всем уговорам.

Когда Оливия расслабилась после особенно продолжительной схватки, граф извинился перед дамами за свою лексику, но уйти решительно отказался.

– Оливия, когда снова начнется схватка, прислонись ко мне, быть может, тебе будет легче.

И вот когда по ее тяжелому дыханию он понял, что надвигается очередной приступ боли, Маркус сел сбоку на край кровати, и Оливия, крепко прижавшись к нему спиной, откинула голову на его плечо.

– Помогает? – спросил он, когда она опять расслабилась.

– Да.

Горничная ушла, доктор и миссис Оливер тихо разговаривали в противоположном углу комнаты, и граф решил, что они, вероятно, готовят какой-то тайный план, чтобы отделаться от него. Оливия снова села, выпрямившись, наклонив голову и закрыв глаза.

– Ливи, знай, я приехал из-за тебя, не из-за ребенка. Ребенок был зачат в любви. Во всяком случае, с моей стороны. Я люблю тебя. Любил всегда и всегда буду любить. В отношении моих чувств к тебе все осталось по-прежнему.

Подняв голову, Оливия сделала глубокий вдох и опять прижалась к нему, а он прочно поддерживал жену, пока та боролась с болью. Но когда боль отпустила, она осталась в том же положении.

– Я никогда не был таким любителем женщин, каким ты, по-видимому, считаешь меня. После того, как ты совершенно ясно дала понять, что примирение между нами невозможно, в течение года у меня была женщина, а с тех пор лишь несколько коротких связей. И шесть лет у меня была Мэри. Ливи, она мой друг, как Кларенс – твой. Но тем не менее я порвал с ней отношения сразу же после свадьбы Софии. Я понял, что рядом не может быть ни одной женщины, кроме тебя, даже если ты никогда не примешь меня обратно.

– Не нужно так говорить, Марк.

– Нет, нужно. Я знаю, ты невысокого мнения обо мне, Ливи. Но пока София взрослела, ты должна была утешать себя тем, что мое падение с пьедестала произошло через насколько лет после ее зачатия и рождения. Я считаю, тебе следует знать – этот ребенок тоже не плод полной деградации!

– Марк, – начала она, но, сделав резкий вдох, снова прижала голову к его плечу. – Ох, – выдохнула Оливия, когда боль наконец прошла. – Больно. Больно, Марк.

– О, Господи, если бы я мог сделать это вместо тебя.

Она тихо засмеялась.

– Ливи, я люблю тебя. Я хочу, чтобы ты знала это, ради ребенка. Я всегда любил тебя и был верен тебе с момента его зачатия. Твой отъезд прошлым летом разбил мне сердце, с тех пор я все время мечтал о тебе. Я хочу, чтобы ты это знала, ради ребенка. Говорю это не для того, чтобы огорчить тебя…

– Огорчить… Здесь так жарко. Открой окно, Марк.

– Они все открыты. Принесите холодную простыню, миссис Оливер, – повысив голос, попросил граф. – Графине очень жарко.

Роды затянулись. С наступлением темноты доктор ушел в другую комнату, чтобы немного поспать, после полуночи горничная сменила на дежурстве миссис Оливер, а граф так и не уходил. Если он отходил от кровати сменить влажную простыню или сделать глоток воды, Оливия в панике звала его. Когда на нее накатывалась очередная волна боли, ей необходимо было чувствовать за спиной сильное и теплое тело мужа.

Рассвет наступил еще до того, как Оливия наконец почувствовала настоятельное желание вытолкнуть на свет ребенка, и горничная побежала будить доктора.

– Возьми мою силу, Ливи, – шептал Марк у ее горячего виска во время все более коротких интервалов между схватками. – Я готов отдать тебе всю ее, дорогая.

– Марк! Марк! А-а-ах!

Во время первых родов он держал ее за плечи, и время тянулось неимоверно долго. Потом по выражению ее лица он понял, как тяжело ей пришлось. Но он не имел представления о том, какие страдания претерпевает женщина, чтобы принести в мир новую жизнь. Он умер бы ради нее, если бы этим мог избавить ее от схваток. Но он не мог сделать ничего, оставалось только поддерживать жену, ополаскивать ей лицо в перерыве между схватками и вспоминать удовольствие, которое он получил, когда заронил в ее лоно свое семя.

Придя в спальню, доктор наконец уговорил Оливию лечь и приготовиться к родам, но ей это далось нелегко. И Марк с ужасом увидел, что после многочасовой изматывающей боли она тратит на простые движения больше сил, чем он когда-либо затрачивал в течение целого дня тяжелой работы.

«Боже мой, Боже мой!» – думал он, помогая миссис Оливер, наверное, в десятый раз поднять с постели плечи Оливии, когда его жена из последних сил тужилась, чтобы освободиться от бремени. И экономка, и доктор давно отказались от попыток заставить его уйти, как полагалось бы приличному мужу. Но граф решил, что он достаточно долго не был приличным мужем и теперь не имеет смысла меняться.

Наконец, дважды или трижды со свистом выдохнув, прежде чем снова вдохнуть, она вытолкнула новорожденного, и граф с удивлением и благоговением увидел, что у него родился сын.

– У нас сын, Ливи. Сын. – Опуская жену на подушки, Маркус рыдал, но его не заботило, что кто-то мог это видеть.

• Предыдущая
• 46/49
• Следующая